Борьба за власть в Москве после смерти Василия III и внешняя политика Русского государства
Смерть великого князя Василия III привела к обострению борьбы за власть при дворе и осложнила внешнеполитическое положение Русского государства. Особо напряженными были отношения с Литвой, власти которой не собирались мириться с потерей обширных территорий. В статье предполагается рассмотреть то, в какой степени события лета 1534 г. связаны с внешнеполитической ситуацией того времени1.
Некоторые ученые пришли к выводу о том, что всплеск внутренней борьбы при московском дворе в значительной мере связан с различными подходами к вопросам внешней политики и противоречиями между выходцами из Литвы и местными боярами. А. А. Зимин отмечал, что в Боярской думе существовали группировки, придерживавшиеся различных взглядов на внешнюю политику. Так, М. Л. Глинский, Бельские и другие «выходцы из западных и юго-западных земель Русского государства» настаивали на мирных отношениях с Литвой, а «партия Шуйских» стремилась к войне на западных границах2. М. М. Кром пишет, что в первой половине 1534 г. идет оттеснение «литовских выходцев». Подобная политика связана, с одной стороны, с ситуацией приближающегося конфликта с Литвой, а с другой — с обострением розни между местными и приезжими княжатами3.
Однако не все исследователи согласны с тем, что именно противоречия по вопросам внешней политики и конфликт между выходцами из Литвы и местными московскими боярами сыграли большую роль в событиях августа 1534 г.4
Последовательность событий не вызывает сомнений: побег С. Ф. Бельского и И. В. Ляцкого, аресты ряда представителей знати и М. Л. Глинского. В итоге власть переходит в руки великой княгини Елены Глинской и близких к ней лиц. Но что стояло за этим?
Смерть Василия III передала власть в руки лиц, которым было поручено «держать государство» великим князем5. Арест Юрия Дмитровского, произведенный спустя неделю после смерти великого князя, обошелся без серьезных потрясений в правящей верхушке, хотя в событиях оказались замешаны князья А. М. Шуйский и Б. И. Горбатый6. А. М. Шуйский попал в заключение. Боярин князь Б. И. Горбатый, родня Шуйских, был оправдан, но вскоре удален из Москвы и стал наместником в Великом Новгороде. Там же оказался и М. С. Воронцов7.
Важнейшей задачей нового руководства являлось подтверждение международных соглашений в связи с переменами на престоле. Особо напряженными были отношения с Литвой8. К королю «объявить» Ивана IV «на государстве» отправили Т. В. Бражникова9. В конце февраля русский посланец привез грамоты от Сигизмунда. Стало ясно — король претендует на возвращение земель, потерянных Великим княжеством за последние десятилетия. В Литве в начале 1534 г. было принято решение о войне с Россией10.
Отправленный в Крым И. И. Челищев вернулся в Москву в июне 1534 г. и сообщил о том, что хан Сахиб-Гирей решил ориентироваться на Литву11. Но в результате внутреннего конфликта Крымское ханство в тот период не смогло оказать Литве действенную помощь в назревавшей войне с Россией12.
Таким образом, внешнеполитическое положение России после смерти Василия III оставляло желать много лучшего. Можно было ожидать удара и с юга — со стороны Крыма, и с запада — со стороны Литвы. Причем русское правительство более опасным направлением летом 1534 г. считало южное — здесь были сосредоточены основные силы13.
Вместе с тем, в Москве понимали неизбежность войны с Литвой еще с конца февраля. Мнение о том, что существовала влиятельная группировка, выступающая за сохранение мира, не бесспорно. Русское государство было заинтересовано в сохранении мира с Литвой, но на условиях статус-кво, а позиция литовских правящих кругов делала это невозможным. Спрашивается: могли ли выходцы из западных земель России настаивать на сохранении мирных отношений путем уступки территорий (например, Смоленска с округой)? Едва ли кто-либо из русской элиты готов был ради сохранения мира, без боя, поступиться землями, находившимися в составе России несколько десятилетий.
О ситуации внутри правящей верхушки после «поимания» Юрия Дмитровского летописи не говорят до самых событий августа 1534 г. Вместе с тем есть некоторые источники, которые позволяют сделать определенные выводы о роли тех или иных лиц. Так, по челобитной Ивана Яганова, его служба «ведома» князю М. Л. Глинскому и И. Ю. Шигоне Поджогину. Ясно, что в первое время после смерти Василия III они были достаточно влиятельными, чтобы на них можно было ссылаться14.
Если М. Л. Глинский и И. Ю. Шигона неоднократно упоминались в Повести о болезни и смерти Василия III, и их влияние в начале 1534 г. вполне соответствовало воле покойного великого князя, то появление в ближайшем окружении Елены Глинской князя Ивана Федоровича Овчины едва ли отвечало намерениям скончавшегося правителя. Ситуацию в правящих верхах летом 1534 г. рисуют показания польского жолнера Войтеха. По его словам, «старшими воеводами» в Москве являются Василий Шуйский, Михаил Тучков, Михаил Захарьин, Иван Шигона и князь Михаил Глинский. Именно эти лица «всею землею справують» и собираются управлять до совершеннолетия великого князя. Впрочем, положение М. Л. Глинского особое: отмечается, что дядя великой княгини просто присоединяется к решениям, принятым его товарищами, и ни в чем им не противоречит. Принятые решения согласуются с волей великой княгини. Однако существует еще одна группа знати, в которую входят князья Дмитрий Бельский, Иван Овчина и Федор Мстиславский. Они считаются старшими, но в реальности не имеют влияния. Войтех сообщает, что князей собираются послать на Берег. Вообще, между боярами ссоры, дело чуть не доходит до ножей15.
Князья Бельские Дмитрий Федорович, Иван и Семен были троюродными братьями Ивана IV. Д. Ф. Бельский занимал почетное место среди членов Боярской думы, но был, вероятно, человеком, лишенным амбиций, что и позволило князю благополучно пережить все перипетии 30-40-х гг. XVI в. Но едва ли подобное положение могло устраивать его младших братьев Ивана и Семена Федоровичей16, которые к концу 1533 г. даже не входили в Боярскую думу.
Иван Федорович Овчина — видный воевода времени Василия III. Он был связан с Глинскими: М. Л. Глинский женился на дочери боярина князя Ивана Васильевича Немого Оболенского17, а она была двоюродной племянницей Телепнева. В 1530 г. Телепнев Оболенский — один из руководителей похода на Казань. Он был воеводой в конной рати, которой командовал М. Л. Глинский18. Как сообщает Постниковский летописец, главные воеводы И. Ф. Бельский (командовал судовой ратью) и М. Л. Глинский «меж себя спор учинили о местех: которому ехати в город наперед». Из-за этого спора в Казань войти не удалось19. По рассказу Казанской истории, князь И. Ф. Бельский был подкуплен татарами. Узнавший обо всем Василий III приговорил Бельского к смерти, но помиловал его20.
В 1531 г. И. Ф. Овчина попал в опалу вместе с И. М. Воротынским и И. В. Ляцким21. После смерти Василия III Овчина оказался близок к Елене Глинской. Эта близость была ярко продемонстрирована в момент похорон Василия III. При новом правлении И. Ф. Овчина мог претендовать на самые высокие места, к июлю 1534 г. он стал уже боярином и конюшим22.
В показаниях польского жолнера Войтеха среди тех, кто не имеет реальной власти, фигурирует и еще один представитель знати — князь Мстиславский. Федор Михайлович Мстиславский оказался в России только в 1526 году23. Князь породнился с Василием III — его женили на племяннице великого князя Анастасии24. Впрочем, родство с великим князем не помешало Ф. М. Мстиславскому несколько раз попадать в опалу, он даже пытался бежать обратно в Литву. Интересно то, что после побега С. Ф. Бельского и И. В. Ляцкого и прошедших в августе 1534 г. арестов, сам Мстиславский не пострадал. Это удивительно, учитывая то, что он позже Бельских и Воротынских перешел на русскую службу и пытался бежать еще при Василии III. Именно его можно было подозревать в пролитовских симпатиях, если пытаться объяснить события конфликтом между партиями войны и мира с Литвой25 или политикой оттеснения литовских выходцев26. Ф. М. Мстиславский умер в 1540 г., уже после смерти великой княгини27.
Одним из пострадавших в августе 1534 г. был И. М. Воротынский, арестованный вместе с сыновьями. По сообщению летописей, именно он был «советником» беглецов28. К лету 1534 г. И. М. Воротынский был пожилым человеком, но, несмотря на это, продолжал служить.
Известным воеводой времени правления Василия III был и еще один участник событий — Иван Васильевич Ляцкий. Он принадлежал к виднейшему боярскому роду. Его двоюродным братом был боярин М. Ю. Захарьин. Ляцкий принимал участие в дипломатических переговорах. В 1526 г. он был послом в Литве29. Возможно, тогда у него завязались какие-то личные связи. Можно предположить, что И. В. Ляцкий благодаря своим связям был уверен в теплом приеме, который ему окажут в Литве.
Если говорить о М. Л. Глинском, то можно отметить, что с течением времени его позиции ослабевали. Показателем этого и явились данные польского жолнера, который отметил, что Глинский хоть и входит в состав правящей группы, но лишь присоединяется к принятым другими решениям и ни в чем им не противоречит30. По моему мнению, Глинский и не мог вести себя иначе. Он был приезжим, у него не было крепких связей в русской элите. По жене он был связан с Оболенскими, но, видимо, они приняли решение ориентироваться непосредственно на великую княгиню. М. Л. Глинский мог конфликтовать и с племянницей, но не из-за моральных принципов, а из-за влияния на нее, которое стал оспаривать Овчина. Кроме того, против Глинского могли интриговать князья Шуйские, родня которых пострадала по «делу» Юрия Дмитровского (А. М. Шуйский и Б. И. Горбатый).
Едва ли были теплыми и отношения М. Л. Глинского с князьями Бельскими. Сравнительно недавно, в 1530 г. произошел конфликт между главными воеводами русского войска, подошедшего к стенам Казани. Можно предположить, что конфликт у Глинских был и с князьями Воротынскими. Правда, конфликтовал не сам Михаил Львович, а один из его племянников, князь И. В. Глинский. По сведениям разрядной книги, в 1521 г. М. И. Воротынский и И. В. Глинский были назначены наместниками в Кострому, причем Воротынский получил большую половину, а Глинский — меньшую. Глинский посылал «бить челом» государю о том, что «ему меньши князь Михайла быть невместно». Но «бояре все ему о том лаели и велели быть ему у князь Михайла в меньших и поставили князь Ивана Глинского меньши»31.
Отношения Глинских с Воротынскими тоже были отнюдь не дружественными. В таких условиях М. Л. Глинский и не мог принимать активного участия в управлении государством. Очевидно, понимая шаткость своего положения, М. Л. Глинский сделал в июне 1534 г. вклад в Сергиев монастырь — село Звягино32.
Система власти, которую рисует Войтех, устраивала далеко не всех. Он упоминает о спорах, которые чуть не доходят до поножовщины33. Едва ли сам жолнер мог видеть эти споры, но слухи о конфликтах в правящей верхушке были известны людям. Подобное положение было тем более опасно при внешней угрозе. Выходом была стабилизация положения в правящей элите. События августа 1534 г. и привели к стабилизации внутриполитической ситуации на несколько ближайших лет34.
Представляется, что спор был о реальной власти в стране, которую к тому моменту осуществляли названные Войтехом лица: Шуйские, Тучков, Захарьин, Шигона, согласовавшие свои решения с волей великой княгини Елены. Но власть хотели получить и другие. Можно понять позицию младших князей Бельских. Если их старший брат Д. Ф. Бельский занимал почетное место в Думе и не претендовал, вероятно, на большее, то И. Ф. и С. Ф. Бельские не могли рассчитывать на реальную власть — их действительно использовали в войсках. Интересно отметить, что Шуйские, Тучков, Захарьин и Шигона не фигурируют в июльском разряде 1534 г. и, очевидно, оставались в Москве35. В таких условиях С. Ф. Бельский и решился на побег в Литву, где мог, по его мнению, рассчитывать на большее. Вполне вероятно, что с ним согласен был и его брат И. Ф. Бельский, которого летописи называют «советником» беглецов36.
Некоторые заслуженные воеводы могли считать себя обделенными при новом правлении. Одним из таких был окольничий И. В. Ляцкий. Он мог рассчитывать на боярство, тем более что его двоюродный брат М. Ю. Захарьин был видным боярином и входил в руководство страны. Надеждам И. В. Ляцкого не суждено было сбыться, и это могло обидеть воеводу. У него были связи в Литве, и Ляцкий мог надеяться на хороший прием.
«Советниками» беглецов летопись называет и князя И. М. Воротынского с детьми37. Вероятно, их также не устраивала ситуация в руководстве страны. Наиболее виновным власти считали не самого престарелого И. М. Воротынского, а его сыновей, особенно Владимира, которого после ареста на торгу «пугами били»38. Об этом говорит и то, что сам Воротынский был в заключении в Москве, в то время как его сыновья были отправлены подальше от столицы — в Дмитров39.
Таким образом, летом 1534 г. была достаточно большая группа знати, недовольная ситуацией, сложившейся в правящих кругах. Как представляется, они были недовольны не тем, что назревала война с Литвой, а тем, что их не допускали к власти. Причем это были не только князья литовского происхождения, но и представители старомосковских родов. Побег С. Ф. Бельского и И. В. Ляцкого привел к разрешению ситуации. Власти приняли меры, и «советники» беглецов были арестованы. Бегство отразилось и на тех родственниках С. Ф. Бельского и И. В. Ляцкого, которые не были замешаны в планах бегства. Под подозрением у властей были князь Д. Ф. Бельский и М. Ю. Захарьин. Впрочем, после разбирательства они были отданы на поруки40.
Кто же мог принять меры, распорядиться провести аресты подозреваемых? В этой связи обращают на себя внимание князья Шуйские, которые фигурируют в качестве правителей в показаниях беглецов из России, причем и до, и после случившегося41. Можно предположить, что не остался в стороне в августе И. Ю. Шигона, который в бурной обстановке 30-х гг. XVI в. всегда оставался влиятельной фигурой.
На проведение арестов требовалась санкция великой княгини, которая была получена. Но на арестах родственников и «советников» беглецов все не закончилось. Воспользовавшись сложившейся обстановкой арестов, противники М. Л. Глинского решили окончательно избавиться от него. Активную роль в этом сыграли князья Шуйские. Не обошлось и без великой княгини, которую не устраивала установленная покойным мужем опека. Но если устранение М. Л. Глинского устраивало и Елену, и Шуйских, то цели у них были разные. Шуйские стремились избавиться от соперника, а великая княгиня отнюдь не собиралась, устранив дядю, полностью попасть под влияние Шуйских. У нее были свои интересы — она стремилась к полной власти.
Кроме самого М. Л. Глинского в заключение попали и другие родственники великой княгини Елены — ее братья и мать, княгиня Анна42. Причины их ареста, на мой взгляд, были связаны с тем, что они были против устранения своего родственника М. Л. Глинского. Впрочем, Елена не собиралась ради власти жертвовать своей родней. Все ее родичи, кроме дяди, не играли в то время сколько-нибудь видной роли в русской элите и не представляли для власти великой княгини угрозу. Вскоре эта родня оказалась на свободе. Так, в 1536/1537 г. брат Елены, князь Михаил Васильевич Глинский, совершал земельные сделки43.
Думаю, причина событий лета 1534 г. не в противоречиях по вопросам внешней политики и не в стремлении оттеснить выходцев из западных и юго-западных районов России, которые не представляли собой какой-либо единой группировки с общими целями, едиными взглядами на вопросы внутренней и внешней политики. Это была борьба за власть, победу в которой смогла одержать великая княгиня.
1 О политической ситуации в 1534 г. см.: Карамзин Н. М. История государства Российского. Кн. 2. Т 8. М., 1989. Стб. 8-9, 28; Соловьев С. М. История России с древнейших времен // Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 3. Т 6. М., 1993. С. 402, 425-426; Платонов С. Ф. Иван Грозный // Платонов С. Ф. Сочинения по русской истории. Т. 2. СПб., 1994. С. 23; Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства 30-50-х годов XVI века. М.; Л., 1958. С. 33-44; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 229-232; Скрынников Р. Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 85-87; Юрганов А. Л. Политическая борьба в 30-е годы XVI века // История СССР. 1988. № 2. С. 108-109; Кром М. М. «Вдовствующее царство»: Политический кризис в России 30-40-х годов XVI века. М., 2010. С. 99-111; Фроянов И. Я. Драма русской истории. На путях к опричнине. М., 2007. С. 375-377, 395-396; Корзинин А. Л. Политическая борьба в России в годы боярского правления (1533-1538 гг.) // Вестник СПбГУ. Серия 2. СПб., 2007. Вып. 4. С. 21-23.
2 Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 229-232.
3 Кром М. М. «Вдовствующее царство»... С. 103, 104, 106, 108, 111.
4 Платонов С. Ф. Иван Грозный. С. 23; Юрганов А. Л. Политическая борьба в 30-е годы XVI века. С. 108-109.
5 Шапошник В. В. К вопросу о завещании Василия III // Вестник СПбГУ. Серия 2. 2009. Вып. 2. С. 21-28.
6 Шапошник В. В. Арест Юрия Дмитровского // Труды кафедры истории России с древнейших времен до ХХ века. СПб., 2012. Т. 3. С. 614-637.
7 Пашкова Т И. Местное управление в Русском государстве первой половины XVI века. Наместники и волостели. М., 2000. С. 150.
8 Кром М. М. Стародубская война (1534-1537). Из истории русско-литовских отношений. М., 2008. С. 13-23.
9 Сборник РИО. Т. 59. СПб., 1887. С. 2-10; ПСРЛ. Т. 29. М., 2009. С. 11.
10 Кром М. М. Стародубская война. С. 26-27.
11 ПСРЛ. Т 29. С. 12.
12 Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты. Т. 1. М., 2005. С. 305; КромМ. М. Стародубская война... С. 31-32.
13 Кром М. М. Стародубская война. С. 33-34.
14 Акты исторические. Т. 1. СПб., 1841. С. 197-198; Кром М. М. Челобитная и «запись» Ивана Яганова // Русский дипломатарий. М., 2000. Вып. 6. С. 18-22.
15 АЗР. Т. 2. СПб., 1848. С. 331.
16 Кром М. М. Судьба авантюриста: князь Семен Федорович Бельский // Очерки феодальной России. М., 2000. Вып. 4. С. 98-115.
17 Разрядная книга 1475-1605 гг. М., 1977. Т 1. Ч. 2. С. 202.
18 Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 1. Ч. 2. С. 215; Разрядная книга 1475-1598 гг. М., 1966.
С. 75; ПСРЛ. Т. 13. М., 2000. С. 47.
19 ПСРЛ. Т. 26. М., 2006. С. 314; Т. 34. М., 1978. С. 16.
20 ПСРЛ. Т. 19. М., 2000. Стб. 36-41.
21 Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 1. Ч. 2. С. 219-220; Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 78-79.
22 Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 1. Ч. 2. С. 245; Разрядная книга 1475-1598 гг. С. 84.
23 ПСРЛ. Т. 8. М., 2001. С. 271; Т. 13. С. 45; Т. 34. С. 15.
24 Зимин А. А. Россия на пороге нового времени. М., 1972. С. 316.
25 Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. С. 231-232.
26 Кром М. М. «Вдовствующее царство»... С. 106.
27 Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV -первой трети XVI в. М., 1988. С. 127-128.
28 ПСРЛ. Т. 29. С. 128.
29 ПСРЛ. Т. 13. С. 45; Т. 34. С. 15.
30 АЗР. Т. 2. С. 331.
31 Разрядная книга 1475-1605 гг. М., 1977. Т 1. Ч. 1. С. 179-180.
32 Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. М., 1987. С. 49.
33 АЗР. Т. 2. С. 331.
34 Кром М. М. Стародубская война... С. 35-36.
35 Разрядная книга 1475-1605 гг. Т. 1. Ч. 2. С. 244-245.
36 ПСРЛ. Т. 8. С. 287; см. также: Кром М. М. Судьба авантюриста. С. 103.
37 ПСРЛ. Т. 8. С. 287.
38 АЗР Т 2. С. 332-333.
39 ПСРЛ. Т. 26. С. 315.
40 АЗР. Т. 2. С. 332-333.
41 АЗР. Т. 2. С. 331-333.
42 Зимин А. А. Краткие летописцы XV-XVI вв. // Исторический архив. М.; Л., 1950. Вып. 5. С. 13.
43 Юрганов А. Л. Удельно-вотчинная система и традиция наследования власти и собственности в средневековой России // Отечественная история. 1996. № 3. С. 99.
Просмотров: 657
Источник: Шапошник В.В. Борьба за власть в Москве после смерти Василия III и внешняя политика Русского государства - 9 стр. Источник: Петербургские славянские и балканские исследования, 2014, N1. С. 27 - 35
statehistory.ru в ЖЖ:
