Политический фон экономических отношений России с другими державами Антанты до 1914 г.
На экономические отношения России с Францией и Англией перед Первой мировой войной, естественно, влиял факт их вхождения в одну группировку — Тройственное согласие, противостоявшее Тройственному союзу, Антанта складывалась и консолидировалась постепенно. Наряду с предпосылками для ее формирования между участниками группировки существовали противоречия, затруднявшие их сближение. Задача данного очерка — показать, как общность интересов держав Согласия способствовала расширению связей Франции и Англии с Россией и как в то же время их соперничество ограничивало масштабы экономического сближения. В богатой литературе международных отношениях кануна мировой войны много внимания уделяется двусторонним связям государств, скажем, Франции России, Англии и Франции, России и Англии. Гораздо реже рассматриваются отношения этих стран в комплексе. Между тем такой пол ход более соответствует характеру периода, когда сложилась всемирная система связей государств, а Тройственное согласие представлял собой один из элементов центральной европейской подсистемы.
* * *
Возникновение Германской империи и образование Тройственного союза во главе с Германией нарушило равновесие сил в Европе и в конечном итоге вызвало к жизни союз Франции и России. Создание этого последнего было подготовлено и закреплено превращением Франции в главного кредитора России1. Франко-русскому союзу суждено было стать одной из основ будущего Тройственного согласия, но до этого пока еще было далеко: Англия оставалась вне блоковой, хотя на Даунинг-стрит уже осознавали, что политика «блестящей изоляции» себя изжила.
Двойственный союз являлся адекватным противовесом германской группировке, обеспечивая безопасность Франции и позволяя России разговаривать на равных с Германией и Англией. Труднее оказалось использовать его для обеспечения специальных интересов Франции в Африке, а России на Ближнем Востоке, что вызывало некоторое разочарование и в Париже, и в Петербурге. Все же в 1899 г. союз был подтвержден, а его политические задачи уточнены2.
Дальнейшее экономическое развитие и гонка вооружений великих держав привели к возникновению антагонизма между сложившимся в пользу Англии, Франции и России разделом мира и возможностями их более молодых в капиталистическом смысле конкурентов, наиболее сильным из которых являлась та же Германия. На рубеже веков она опережала Англию, не говоря уже о Франции и России, по промышленной мощи. Между тем британская колониальная империя по площади превосходила германскую в 9 раз (французская — почти в 4 раза), а по населению — более чем в 20 раз (французская — в 4 раза)3. Вторую по площади после Англии территорию контролировала Россия, в которой грань между метрополией и колониями провести чрезвычайно трудно. Промышленную мощь Германии подкрепляла ее военная машина, по общему признанию сильнейшая в Европе. В 1898 г. Германия приступила к созданию большого военного флота, бросив вызов британской морской гегемонии. Все это позволило империи Гогенцоллернов выдвинуть вопрос о «своем месте под солнцем», которого она намерена была добиваться за счет не только колоний и сфер влияния в зависимых странах, но и территорий соседней России. Сложившаяся обстановка создавала объективные предпосылки для сплочения Англии, Франции и России, второму препятствовали, однако, как англо-французские, так и англо-русские противоречия.
Инициативу сплочения стран будущей Антанты взяла на себя дальновидная и гибкая британская дипломатия. Правда, поиски выхода из «блестящей изоляции» велись сначала в разных направлениях, включая и Германию. Но главным вектором стало все же урегулирование отношений с Францией и Россией. Достигнуть этого удалось далеко не сразу, но британская дипломатия проявила настойчивость в умении продвигаться к цели окольными путями, сочетая переговоры с силовым давлением (Фашодский кризис, противопоставление России Японии на Дальнем Востоке). Угроза столкновения с Англией даже побудила Россию и Францию внести в условия взаимопомощи атибританские обязательства (1900—1901 гг.).
Характеризуя англо-русские отношения, отметим, что Великобритания до начала XX в. не являлась крупным экспортером капитала в Россию ни по государственной, ни по частным линиям. В 1900 г. английские инвестиции в народное хозяйство России составляли, по некоторым оценкам, не более 15% общей массы иностранного капитала4. Специальное соглашение о правах и обязанностях британских акционерных компаний в России и наоборот было подписано только в декабре 1904 г., в то время как с другими экспортерами капитала в Россию аналогичные соглашения заключались еще в 60—80-е гг. XIX в. В то же время Англия являлась вторым после Германии торговым партнером России, причем русско-английская торговля, в отличие от русско-германской, не имела отрицательного баланса.5
Англо-русские переговоры 1898 г. о разграничении сфер влияния на Ближнем и Дальнем Востоке потерпели неудачу, хотя и имели следствием соглашение о сферах железнодорожных интересов двух держав в Китае. Следующая попытка, относившаяся к 1903 г., также оказалась безуспешной: условия, сформулированные преемником Солсбери на посту главы Форин Оффис Г.Ленсдауном, были отклонены в Петербурге как невыгодные России, а дальнейшим переговорам помешала русско-японская война.
Удачней развивалось англо-французское сближение. В июне 1898 г. между двумя державами было заключено соглашение о разграничении владений и сфер влияния в Западной Африке. После Фашодского конфликта последовало соглашение о разделе сфер влияния Англии и Франции в Восточной и Центральной Африке (1899 г.). Наконец, в апреле 1904 г. состоялось генеральное соглашение двух держав по комплексу других спорных вопросов от Ньюфаундленда до Сиама, получившее название «Сердечного согласия», или Антанты.
В Марокканском кризисе 1905 г. Англия решительно поддержала Францию против Германии, обещая первой в критической ситуации даже военную помощь. Неудивительно, что она перестала рассматриваться в Париже как противник. Французское правительство нс скрывало также своего желания способствовать урегулированию русско-английских разногласий.
Русско-японская война чем дальше, тем больше отвлекала силы России на Дальний Восток, подрывая ее способность оказать помощь Франции в случае конфликта последней с Германией. Поражение России и революция 1905 г. ослабили ее международные позиции вообще и снизили вес в союзе с Францией в частности. Осенью 1905 г. западная союзница, поддерживаемая Англией, оказалась достаточно уверенной в себе, чтобы на запрос России после Бьёрке отклонить возможность своего участия в континентальном союзе. В противоположность этому, и Лондон, через короля Эдуарда VII, и Париж указывали на необходимость англо-русского сближения. Такая перспектива не улыбалась Петербургу. Но правительство Николая II испытывало острую нужду в большом заграничном займе для ликвидации последствий войны и противодействия революционным силам. Заем предполагали сделать международным и политически нейтральным. Однако французские банкиры, находившиеся в контакте с правительством, выражали готовность блокироваться с англичанами, но не с немцами6. Позиция самой Англии в отношении финансирования России существенно изменилась. Еще недавно Лондон предоставлял займы Японии и выражал недоверие платежеспособности России. Теперь та же «Таймс» писала: «По общему мнению, Россия должна будет снова прибегать к займам на реорганизацию своей армии и воссоздание флота. В этом случае ей будет нетрудно получить финансовую поддержку в соответствии с ее потребностями»7. Британские банкиры соглашались на участие в займе при условии перемены политики России в отношении Англии8.
Условием предоставления большого займа Франция поставила благополучное для нее разрешение марокканского кризиса, что требовало от России поддержки союзницы на Алхесирасской конференции. Петербургу пришлось согласиться с этим и дать нужные указания своему делегату В.Р. Бахерахту. Это возмутило берлинские правящие круги и лично кайзера, принявших решение наказать «неблагодарную» Россию. В последний момент германские банкиры вышли из предполагаемого консорциума по размещению русского займа. За Германией последовали Италия и Соединенные Штаты. Заем удалось спасти путем расширения французской доли участия. Он получился на 9/10 франко-английским. Царской дипломатии с трудом удалось придать займу видимость нейтрального путем привлечения специальными льготами Австро-Венгрии, а также Голландии. Экономические условия сделки были, по признанию русской печати, тяжелыми для России9.
Вслед за предоставлением займа Франция отказалась подтвердить обязательства, принятые на совещаниях начальников генштабов двух стран в 1900—1901 гг., касавшиеся Англии. Напряженные объяснения по военной и дипломатической линиям не помогли. А.И. Нелидов в письме французскому министру иностранных дел Л.Буржуа так резюмировал их итог: «Доселе нас связывала общность интересов по отношению не только к Германии, но и Англии, с которою Франция, быть может еще более России, опасалась возможности столкновения. Теперь положение стало иное: возможность борьбы с Англией отстранена для Франции, но не для нас, хотя мы ее вовсе не желаем, а напротив того, хотели бы по возможности отдалить причины, могущие ее вызвать»10.
Царское правительство стало на путь урегулирования своих отношений с Англией в Средней Азии в рамках нового курса соглашений и балансирования, принятого в 1906 г. Этот курс был рассчитан на улучшение отношений с державами-соперниками «от Камчатки до Гибралтара» и уклонение от явно назревавшего столкновения между Англией и Германией. Не случайно англо-русская конвенция 1907 г. не включала некоторых вопросов, предлагавшихся британской стороной, но имевших не только региональное значение и могущих задеть германские интересы. Условия соглашения, заключенного Россией с либеральным кабинетом Г. Асквита, соответствовали реальному соотношению сил на Среднем Востоке и могли считаться сравнительно благоприятными для ослабленной России11. В Лондоне и Париже конвенцию приветствовали как первый шаг в оформлении теперь уже тройственной группировки. Правительство России надеялось уравновесить ее договоренностями с Германией, что удалось только отчасти (Балтийский протокол). Если соглашение с Лондоном представляло компромисс в действительно наиболее острых вопросах англо-русских противоречий, то Балтийский протокол с Германией касался сравнительно второстепенного участка отношений соседних империй, а по более важной балканско-ближневосточной проблеме Петербург и Берлин договориться не смогли.
Политика соглашений и балансирования была направлена на получение передышки для внутренней консолидации и модернизации, а также восстановления и укрепления военной мощи. Этот курс проводился, несмотря на возникавшие трудности, в течение нескольких ближайших лет. В 1908 г., во время Ревельского свидания Эдуарда VII с Николаем II, британские государственные деятели достаточно откровенно намекали на желательность антигерманского общеполитического сближения и даже определения контуров эвентуального военного взаимодействия. Русские политики отнеслись к этому зондажу весьма осторожно, и никаких конкретных договоренностей не последовало12.
В 1908—1909 гг. Россия по вине А.П. Извольского и Николая II временно отклонилась от осторожной политики и оказалась вовлеченной в международный конфликт, спровоцированный австрийской аннексией Боснии и Герцеговины. В ходе этого конфликта ей пришлось кооперироваться с Францией и Англией. Названные державы предоставили ей, в частности, новый заем (январь 1909 г.). Франция и Англия оказали России также дипломатическую поддержку, что вызвало нервную реакцию Германии, поддержавшей Вену. В письме Нелидову Извольский признавал, что в ходе Боснийского кризиса он впервые ясно осознал, как радикально изменилась ситуация в Европе: державы оказались разделенными на две группировки: с одной стороны — Германия и Австро-Венгрия, а с другой — Россия, Франция и Англия13. Это была констатация кризиса политики балансирования.
Все же дипломатическое поражение России в 1909 г. не изменило ее внешнеполитического курса. Политика соглашений и балансирования еще некоторое время продолжалась. Но, как позднее признавал Извольский в письме к П.А. Столыпину, в течение всего пребывания во главе МИД над ним тяготел кошмар внезапной войны, вызванной обязательствами по союзу с Францией или выдвижением независимо от воли России Восточного или Славянского вопросов. Уклонение же в решительную минуту от договорных обязательств ил и от участия в решении упомянутых задач не только обесчестило бы Россию, но и сделало бы ее совершенно неспособной к союзам, «второстепенной, если не хуже, державой»14.
Сменивший в 1910 г. Извольского на посту министра иностранных дел С.Д. Сазонов предпринял попытку улучшить отношения с Германией. Она вылилась в конечном счете в соглашение августа 1911 г. о Багдадской железной дороге и Персии15. Россия отказалась от противодействия сооружению Багдадской железной дороги в обмен на признание Германией преобладания русских интересов в Северной Персии. Это был последний перед мировой войной большой маневр русской дипломатии с целью выровнять баланс внешнеполитической ориентации страны. Он, как показали дальнейшие события, не имел долговременных последствий и не смог переломить общей тенденции к сближению России с западными державами.
Русско-германское соглашение последовало на фоне очередного марокканского кризиса между Германией и Францией, решительно поддержанной Англией. Россия заняла в этом конфликте двойственную позицию. Она не хотела войны, но и не могла игнорировать союзнические обязательства. Убеждая Париж не доводить дела до разрыва, она одновременно вынуждена была подтвердить верность союзу. Когда же стаз о очевидно, что франко-германские переговоры идут к компромиссному исходу, Россия даже попыталась извлечь некоторые выгоды для себя она попробовала заручиться согласием Франции поддержать в будущем русскую позицию в случае возникновения вопросов о Черноморских проливах и о преобладании в Северном Китае. Французская дипломатия сначала затягивала ответ, а в конечном счете дала его хотя и в положительном смысле, но в слишком обшей форме16.
Если отношения России с Францией пережили в 1906—1911 гг. не самый благоприятный период, то англо-французское взаимодействие со времени заключения Антанты двух стран существенно прогрессировало. Англия не только поддержала Францию дипломатически в двух марокканских кризисах, но и обещала ей, правда в устной форме, военную помощь. Следствием указанной эволюции стало то, что в рамках складывающегося Тройственного согласия Париж и Лондон все чаще стати выступать в отношениях с Россией единым фронтом. Их сближению способствовало как сходство политических режимов, так и общность взглядов на роль России в вероятной войне, да и известные опасения «чрезмерного» усиления русского партнера в Европе и на Ближнем Востоке.
Окончательное складывание Тройственной Антанты происходит в последние предвоенные годы. Оно связано, прежде всего, с общим ухудшением международной обстановки. Агадирский кризис 1911 г., хотя и завершился компромиссом, имел следствием обострение отношений между Германией и западными партнерами России. Он стимулировал дальнейшую гонку вооружений, инициатива нового витка которой принадлежала германским милитаристам. Опасность большого конфликта таила в себе затянувшаяся итало-турецкая война. Другим источником тревоги являлся образовавшийся весной 1912 г. Балканский союз, участники которого стремились использовать ослабление Турции, чтобы силой решить свои национально-территориальные проблемы. Хотя формально новая группировка признавала верховный авторитет Петербурга, на практике она легко могла выйти из-под контроля. Таким образом, существовала угроза, что Восточный вопрос может встать во весь рост.
Для понимания политики России в последние предвоенные годы следует учесть и определенные внутренние сдвиги в стране. Промышленный подъем 1909—1913 гг. продвинул империю вперед, подкрепив ее великодержавные позиции. Реорганизация армии и воссоздание флота были с 1910 г. поставлены на плановую и обеспеченную финансами основу, что принесло первые результаты. Это придавало уверенность военным верхам, которым представлялось, что Россия уже может с успехом померяться силами если не с Германией, гос Австро-Венгрией, хотя в действительности речь могла идти только о войне с коалицией этих двух империй. С другой стороны, столыпинская политика «успокоения и реформ», натолкнувшаяся на сопротивление как крестьянских масс, так и крупнопомещичьих кругов, способна была обеспечить лишь медленный прогресс, а «успокоение» оказалось непрочным и кратковременным. В правящих кругах столыпинский курс, особенно после смерти его демиурга, стал подвергаться критике. Это касалось и внешнеполитического аспекта: осторожность и балансирование между Англией и Германией утрачивали прежнее обаяние, уступая место поискам иных путей и средств отстаивания интересов России.
Отношения между Англией, Францией и Россией приобретают в 1912—1914 гг. некоторые новые черты, возьмем ли мы политические, военные или экономические аспекты этих связей. В это время западные партнеры России приходят к выводу о необходимости занимать впредь более твердую позицию в случае продолжения Германией и ее союзниками вызывающей, агрессивной политики. Англия и Франция заключили в этих целях секретные военно-морскую конвенцию и условное политическое соглашение (ноябрь 1912 г.). Перед ними встал вопрос, как придать решимости петербургскому кабинету. К счастью для западных держав, острота конфликтов перемещается в этот период на Балканы и Ближний Восток, проблемы которых живо затрагивают интересы России. Здесь ей чем дальше, тем труднее становится проводить сдержанную политику.
Обратимся к изначально более крепкому франко-русскому звену Согласия. В политической области принципиальное значение имело изменение позиции Франции в отношении применимости союзных обязательств в случае возникновения конфликта на почве балканских дел. Как известно, в феврале 1909 г., в разгар Боснийского кризиса, российское правительство через посла в Париже А.И. Нелидова запросило, как поступит союзница, если последует война из-за Сербии. Ответ Франции тогда гласил, что «война, возникшая из-за подобного вопроса, не встретила бы сочувствия со стороны общественного мнения Франции», а потому «интересы обеих держав обязывают их правительства принять все меры к предупреждению конфликта из-за вопросов, не затрагивающих жизненные интересы России»17.
Эта позиция претерпела изменения после прихода к власти во Франции в начале 1912 г. Р.Пуанкаре. Во время летнего визита в Россию в том же году Пуанкаре, правда, еще оговаривался, что «французское общественное мнение не позволит правительству Республики решиться на военные действия из-за чисто балканских вопросов, если Германия останется безучастной». Но, подчеркивал он, коль скоро действия последней вызовут применение условий договора, Россия может рассчитывать на полное и точное выполнение Францией союзнических обязательств18.
Еще более определенно проявился настрой правительства Франции поздней осенью 1912 г., во время 1-й Балканской войны, когда решимость Австро-Венгрии не допустить выхода Сербии к Адриатическому морю вызвала обострение отношений великих держав. Посол в Париже Л.П. Извольский докладывал Сазонову, что позиция союзницы существенно изменилась по сравнению с периодом Боснийского кризиса. Хотя французское правительство настроено миролюбиво, оно твердо намерено выполнить союзнические обязательства в случае столкновения России не только с Германией, но и с Австро-Венгрией, на помощь которой неизбежно придет Германия. «Спокойная решимость» французского правительства не уклоняться в случае необходимости от войны базировалась, по сведениям Извольского, на заключениях Генерального штаба, считавшего военно-политическую обстановку благоприятной для держав Тройственного согласия19.
Эта оптимистическая оценка разделялась также британскими политическими и военными деятелями. Недостаточная готовность России, где в 1912—1914 гг. «большие программы» усиления армии и флота только принимались и требовали для своего осуществления еще нескольких лет, Париж и Лондон не смущала. В известном смысле, она была даже выгодна западным державам. По их предположениям, Россия все равно должна была задавить Германию массой своих войск. А если при этом восточный союзник понесет большие потери, то тем меньше претензий он сможет предъявить в будущем, при мирном урегулировании.
Хладнокровный, эгоистический расчет западных политиков достаточно откровенно передала в одной из передовиц 1913 г. влиятельная «Таймс»: «Германия может в один прекрасный день превзойти Россию лучшим качеством своих войск или лучшим командованием, она может также добиться успехов на начальной стадии благодаря большей подготовленности к войне. Все это возможно, ибо на войне нет ничего невозможного, но что если не невозможно, то, во всяком случае, очень мало вероятно, так это то, что Германия сможет когда-либо противостоять давлению массы войск, которые в конечном счете выставит Россия». Однако, отмечалось далее, русская поддержка может «прийти слишком поздно» и оказаться «слишком могущественной, когда она придет»20. Надо было, следовательно, ее по возможности ускорить. Это уже было делом военных, прежде всего французов, находившихся в тесном контакте с русским командованием.
Наконец, в ходе визита в Россию теперь уже президента Пуанкаре и министра иностранных дел А. Вивиани в июле 1914 г. союзные обязательства были подтверждены именно в связи с ожидавшимся демаршем Австро-Венгрии против Сербии, грозившим европейской войной21.
В военной области наблюдалось два существенно новых момента. Один из них — распространение союзных обязательств на действия военно-морских сил двух держав. Мы имеем в виду заключение летом 1912 г. морской конвенции и начало обмена стратегическими взглядами, т.е. согласования усилий на море, начальников французского и русского морских генштабов22. Предпосылкой этому послужили усилия обеих держав по наращиванию современных морских сил.
Второй момент — подтверждение в ходе совещаний начальников сухопутных генштабов двух стран главной цели — поражения Германии — и конкретизация соответствующих обязательств. Русская сторона обещала начать наступательные действия против Германии силами 800 тыс. человек уже на 16-й день мобилизации, т.е. задолго до завершения стратегического развертывания, причем были определены даже главные оперативные направления предполагаемых наступательных операций. Франция, со своей стороны, обязалась выставить против Германии не 1,3 млн человек, как было зафиксировано в конвенции, а 1,5 млн и перейти в наступление на 11-й день мобилизации23.
На последнем перед войной совещании начальников генштабов Я.Г. Жилинский пошел еще дальше и обещал Ж. Жоффру ввести в бой против Германии на 13-й день мобилизации 13 армейских корпусов. 2 новых корпуса формировались на территории Польши, принимались меры по усилению войск пограничных округов. Вновь, как уже бывало, задерживалась демобилизация целого призывного возраста24. Эти обещания приобретали тем большее значение, что с 1912 г. протоколы совещаний начальников генштабов стали, по договоренности двух сторон, скрепляться подписями военных министров, приобретая, таким образом, характер правительственных документов25.
Франция оставалась в эти годы главным кредитором России. Новым в финансовой области стало предложение французского правительства петербургскому кабинету ежегодно размещать на парижском рынке от 400 до 500 млн франков на условиях, «1) чтобы постройка стратегических линий, предусматриваемых в согласии с французским генштабом, была предпринята немедленно, 2) чтобы наличные силы российской армии в мирное время были значительно увеличены»26. Эти предложения встретили положительный отклик русской стороны, так как облегчали выполнение ее собственных намерений27. В результате поездки В.Н. Коковцова в Париж была разработана целая программа предоставления Францией ежегодных займов на русское железнодорожное строительство (сроком на 5 лет в размере 500 млн франков в год), причем русская сторона обязалась удовлетворить пожелания французского Генерального штаба за 4 года. Соглашение оформили в декабре 1913 г.28
Хотя укрепление связей двух держав в 1912—1914 гг. шло по всем линиям, несомненно, было бы преувеличением рисовать картину их отношений как безоблачную и идиллическую. В Париже, как и в Лондоне, искали в русском колоссе опоры против Германии, но не хотели его чрезмерного усиления, могущего превратить союзника в опасного соперника. Противоречия держав наиболее выпукло проявились на Ближнем Востоке, где, по словам Сазонова, «французское правительство оберегало интересы своих подданных, вложивших крупные капиталы в различные финансовые предприятия как в Константинополе, так и в Малой Азии», при том что «как во Франции, так и в Англии стратегическое значение проливов оценивалось выше торгового именно в смысле возможности нападения на Россию, тогда как приписывать ей такие замыслы против морских держав Запада не имело бы и тени основания»29.
Серьезные сдвиги произошли в 1912—1914 гг. и в русско-английских отношениях, чему способствовала Франция. Помимо общеполитических мотивов, о которых говорилось выше, свою роль сыграло и развитие экономических связей. За 1906—1914 гг Россия получила от Англии в виде займов свыше 470 млн руб., что составило 3/4 ее предвоенной задолженности этой стране30. Помимо участия в двух уже упоминавшихся государственных займах (1906 и 1909 гг.), Англия довольно энергично инвестировала капитал в русское железнодорожное строительство и городское хозяйство. Небезызвестный русский экономист профессор П. Мигулин писал в 1913 г.: «Необходимо отметить, что в деле железнодорожного строительства особую услугу оказал нам именно английский капитал... Созданию значительной части нашей рельсовой сети мы обязаны английскому капиталу»31. Большая часть английских железнодорожных и городских займов пришлась на 1912—1914 гг.
Значительно усилился в 1910—1914 гг. приток британских капиталов в русскую промышленность. В предвоенные годы Англия инвестировала в нее больше капитала, чем любая другая страна, оттеснив Германию и Бельгию и заняв в итоге второе место после Франции. Русский рынок приложения капиталов начал приобретать весомое значение и для Англии. «Таймс» писала в ноябре 1911 г.: «В международной финансовой жизни за последнее десятилетие нет более значительного, с точки зрения Англии, события, чем уверенное и быстрое развитие торговых и финансовых связей между Российской империей и Англией»32. У британской стороны возникало естественное желание использовать достигнутое положение и в целях политического влияния. Английский журнал «Экономист» писал в июне 1914 г.: «Постоянный рост финансовой зависимости России от лондонского денежного рынка является фактом, который должен укреплять позицию сэра Эдуарда Грея в переговорах с русским правительством как по вопросу о тарифе и судоходстве в Финляндии, так и по политическими вопросам, касающимся Персии»33.
Более сложной выглядела ситуация в сфере внешней торговли России. Объем русско-английских торговых оборотов быстро прогрессировал, но России не удавалось с их помощью ни ослабить торговую зависимость от Германии, ни увеличить активный торговый баланс. И все же Англия была единственной страной, способной создать серьезную конкуренцию Германии на русском рынке и в случае необходимости хотя бы отчасти заменить ее.
Новая обстановка, прежде всего ее международный аспект, побудила российское правительство сделать в отношениях с Англией первый важный шаг, шедший вразрез с политикой балансирования. Показательна роль в этом деле Франции. Во время визита в Россию в августе 1912 г. Пуанкаре конфиденциально сообщил Сазонову об устной договоренности между Англией и Францией, позволяющей последней рассчитывать на поддержку британских сухопутных и морских сил в случае нападения Германии, и спросил русского министра, не думает ли тот воспользоваться визитом в Англию, чтобы поставить вопрос о совместных действиях русского и королевского флотов при столкновении Антанты с Германией. Пуанкаре полагал, что английский флот мог бы сыграть на Балтийском море такую же роль, какую французский флот взял на себя в Средиземном море, т.е. задачу обеспечить господство Антанты. Сазонов осторожно ответил премьеру, что поднятый им вопрос требует внимательного изучения34. Действительно, речь шла ни много ни мало, как о пересмотре курса лавирования. В то же время в Петербурге не могли не понимать, что сама Россия противостоять мощному германскому флоту неспособна. По мнению Сазонова, «одна Англия могла дать нам ту поддержку, которая во всякой продолжительной и тяжелой борьбе дает окончательный перевес той стороне, в руках которой находится господство над морями»35. Решено было прощупать почву и посмотреть, какую плату потребует прагматичный партнер за свое содействие.
Во время визита в Англию осенью 1912 г. Сазонов поставил перед британскими политиками вопрос, что могла бы Россия «ждать от Англии в случае вооруженного столкновения с Германией». Выразив надежду на поддержку на море, он получил вполне удовлетворительные заверения в желаемом смысле. Вместе с тем его британский коллега Э.Грей оговорил участие Англии в войне определенными условиями, смысл которых состоял в том, что Франция и Россия должны выступить в конфликте в роли обороняющейся стороны36.
Осенью 1912 г. Россию посетил начальник оперативного отдела британского Генерального штаба Г.Вильсон, тот самый, который разрабатывал план участия королевской армии в войне на континенте. Он контактировал с начальником русского Генерального штаба Жилинским и присутствовал на маневрах русской армии37.
Следующий, еще более важный шаг по пути русско-английского военно-политического сближения был сделан в 1914 г. Толчком к нему послужило обострение русско-германских противоречий на Ближнем Востоке из-за посылки миссии Лимана фон Сандерса. «Появление на Босфоре, в условиях еще небывалых полномочий, германской военной силы, — писал Сазонов, — послужило для России тем решающим моментом, который принудил ее искать сближения с Великобританией в форме более конкретной, чем неопределенное сознание общей с ней опасности»38.
Императорское правительство окончательно отказалось от мысли остаться в стороне от англо-германского столкновения, но по-прежнему стремилось отсрочить войну. Ведь «большие программы» перевооружения армии и военно-морского строительства требовали дчя своего выполнения еще нескольких лет. Россия возбудила вопрос о превращении Тройственной Антанты в открытый оборонительный союз39. Когда же либеральный сент-джеймский кабинет отклонил это предложение, Петербург довольно легко согласился на установление с Англией отношений типа англо-французских, т.е. на заключение секретных военно-морской конвенции и политического соглашения. Это было, по-видимому, ошибкой, т.к., способствуя укреплению антигерманской группировки, не служило предостережением противнику и не могло, следовательно, отсрочить столкновение. Тем не менее при содействии Франции англо-русские переговоры начались. Они протекали в последние предвоенные месяцы и в конечном счете привели к выработке согласованного проекта конвенции, подписать которую на соответствующем уровне так и не успели. Условия конвенции не вполне удовлетворяли русскую сторону, поскольку Англия уклонилась от обязательства развернуть военные действия на Балтике40.
Русско-английское сближение тормозилось в 1912—1914 гг. обострением противоречий двух соперников на Среднем Востоке. Существенные разногласия в персидских делах вскрылись уже во время визита Сазонова в Англию в 1912 г. Если русское правительство стремилось всеми мерами упрочить свое влияние на севере страны, то Англия демонстрировала намерение укрепиться в нейтральной зоне. Сентджеймский кабинет тормозил реализацию совместного проекта Трансперсидской железной дороги.
В дальнейшем ситуация еще больше осложнилась. Англо-персидская нефтяная компания при прямой поддержке государства резко расширила масштабы своей деятельности, взяв на себя поставку топлива для королевского флота. Ее концессионные права распространялись, помимо английской, на нейтральную и даже частично русскую зоны. Это побудило Форин Оффис поставить вопрос о пересмотре соглашения 1907 г. о Персии в пользу Англии41. Параллельно с этим Лондон выступил с претензией на пересмотр соглашения о Тибете, над которым предполагалось установить фактически британский протекторат42. Сазонов старался получить в виде компенсации некоторые уступки в афганском вопросе. 10 июня он признал тибетско-афганские предложения Англии в общем приемлемыми43. Но в персидском вопросе изыскать компромисс не удавалось. Стремясь к заключению взаимоприемлемого соглашения, Сазонов даже готов был предоставить Англии гарантии целостности ее индийских владений по образцу англо-японского союзного договора44.
На заключительном этапе англо-русских переговоров заметное влияние на их ход оказал предвоенный июльский кризис. На первый план выступил главный вопрос о готовности партнеров одновременно принять участие в надвигавшемся столкновении, в сравнении с которым конкретные детали договоренностей не имели столь существенного значения.
Тройственное согласие, в которое входили Россия, Франция и Англия, отличалось как военно-политическая группировка определенным своеобразием. Оно складывалось постепенно, и ко времени мировой войны союзный характер в ней имело только франко-русское звено. Общеполитические узы как между Францией и Англией, так и между Англией и Россией носили полуофициальный, первоначально только устный характер; военные же соглашения между ними считались условными, т.е. формально подлежали выполнению только в том случае, если оба правительства решили бы выступить в данной конкретной ситуации совместно. Это облегчало либеральному правительству Англии возможность взаимодействия с царской Россией и позволяло русской дипломатии одно время надеяться остаться в стороне от назревавшего англо-германского столкновения.
Помимо политической и военно-стратегической, в Тройственном согласии было еще две составляющих — экономическая, прежде всего финансовая (западные державы выступали в роли заимодавцев России), и колониальная — наличие между ними соглашений о разделе колоний (Англия и Франция) и сфер влияния (Англия и Россия). Общая тенденция развития группировки заключалась в укреплении связей участников, что не исключало периодов охлаждения, объяснявшихся их отличиями в подходе к блоку, в понимании условий применимости casus foederis*, неудовлетворенностью политикой партнера, в том числе внутренней, нежеланием либерального правительства Англии заранее связывать себя жесткими обязательствами в отношении партнеров.
На первом этапе существования франко-русского союза (до 1904 г.) отношения между его участниками были связями равных. Большая заинтересованность Франции в поддержке русской армии уравновешивалась потребностью России обращаться к парижскому денежному рынку. Соотношение сил в союзе изменилось к невыгоде России в результате проигранной войны с Японией и революции 1905 г. Кроме того, уже с 1904 г. России приходилось иметь дело не с одной Францией, а с англо-французской Антантой, причем взгляды западных держав на место и роль России в группировке во многом совпадали.
Дальнейшие международные события, как политические (кризисы в отношениях держав), так и экономические (русские заграничные займы 1908, 1909 гг. и др.), вели к становлению и развитию Тройственного согласия. В 1907 г. Россия заключила конвенцию с Англией в рамках своей общей политики соглашений и балансирования. К общеполитическому сближению с Англией в Петербурге относились осторожно, с чем Лондону приходилось считаться. Активную роль в процессе сплочения трех держав сыграла союзная Франция: она не только сама развивала отношения с партнерами, но и служила как бы связующим звеном между ними. Россия выступила инициатором новых мер по укреплению Тройственного согласия лишь в 1912—1914 гг. Ее идея открытого оборонительного союза не была принята западными державами. Таким образом, Антанта прошла в своем развитии несколько периодов — до 1907 г., 1907—1911 гг. и последние предвоенные годы.
Экономические связи неизменно способствовав и консолидации тройственной группировки. Роль их в различные периоды была, впрочем, неодинакова. Создание франко-русского союза было подготовлено и закреплено российскими займами на парижском рынке. Они играли важную роль и в ускорении русского стратегического железнодорожного строительства, способствуя согласованию военных
Что касается колониальных противоречий, то они, напротив, нередко тормозили сближение, как было на первом этапе становления Согласия в англо-французских отношениях или в первой половине 1914 г. в отношениях России с Англией.
Игнатьев Анатолий Венедиктович — доктор исторических наук (Инстиг российской истории РАН).
*Казус фёдерис — условие, факт, при котором государство, являющееся участником международного договора, должно совершить предусмотренные этим договором действия (прим. ред.). планов. Англо-русское сближение в известной мере подкрепило участие Лондона в российских займах 1906 и 1909 гг, а также в железнодорожных и городских займах России. Англия была единственной страной, способной отчасти заменить Германию как торгового партнера России в случае русско-германского конфликта.
1 Girault R. Emprunts russes et investissements français en Russie, 1897—1914. Paris, 1973; Ананьич Б.В. Россия и международный капитал. 1897—1914: Очерки истории финансовых отношений. Л., 1970; Соловьев Ю.Б. Франкорусский союз в его финансовом аспекте // Французский ежегодник. 1961. М., 1962.
2 Сборник договоров России с другими государствами. 1856—1917. М., 1952. С. 319-321.
3 Morris С. The History of Colonization. Vol. I—II. N.V., 1900.
4 Оль П.В. Иностранные капиталы в народном хозяйстве довоенной России. Л., 1925. С. 15.
5 Россия и Германия: партнеры и противники (торговые отношения в конце XIX в. - 1914). М., 1996. С. 267.
6 Игнатьев А.В. Внешняя политика России в 1905—1907 гг. М., 1986. С. 69-75.
7 Цит. по: Miller М. The Economic Development of Russia. 1905—1914. L, 1926. P. 163.
8 Русские финансы и европейская биржа: Документы. М.;Л., 1926. С. 192— 193.
9 Русские ведомости. 1906. 5/1V; Слово. 1906. 5/1V.
10 Архив внешней политики Российской империи (далее — АВГ1РИ). Ф. 138. Секретный архив министра. Д. 374. Л. 184об.—185.
11 Сборник договоров России с другими государствами. 1856—1917. С. 386-394.
12 Игнатьев А.В. Русско-английские отношения накануне Первой мировой войны (1908—1914). М., 1962. С. 64—67.
13 Россия и анксионный кризис. Тито-град, 1984. С. 539.
14 АВПРИ. Ф. 340. Личный архив Извольского. Д. 43. Л. 16—19.
15 Сборник договоров России с другими государствами. 1856—1917. С. 405-407.
16 Международные отношения в эпоху империализма (далее — МОЭИ). Сер. II. T. XIX. Ч. I.C. 307.
17 Бовыкин В.И. Очерки истории внешней политики России. Конец XIX века - 1917. М., 1960. С. 88.
18 МОЭИ. Сер. И. Т. XX. Ч. II. С. 30-33.
19 АВПРИ. Ф. Комиссии по изданию документов эпохи империализма. Д. 194. Л. 174-181.
20 The Times. 1913. 10/III.
21 Documents diplomatiques française (далее — D.D.F.). 3 sér. T. XI. № 19. P. 18.
22 МОЭИ. Cep. II. T. XX. 4. I. № 299-301. C. 297-302.
23 Там же. № 288. С. 281-289.
24 D D F. 3 sér. T. VIII. № 18, 62, 79. P. 22-23, 69, 85-93.
25 МОЭИ. Cep. II. T. XIX. 4. II. № 367. C. 24-25.
26 Материалы по истории франко-русских отношений за 1910—1914 гг: Сборник секретных дипломатических документов бывшего императорского российского Министерства иностранных дел. М., 1922. С. 583.
27 Там же. С. 594-595.
28 D.D.F. 3 sér. T. VIII. № 485, 685, 698; T. IX. № 46, 49.
29 Сазонов С.Д. Воспоминания. М., 1991. С. 302, 304.
30 The Economist. 1912. 20/VII; 1914. 20/VI.
31 Новый экономист. 1913. № 12. С. 4.
32 The Times. 1911.20/IX.
33 The Economist. 1914. 20/VI.
34 МОЭИ. Сер. II. T. XX. 4. II. № 489.
35 Сазонов С.Д. Указ. соч. С. 154.
36 МОЭИ. Сер. II. T. XX. Ч. II. № 1034; British Documents on the Origins of the War, 1898-1914. Vol. IX. P. I. №812.
37 Игнатьев А.В. Русско-английские отношения накануне Первой мировой войны. С. 142—143.
38 Сазонов С.Д. Указ. соч. С. 153— 154.
39 МОЭИ. Сер. III. T. I. № 289; T. II. № 137; D D F. Sér. HI T. IX. № 322.
40 Игнатьев А.В. Русско-английские отношения накануне Первой мировой войны (1908—1914). С. 203—217.
41 МОЭИ. Сер. III. T. III. № 197.
42 Там же. T. I. N9 328; T. II. № 399; T. III. № 30, 48.
43 Там же. T. III. N9 194.
44 Там же. №361.
Просмотров: 2467
Источник: А. В. Игнатьев. Политический фон экономических отношений России с другими державами Антанты до 1914 г.//Экономическая история: ежегодник. 2005. М.: РОССПЭН, 2005. С. 14-28
statehistory.ru в ЖЖ:
