Две экономики периода образования Древнерусского государства (постановка проблемы)
Проблемы экономической истории, в том числе Древней Руси, в эпоху постмодернизма вышли из научной моды, и за последние 20 лет появилось крайне мало специальных исследований экономики Руси (исключение составляет торговля2) накануне и в период формирования государства. Только в археологических трудах систематически освещаются различные аспекты хозяйственной деятельности сельского и городского населения3, но они - в силу специфики археологического описания - крайне мало используются историками. Между тем вопросы экономики, как бы ни относиться к марксизму, были и остаются базовыми, и без их решения невозможно полноценное изучение социальной структуры общества, ее изменений, формирования институциональной системы, нередко неясны причины тех или иных политических процессов и событий и пр.
В работах 1930-1970-х гг., напротив, первостепенное место, в соответствии с марксистским учением, отводилось древнерусской экономике, прежде всего экономике сельского населения, сочетавшей земледелие, скотоводство, промыслы. Особое внимание уделялось земледелию как основной форме производящего хозяйства, создававшей, как считалось, экономическую основу для зарождения, становления, а затем и функционирования Древнерусского государства. В отечественной историографии сложилось твердое представление об экономике Древнерусского государства как о единой системе, основывающейся на производящем хозяйстве, опиравшейся на быстро феодализирующиеся поземельные отношения и охватывающей все общество4.
Ныне более или менее молчаливо признается, что аграрная экономика восточных славян не создавала даже в наиболее плодородных, лесостепных областях достаточное количество прибавочного продукта для спонтанного перерастания стратифицированного общества (сложных и сверхсложных вождеств) в государственное. Этот вывод полностью согласуется с признанным в мировой науке представлением о возникновении «первичных» государств (pristine states) как «централизованных социополитических организаций для регулирования социальных отношений в сложном стратифицированном обществе»5. Они возникали спонтанно, без всякого влияния извне в особо благоприятных климатических зонах (Месопотамия, Египет, Индия, Мезоамерика и др.) и организационно обеспечивали производящую экономику раннеземледельческих обществ6. Позднейшие же государства Европы, начиная с греческих полисов, при всей их специфике «вторичны» (secondary state), поскольку испытывали прямое или косвенное влияние уже существовавших на Ближнем Востоке государств7.
Предпосылки формирования «вторичных» государств Европы были многообразны и охватывали как внутренние, так и внешние факторы и экономического, и социально-политического, и культурного характера. Приоритет тех или иных факторов определялся конкретными условиями, но лишь взаимодействие многих из них вело к образованию государства8.
Важнейшую роль в процессах восточнославянского политогенеза сыграла дальняя торговля, ведшаяся по системе трансконтинентальных коммуникаций, проходивших по территории Восточной Европы9. Однако значение аграрной экономики вряд ли стоит приуменьшать - хотя бы уже потому, что в ее сфере находилось подавляющее большинство населения. Вместе со скотоводством, промыслами и домашним ремеслом она являлась базовой, удовлетворяя элементарные нужды населения в повседневных продуктах питания и ремесла в размере, необходимом для воспроизводства. Этот тип получил в экономической антропологии наименование «прожиточной экономики» (subsistence economy)10, а в отечественной литературе - натурального хозяйства.
Сельскохозяйственное производство восточнославянских общностей претерпевает существенные изменения в период образования Древнерусского государства. Прежде всего, начался переход к новой, более продуктивной системе землепользования - паровой, но он осуществлялся по преимуществу в лесостепной зоне, в лесной зоне - в силу географических условий - продолжали доминировать подсечная и переложная системы. Распространение двухполья на большей части территории Руси, в том числе и в лесной зоне, отмечается уже в XI в.11 Новые формы ведения сельского хозяйства сопровождались внедрением усовершенствованных орудий труда. Однако вплоть до Х в. основным и единственным орудием пахоты оставалось рало, часто снабженное железным наконечником. Только на рубеже 1Х-Хвв. на северо-западе Руси появляется соха, которая использовалась там при лесном перелоге и преобразовании подсек в поля длительного пользования12. Расширился в это время и круг выращиваемых культур. Если в IX-X вв. ведущими злаками на всей территории Руси были пшеница и ячмень, а на юге также просо, то в X-XI вв. распространяется озимая рожь, которая становится важнейшей сельскохозяйственной культурой, особенно в лесных
районах13.
Показательно увеличение производства зерна, высчитываемое по размерам зерновых ям на поселениях. Средние размеры большинства ям в Северской земле и на Дону в VIII-IX вв. соответствовали 4-6 четвертям зерна (ок. 70-100 кг), но на протяжении X в. их размер существенно возрастает и в первой половине XI в., составляет до 1 т14. Одновременно расширяется масштаб животноводства. В остеологическом материале с сельских поселений резко увеличивается количество костей домашних животных, тогда как ранее доминировали остатки диких животных (результат охоты).
Эти изменения, однако, не предшествуют эпохе возникновения Древнерусского государства, а происходят по преимуществу уже в условиях его становления, в X и особенно в XI в.15 В то же время VIII—XI вв. являются периодом климатического оптимума (так называемый малый, или средневековый климатический оптимум), при котором среднегодовые температуры были не менее чем на 1° выше, нежели ныне16. Улучшившиеся климатические условия уже в VIII в. могли вызвать повышение урожайности традиционных культур даже при использовании старых орудий труда. Однако рост производящего хозяйства в его «натуральной», «прожиточной» форме, который безусловно сопутствовал процессам образования Древнерусского государства, особенно в Х в., мог обеспечить необходимое количество прибавочного продукта для усиления стратификации общества и формирования вождеств и даже сложных вождеств с выделившейся знатью и наследственной властью правителя, но был недостаточен для поддержания сколько-нибудь значительного непроизводящего слоя, аппарата управления и иных государственных структур17.
Не случайно восточнославянские предгосударственные образования, т. е. политии с выраженной центральной властью и иерархической социальной структурой (получившие в политической антропологии наименование сложных и сверхсложных вождеств), возникают в зонах трансконтинентальных торговых путей: в IX в. в Поволхо- вье на Балтийско-Волжском пути18, в среднеднепровском Правобережье (древлянское объединение) на сухопутном пути «из немец в хазары»19, в Подесенье (северянское объединение)20 и на правом берегу Днепра (полянское объединение)21 на перекрестье речных и сухопутных дорог, наконец, в начале Х в. - на Верхнем Днепре (с центром в Гнёздово) на пути «из варяг в греки»22. Во всех этих объединениях появляются центры предгородского типа, принципиально отличные по своему характеру от более ранних и одновременных им городищ. В них концентрируется ремесленная и торговая деятельность, нередко находится военный гарнизон, а также резиденция правителя - князя. Состав находок на них разительно отличается от материала сельских поселений и включает многочисленные предметы роскоши импортного и местного происхождения, византийские и восточные монеты и др. Поблизости от таких центров находятся курганные могильники с богатыми погребениями. Как показывает состав находок, экономическое обеспечение сосредотачивающейся здесь элиты и иноплеменного (скандинавы) и местного происхождения далеко не ограничивается местным натуральным продуктом, который удовлетворяет лишь повседневные насущные нужды в продовольствии, тканях и коже для изготовления одежды и обуви, глиняной посуде и т. п.
Выделение военной знати и профессионального военного слоя в европейских варварских обществах раннего Средневековья знаменовало не только новый, более высокий уровень социальной стратификации, но и формирование экономики, принципиально отличной по своему типу от базовой, основывающейся на производящих формах хозяйства, земледелии, скотоводстве (в разных формах и соотношении), домашнем ремесле23. Новая экономическая система являлась продолжением и развитием престижной экономики, непроизводящей и базирующейся на обмене предметами роскоши, маркирующими социальный статус одной ограниченной общественной группы - элиты, и их перераспределении внутри этой группы. Она включала как личностные (дары)24, так и «нейтральные», безличностные формы перехода ценностей из рук в руки, при которых в процессе транзакции между ее участниками социальные связи не устанавливались: это дани с покоренных общностей, плата наемникам, грабеж, выкуп, наконец, торговля и торговые пошлины25. Война и торговля шли рука об руку, дополняя и поддерживая друг друга26. Все эти формы обмена способствовали концентрации ценностей практически только внутри элитарной группы, не затрагивали производящее хозяйство и не требовали унифицированных платежных средств (денег).
Именно такие формы отмечаются источниками в качестве экономической основы новой военной элиты скандинавского происхождения зарождающегося Древнерусского государства. Наибольшее значение для конца IX-середины Х в. имели военная деятельность, дани, торговля и торговые пошлины.
Война была наиболее прибыльным и легким способом обеспечения элиты. Знаменитое высказывание Владимира Святославича: «Сребромь и златом не имам налѣсти дружины, дружиною налезу сребро и злато яко же дѣдъ мои и отець мои доискася дружиною злата и сребра»27 по существу определяет основу, на которой зиждилась экономика древнерусской элиты - военную деятельность. Она обеспечивала дани с покоряемых соседних славянских «племен» (политий), а также военную добычу - как в ходе подчинения этих племен28, так и в результате грабительских набегов на более далеких, но богатых соседей - отдаленные славянские группировки, на Византию, на Волжскую Булгарии, видимо, и на Крым (не случайно в договоре 944 г. русам запрещается зимовка в Белобережье), и прикаспийские области.
Грабительские набеги, как и подчинение соседей, сопровождаемое выплатами даней, практиковались еще до возникновения Древнерусского государства славянскими группировками (о чем говорят следы пожарищ на поселениях, строительство укрепленных поселений, находки предметов вооружения и др.)29. Еще большее распространение они получили с VIII в., когда началось проникновение скандинавских отрядов в Восточную Европу. О нападениях русов на славян с грабительскими целями пишет Ибн Русте (903-925 гг.), опиравшийся на так называемую «Анонимную записку» 870-890-х гг.: «Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются и забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают»30. После утверждения скандинавской элиты в Киеве в X в. военная деятельность увеличилась в масштабах. С одной стороны, началось покорение славянских группировок и превращение их в «пактиотов росов»31, которое осуществлялось по преимуществу военным путем. Составитель ПВЛ описывает подчинение большинства «племен» Киеву как победное шествие Олега, а затем Игоря32, умело договаривавшихся с будущими данниками. Но и в кратких, формульных сообщениях, помещенных под 883-885 гг., проглядывают отзвуки реального положения дел: с древлянами, уличами и тиверцами, по словам летописца, Олег «имяше рать», северян он «победи»33. Эти упоминания находят подтверждение в археологическом материале: для времени Олега археологически прослеживается военное наступление киевских дружин на землю северян (которых Олег «победи»), сопровождавшееся основанием так называемых дружинных лагерей34.
С другой стороны, военная активность русов выливалась в дальние грабительские походы на прикаспийские земли и особенно на византийские территории. Они превратились в «государственные» акции и стали важнейшим источником обогащения как скандинавской элиты, так, видимо, и самостоятельных викингских отрядов: не случайно в договоре 944 г. появляется статья о регламентации поездок в Византию и ответственности киевского князя за возможные военные нападения русов, пришедших из Восточной Европы35. Такие походы - в случае удачи - приносили огромную добычу, прежде всего в виде ценных предметов, награбленных при нападениях на богатые монастыри и поселения.
Дань как одна из целей военных походов отчетливо проступает в летописных повествованиях. Летописцы XI - начала XII в., опираясь на историческую память о событиях далекого прошлого, воплотившуюся в устной традиции - по преимуществу в форме рассказов (прозаических или поэтических) о деяниях первых киевских князей - придают первостепенное значение взиманию киевскими князьями даней со славянских объединений северян, радимичей, древлян и др. Тема дани проходит красной нитью через повествования о ранней истории славян: уже в недатированной части пересказывается легенда о выплате полянами дани хазарам мечами36, отголоски воспоминаний о «хазарской» и «варяжской» данях запечатлены в Сказании о призвании варягов; сжаты до формульного уровня предания о покорении славянских племен киевскими князьями37, которое выражалось в замене «хазарской» дани киевской; упоминаются дани, которые платил Новгород Киеву вплоть до времени Ярослава Мудрого38; наконец, тема даней вводит и объясняет сюжет о смерти князя Игоря.
Однако и до прихода в Киев скандинавских военных отрядов восточнославянский мир с многочисленными территориально- политическими образованиями отдельных политий предоставлял широкие возможности для дополнительного обогащения более сильных в военном отношении образований. Борьба отдельных восточнославянских «племен», прежде всего полян и древлян, воспоминания о которой сохранились в ПВЛ, была в первую очередь борьбой за экономические ресурсы соседа, доступ к которым лежал в обеспечении политической власти над ним. Новейшие археологические материалы Среднего Поднепровья, Северской земли и др. свидетельствуют о разрушении и разграблении городищ, смене на них населения, расширении на какое-то время территории носителей одной археологической восточнославянской культуры, а затем их исчезновении39 и т. д. - т. е. об интенсивном соперничестве и постоянных конфликтах местных политий. Военное превосходство профессиональных военных контингентов скандинавского происхождения обеспечило их власть над славянскими политиями, военная организация которых, судя по археологическим данным, была развита слабо40. Но во всех случаях летописец отмечает как главный показатель подчиненности «племен», в том числе северных словен, кривичей, мери и др., киевским князьям возложение на них дани. Установившиеся даннические отношения славян и росов, первых из которых он называет «пактиотами» росов, подчеркивает и Константин Багрянородный в середине X в.41, а рассказ о гибели Игоря подразумевает уже некоторую регламентированность даней.
Наряду с грабительскими набегами важнейшим источником экономического обеспечения социальной элиты была торговля, роль которой как в экономическом, так и в социально-политическом развитии стратифицированных обществ исследовалась особенно интенсивно42. Главными предметами экспорта из Руси на основании многочисленных упоминаний в источниках традиционно считаются пушнина, рабы, мед и воск. Особая роль обычно отводится пушнине43. В ее получении видится и причина начального проникновения скандинавов на северо-запад Восточной Европы44. Однако кроме пушнины Восточная Европа поставляла и другой особо ценимый товар - рабов. Уже начиная с конца IX в. восточные источники неоднократно пишут о славянах, захватываемых русами во время набегов и продаваемых затем в Булгаре и далее вплоть до Багдада45, а также отмечают наличие рабов-славян на всей территории Халифата вплоть до Андалусии46. Постоянная потребность в большом количестве рабов, прежде всего в Византии и Арабском халифате, обеспечила чрезвычайно важную роль работорговли в европейской экономике. По мнению крупнейшего современного историка-экономиста М. Мак- Кормика, возрождением своей экономики в VIII-Х вв. Европа обязана именно работорговле - «источнику европейского богатства» и «главному двигателю развития европейской торговой экономики»47, особенно усилившейся в Х в.48 Основным поставщиком рабов была Центральная и Восточная Европа - славянский мир (греч. σκλαβος «раб» появляется в источниках около 580 г.; средневек. лат. sclavus с тем же значением - в источниках примерно с 800 г.)49. Именно возможность получения рабов в значительном количестве, по мнению Дж. Шепарда, обусловливала стремление Византии к торговле с росами, которым предоставлялись из-за этого особые привилегии50.
Первостепенное значение торговли рабами, которые требовались в большом, товарном количестве ставит вопрос о способах их приобретения. Восточные источники конца IX- начала Хв. сообщают о набегах русов на славянские поселения, при которых захватывались пленные для продажи на восточных рынках (так же поступали викинги в Западной Европе). Покорение славянских племен в первой половине Хв. также, вероятно, служило источником рабов (ср. после разгрома древлян Ольга «овыхъ изби, а другия работа предасть мужемъ своимъ»)51. Однако после подчинения основных славянских племен Киеву такой способ добычи рабов вряд ли мог продолжаться, равно как маловероятно и предположение А. Галенко о поставке рабов русам в качестве одной из форм даней в процессе полюдья52. Возможно, более или менее постоянным источником рабов оставались походы на еще не покоренные славянские племена (например, на вятичей), на соседние земли (Червенские города, Волжскую Булгарию), т. е. та же военная деятельность.
Значение различных товаров было неравноценно в разные периоды времени и в отношениях с разными партнерами. Восточные источники постоянно отмечают пушнину как основной товар, поставляемый русами, и перечисляют меха, пользующиеся особым спросом: заяц, бобер, черная лиса53; соболь, белка54 и др. Впрочем, Ибн Фадлан обращает основное внимание на работорговлю купцов-русов. Византийские источники, напротив, пушнину не упоминают вообще, хотя вряд ли можно сомневаться в том, что она поставлялась на рынки Константинополя. Единственный вид экспорта в Византию, упоминаемый Константином Багрянородным и подробно регламентируемый в целом ряде статей русско- византийских договоров, - это рабы. Приоритеты в предметах импорта из Руси обусловливались как потребностями ее партнеров (так, воск, необходимый для свечей, вывозился по преимуществу в христианские страны), так и восприятием русских товаров: меха высоко ценились в арабском мире и служили показателем престижа, тогда как в Византии они воспринимались как элемент варварского одеяния55.
Таким образом, экономическое обеспечение элиты складывалось из двух компонентов: присвоения прибавочного продукта производящего хозяйства (в форме дани -> фиксированной дани -> податного обложения) и получения престижных ценностей непроизводящими способами, главными среди которых в период образования Древнерусского, как и других раннесредневековых европейских государств, были война и торговля.
Военно-торговая экономика56 принципиально отличалась от производящей своим характером, механизмами и разными формами их институализации, различными принципами организации57. Первой и главной особенностью был ее непроизводящий характер: в процессе военно-торговой деятельности не создавалось новых ценностей, а происходило присвоение уже существующих, созданных вне сферы этой экономики.
Военный способ присвоения был особенно выгоден: в ходе грабительского набега ценные предметы добывались без видимых затрат. В действительности, такие затраты были весьма существенны: требовались вооружение и доспехи, стоимость которых была чрезвычайно высока, особенно мечей; средства передвижения: кони, ладьи и т. д. Но с одной стороны, эти затраты не воспринимались как непосредственно связанные с предпринимаемым походом: оружие было повседневной принадлежностью воинов-дружинников, неотъемлемым признаком их социального статуса. С другой стороны, затраты на подготовку такой экспедиции многократно окупались в случае удачного ее исхода. Завоевательные же походы ради более или менее постоянного подчинения иных общностей приносили как военную добычу - разово, так, впоследствии, и относительно перманентную прибыль в форме даней. И если военная добыча состояла по преимуществу из предметов роскоши и пленных, то дани обеспечивали, во-первых, насущные нужды завоевателей в предметах непосредственного потребления, во-вторых, снабжали их такими предметами, которые могли использоваться в торговле, но в торговле, прежде всего, не локальной, а дальней. Она имела наибольшее значение для экономики элиты, поскольку через нее происходило преобразование той части даней, которая выражалась в предметах высокого спроса на рынках Арабского халифата и Византии (пушнина, рабы, мед, воск), в ценности, которые создавали материальную основу существования элиты и маркировали ее особый статус. При этом война и дальняя торговля были неразрывно связаны58, находясь в постоянном, хотя и меняющемся от случая к случаю взаимодействии.
Товарообмен на местном уровне существовал уже в середине X в. наряду со сбором дани. На сельских поселениях и в длинных курганах в Смоленском Поднепровье, например, присутствуют стеклянный бисер и литые трехдырчатые и ромбовидные подвески, а также плетеные цепочки для ношения ромбовидных подвесок, которые производились, как считается, в Гнездове, не не использовались жителями самого протогорода (находки таких предметов в Гнездове отсутствуют), что интерпретируется как производство специально для обмена с местным населением59. Рассказывая о подготовке росов к плаванию в Византию, Константин Багрянородный замечает, что моноксилы (однодеревки), поступающие в Киев из разных подвластных киевским росам «славиний», продаются. Использованный Константином глагол αγοραζω имеет основное значение «покупать», причем покупать на базаре, на рынке: т. е. славяне, пригонявшие однодеревки в Киев, выставляли их на продажу не по фиксированной, а по рыночной цене, которая могла колебаться60. К концу X - первой половине XI в. относятся так называемые меты - деревянные замки, которыми, по предположению В.Л.Янина, запечатывались мешки с пушниной, привозимые в Новгород в качестве даней61. Эти, пусть и отрывочные данные, свидетельствуют о различных вкладах местной торговли и даней в экономику элиты: от поставки предметов повседневного спроса до предметов высокого спроса в дальней торговле.
Таким образом, военная деятельность и дальняя торговля были в IX-X вв. основными формами экономики древнерусской элиты, которые требовали особой, принципиально отличной от производящей экономики, формы ее организации.
Основным организационным механизмом элитной экономики на начальных этапах образования Древнерусского государства было - по крайней мере для Поднепровья - полюдье62. Аналогичный институт существовал и в Скандинавии, где носил название «вейцла»63. Однако употребление Константином Багрянородным славянского термина «полюдия» в описании «сурового образа жизни росов», информация о котором была получена от «роса»-скандинава, указывает, вероятно, на то, что утвердившая свою власть над славянскими племенами военная элита скандинавского происхождения не привнесла свой, а усвоила местный термин, заимствованный у своих «пактиотов»-славян. Можно соответственно предполагать, что этот способ собирания дани применялся правителями славянских поли- тий еще до появления варягов. Об «объездах» правителем славян своих подданных пишет и арабский писатель начала Х в. Ибн Русте, основывавшийся на так называемой «Анонимной записке о народах Восточной Европы» последней четверти IX в.: «Правитель [славян] ежегодно объезжает их [славян]. И если у кого-то из них есть дочь, то царь отбирает себе по одному из ее платьев ежегодно. А если сын, то также берет по одному из его платьев... »64.
Но в эпоху образования Древнерусского государства полюдье приобрело общегосударственный масштаб и охватило все непосредственно подвластные киевским князьям территории65. Тем самым полюдье содействовало формированию единой системы сбора дани, а через нее - фискально-политической организации, объединявшей молодое государственное образование.
Насколько можно судить по сообщениям Константина Багрянородного, арабских писателей и Повести временных лет, полюдье осуществлялось дружинами киевского князя и его приближенных (известно, например, о сборе дани с древлян воеводой Свенельдом), которые приезжали в определенные пункты. Предшествующая полюдью процедура сбора даней в письменных источниках отражения не получила. Предполагается, что дани изымались у населения местными властями (сначала исконными правителями той или иной славянской общности, позднее - наместниками киевского князя) и свозились в центры, куда и приезжали княжеские дружины.
Возможно, именно такой процесс сбора даней отражен в новгородской практике доставки в Новгород мешков с пушниной и, наверное, другими продуктами сельскохозяйственного производства и промыслов, засвидетельствованный как упоминавшимися выше замками- «метами» с надписями, фиксирующими стоимость содержимого мешков, так и берестяными грамотами. На местах сбором дани ведали - в более позднее время - управляющие боярскими имениями и деревенские старосты. Согласно Повести временныхлет, на протяжении более столетия, вплоть до времен Ярослава Мудрого, Новгород выплачивал дань Киеву66. Если признать достоверность этого сообщения, то можно предполагать, что собранная подобным образом дань свозилась в Новгород, откуда уже централизованно отправлялась в Киев.
В Новгородской земле в более позднее время известен еще один способ сбора даней: направление данщиков - вооруженных отрядов новгородцев - в отдаленные от Новгорода и недавно колонизованные (т. е. еще не имевшие налаженной администрации) районы. Так, под 1071 г. упоминается сбор даней киевским тысяцким Янем Выша- тичем в Ростовской земле, под 1096 г. - «отроками» Гюряты Роговина в Заволочье67.
В организации другой важнейшей отрасли элитной экономики - торговли - на раннем этапе главную роль играли контролируемые элитой торговые центры. Неслучайно все они обнаруживают присутствие скандинавских военных гарнизонов, задачей которых, как принято считать, была охрана торгового пути. Однако в этих же центрах, по-видимому, уже в IX в. производится взимание торговых пошлин, о чем сообщает Гардизи (начало XI в.) на основании более ранних сочинений: «Царь их [русов] взимает с торговли 1/10 часть»68. Сбор торговых пошлин - существенный источник дохода - предполагает достаточно высокий уровень административного регулирования торговли. Однако имеющиеся источники не позволяют установить, каким образом взимались пошлины: специальными должностными лицами или эта обязанность также возлагалась на военную охрану. Впрочем, упоминание в «Житии св. Ансгария» Римберта (IX в.)69 «префекта» Бирки, который должен был дать разрешение Ансгарию на проповедь христианства, говорит о сложившейся в Скандинавии уже к IX в. практике выделения (назначения конунгом?) должностных лиц, осуществлявших управление в торговом центре. Вполне вероятно существование аналогичных управляющих и в центрах на торговых путях Восточной Европы, контролируемых скандинавами.
Организация торговой деятельности самой древнерусской элиты остается в целом неясной, хотя очевидно, что и она была определенным образом регламентирована. По рассказу Константина Багрянородного, росы в Киеве ежегодно весной покупают однодеревки, которые оснащаются бортами, веслами, мачтами и пр., и караванами отправляются в Константинополь для торговли товарами, полученными во время зимнего полюдья (и рабами)70. Уже само постоянство этого процесса - по Константину, ежегодного - предполагает некую устоявшуюся систему с распределением организационных функций, наличием постоянного контингента специалистов-судостроителей, а также, вероятно, более или менее выделившегося круга лиц, совершавших плавания в Византию и специализировавшихся на торговых операциях - «гостей» русско-византийского договора 944 г.
Таким образом, военно-торговая экономика древнерусской элиты IX-X вв. зиждилась отнюдь не на контроле над землей. Восточные писатели прямо указывают, что «нет у них [русов] ни недвижимого имущества, ни деревень, ни пашен»71. Установление собственности на землю не было и необходимой предпосылкой образования государства72. Война и торговля обогащали элиту в достаточной мере, чтобы обеспечить воспроизводство ресурсов (прежде всего, воинов, вооружения, кораблей, а также товаров, пользующих спросом, и т. д.) и поддерживать и укреплять ее статус. Концентрация богатств в руках элиты, причем богатств по преимуществу в форме предметов роскоши, не была следствием производящей экономики и практически не зависела от нее. Так же и перераспределение полученных ценностей не затрагивало население, находившееся в сфере производящей экономики: оно проходило внутри самой элиты и, возможно, знати славянских объединений, подчинившихся Киеву. Фактически, на раннем этапе образования Древнерусского государства сосуществовали две самостоятельные экономические системы «с различными принципами организации, с различными санкциями для их согласования, различными формами институализации экономических механизмов»73. Независимость этих экономических систем, вероятно, усугублялась принадлежностью элиты к иной этнической среде и иным культурным традициям. Взаимодействие между ними были крайне слабо и выражалось по преимуществу в данях, выплачиваемых «славиния- ми» правящей элите. Лишь с течением времени обе экономические системы постепенно сблизились, обретая все больше новых точек соприкосновения, пока они не слились в единую экономику Древнерусского государства.
1 Статья написана в рамках работы над проектом «Становление государственной инфраструктуры и идеологии в Античности и Средневековье (компаративное исследование)» по программе ОИФН «Нации и государства в мировой истории».
2 Из последних монографий см.: Преображенский А.А., Перхавко В.Б. Купечество Руси IX-XVII века. Екатеринбург, 1997; Перхавко В.Б. Зарождение купечества на Руси // Восточная Европа в древности и средневековье. X Чтения: К 80-летию чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. Мат-лы конф. М., 1998. С. 86-90; Рыбина Е.А. Торговля средневекового Новгорода: Историко-археологические очерки. Великий Новгород, 2001.
3 См. в частности: Славяне Юго-Восточной Европы в предгосударствен- ный период. Киев, 1990; Сельская Русь в IX-XVI веках. От новых методов изучения к новому пониманию. М., 2008.
4 Греков Б.Д. Киевская Русь. М., 1949. С. 45 и др. История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой Октябрьской социалистической революции. М., 1990. Т. 2. Крестьянство в период раннего и развитого феодализма. С. 20-21.
5 Claessen H.J.M., Scalnik P. The Early State: Theories and Hypotheses I I The Early State. Hague, 1978. P. 640. Перевод цитаты в кн.: Крадин Н.Н. Политическая антропология. 2-е изд. М., 2010. С. 181.
6 Шнирельман В.А. Производственные предпосылки разложения первобытного общества // История первобытного общества. Эпоха классоо- бразования. М., 1988.
7 См. развитие этого положения в крайне заостренной форме: Шувалов П.В. Импорт политтехнологий и варварские государства // Восточная Европа в древности и средневековье: Миграции, расселение, война как факторы политогенеза. XXIII Чтения памяти В.Т. Пашуто. Мат-лы конф. М., 2012. С. 276-281.
8 Крадин Н.Н. Политическая антропология. С. 183-187.
9 Значение торговли для образования Древнерусского государства подчеркивал еще В.О. Ключевский, но в советское время это теория была отвергнута. К ней вернулись - с учетом трудов экономических антропологов, прежде всего К. Поланьи (Polany К. Primitive, Archaic, and Modern Economies / Ed. by G. Dalton. Boston, 1969) - лишь в 1990-е годы (Мельникова ЕЛ. К типологии становления государства в Северной и Восточной Европе (Постановка проблемы) // Образование Древнерусского государства. Спорные проблемы истории. Тез. докл. Чтений памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Пашуто. М., 1992. С. 38-41; Она же. К типологии пред- государственных и раннегосударственных образований в Северной и Северо-Восточной Европе. Постановка проблемы // Древнейшие государства Восточной Европы. 1992-1993 годы. М., 1995. С. 16-32).
10 Marvin P.M. Subsistence Agriculture: Analytical Problems and Alternative Concepts // American Journal of Agricultural Economics. 1968. May. P. 292-310.
11 Слободин B.M. К вопросу о развитии и смене систем земледелия // Материалы по истории земледелия СССР М., 1952. Т. I; Левашова В.П. Сельское хозяйство. Очерки по истории русской деревни X-XIII вв. // Тр. ГИМ. 1956. Вып. 32; Довженок В.И. Землеробство древньоi Pyci. Kиiв, 1961.
12 Чернецов А.В. О периодизации ранней истории восточнославянских пахотных орудий // СА. 1972. № 3. С. 135-148; Он же. К вопросу о происхождении восточноевропейского плуга и русской сохи // Вестник МГУ. Сер. истор. 1972. Вып. 2; Краснов Ю.А. Древние и средневековые пахотные орудия Восточной Европы. М., 1987.
13 Кирьянова Н.А. О составе земледельческих культур Древней Руси X-XV вв. // СА. 1979. № 4. С. 72-85.
14 Григорьев А.В. Население междуречья Днепра и Дона в VIII- первой половине XI в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 2010 год. М., 2012. С. 94-127.
15 Интересно было бы поставить обратный вопрос: какое воздействие на внедрение новых технологий в сельском хозяйстве оказало изменение политической организации общества.
16 Клиге Р.К., Воронов A.M., Селиванов А.О. Формирование и многолетние изменения водного режима Восточно-Европейской равнины. М., Наука, 1993. С. 55.
17 См.: Earle Т. How Chiefs Come to Power: The Political Economy in Prehistory. Stanford, 1997.
18 Мельникова E.А. К типологии; Она же. Европейский контекст возникновения древнерусской государственности // Древнейшие государства Восточной Европы. 2010 год. С. 240-269; Носов Е.Н. Проблема происхождения первых городов Северной Руси // Древности Северо-Запада России (славяно-финно-угорское взаимодействие, русские города Балтики). СПб., 1993. С. 59-78; Он же. Речная сеть Восточной Европы и ее роль в образовании городских центров Северной Руси // Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию В. А. Янина. М., 1999. С. 157-170.
19 Назаренко А.В. Южнонемецкие земли в европейских связях IX-X вв. // Средние века. М., 1990. Вып. 53. С. 121-136; Он же. Русь и Германия в IX-X вв. // Древнейшие государства Восточной Европы: Материалы и исследования. М., 1991. С. 5-80; Зв1здецький Б.А. Городища 9-13 ст. на територи древлян. Ки!'в, 2008.
20 Григорьев А.В. Северская земля в VIII - начале XI века по археологическим данным. Тула, 2000.
21 Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М., 1982.
22 Нефёдов B.C. Смоленское Поднепровье и Подвинье в период формирования древнерусского государства по археологическим данным // Древнейшие государства Восточной Европы. 2010 год. С. 270-299.
23 Duby G. The Early Growth of European Economy. Warriors and Peasants from the Seventh to the Twelfth Centuries. L., 1974. См. также: Early State Economics / Ed. H.J.M. Claessen & P. van de Velde. New Brunswick; London, 1991.
24 Mocc M. Общества. Обмен. Личность. M., 1996 («Очерк о даре», «Essai sur le don», впервые опубликован в 1923); Gurevich A.Y. Wealth and Gift-Bestowal among the Ancient Scandinavians I I Scandinavica. 1968. Vol. 7/1. P. 126-138; Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970. С. 63-82; Cheal D.J. The Gift Economy. N.Y., 1988.
25 Miller W.I. Gift, Sale, Payment, Raid: Case Studies in the Negotiation and Classification of Exchange in Medieval England I I Speculum. 1986. Vol. 61. P. 18-50; Kruse S.E. Trade and Exchange Across Frontiers I I Silver Economy
in the Viking Age I I Ed. J. Graham-Campbell, G.Williams. Walnut Creek (Ca), 2007. P. 166-167.
26 Webb M. The Flag Follows Trade: An Essay on the Necessary Interaction of Military and Commercial Factors in State Formation // Ancient Civilization and Trade. Albuguerque, 1975.
27 Повесть временных лет / Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д.С. Лихачева. Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. Изд. 2-е испр. и доп. М.Б. Свердловым. СПб., 1996. С. 56. Далее - ПВЛ. Рассказ о пире дружины в статье под 6504 / 996 г., очевидно, восходит к устной традиции.
28 Ср. во Франкской империи: ReuterT. Plunder and Tribute in the Carolingian Empire // Transactions of the Royal Historical Society. 5th ser. 1985. Vol. 35. P. 75-94.
29 Щеглова О.А. Среднее Поднепровье конца VII - первой половины VIII в.: причины смены культур // Социогенез и культурогенез в историческом аспекте. СПб., 1991; Григорьев А.В. Население междуречья Днепра и Дона.
30 Древняя Русь в свете зарубежных источников. Хрестоматия. М., 2009. Т. III. Восточные источники / Сост. Т.М. Калинина, И.Г. Коновалова, В.Я. Петрухин. С. 48 (далее - Хрестоматия).
31 Константин Багрянородный. Об управлении империей / Отв. ред. Г.Г. Литаврин, А.П. Новосельцев. М., 1989 (Древнейшие источники по истории народов СССР). С. 44/45.
32 Представления летописцев, основанные на преданиях, восхвалявших киевских князей, сильно идеализированы.
33 ПВЛ. С. 14.
34 См.: Коваленко В.П. Дружинные лагеря в процессе становления древнерусской государственности на Днепровском Левобережье // Восточная Европа в древности и средневековье. Проблемы политогенеза. XXII Чтения памяти В.Т. Пашуто. М., 2011. С. 114-119; Бондарь А.Н. Укрепленные пункты на территории междуречья Днепра и нижнего течения Десны в конце IХ-Х в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 2010 год. С. 300-327.
35 ПВЛ. С. 24.
36 См. из последних работ: Петрухин В.Я. Сказание о хазарской дани в контексте летописной истории // Древнетюркский мир: история и традиции. Казань, 2002. С. 43-52; Комар А.В. Исторические предпосылки возникновения легенды о полянской дани хазарам по археологическим данным // Хазары. М., Иерусалим, 2005. С. 207-218.
37 Мельникова Е.А. Устная традиция в Повести временных лет: к вопросу о типах устных преданий // Восточная Европа в исторической ретроспективе. К 80-летию В.Т. Пашуто. М., 1999. С. 162.
38 См.: Стефанович П.С. Загадочное известие летописи: древнейшая дань из Новгорода в Киев // Новгородский исторический сборник. СПб., 2010. Вып. 12 (22). С. 5-35. См. также: Он же. О дани в «трибутарном» государстве Руси в X в. // Древняя Русь и средневековая Европа: возникновение государств. Материалы междунар. конф. М., 2012. С. 260-267.
39 См. статьи А.В. Григорьева и др. в кн.: Древнейшие государства Восточной Европы. 2010 год.
40 См. о вооружении и военном деле у славян Поднепровья: Юренко С.П. Производственный и бытовой инвентарь. Оружие. Украшения // Славяне Юго-Восточной Европы. С. 301-302; Зорин А.В. Русы и северяне: из истории военного противостояния // Профессиональная археологическая работа по холодному оружию Днепровского Левобережья X-XI вв. // Портал X. Legio http://xlegio.ru/ancient-armies/armament/ruses-northerners-military-confrontation (доступ 2.09.2012). Ср. также отсутствие в перечне оружия славян у Гардизи мечей и боевых топоров: Хрестоматия. С. 57.
41 Константин Багрянородный. Об управлении империей. Гл. 9.
42 См. в частности: Polanyi К. Primitive, Archaic, and Modern Economies; MacCormack C.P. Exchange and Hierarch I I Economic Archaeology. Towards an Integration of Ecological and Social Approaches / Ed. A. Sheridan, G.Bailey. 1981 (BAR International Series, 96). P. 159-166; Hodges R. Dark Age Economics. The Origins of Towns and Trade AD 600-1000. L., 1982; Trade and Exchange in Prehistory. Lund, 1988; KippR.S., Schortman E.M. The Political Impact of Trade in Chiefdoms I I American Anthropologist. Vol. 91. 1989. № 2; McCormick M. Origins of the European Economy. Communications and Commerce AD 300-900. N.Y., 2001.
43 Kovalev R.K. The Infrastructure of the Novgorodian Fur Trade in the Pre-Mongol Era (ca. 900 - ca. 1240). Diss. University of Minnesota, 2002; Martin J. Treasure of the Land of Darkness: The Fur Trade and Its Significance for Medieval Russia. Cambridge; N.Y., 2004; MakarovN. Traders in the Forest: The Northern Periphery of the Rus' in the Medieval Trade Network I I Pre-Modern Russia and its World. Essays in Honor of Thomas Noonan / Ed. K.L. Reyerson, Th.G. Stavrou, J.D. Tracy. Wiesbaden, 2006. P. 115-133.
44 Noonan Th. WhytheVikingsfirstcametoRussia //JahrbiicherfiirGeschichte Osteuropas. 1986. Bd. 34. S. 321-348.
45 Хрестоматия. С. 48, 57, 59. Особенно подробно о работорговле русов писал в середине X в. Ибн Фадлан (Ковалевский А.П. Книга Ахмета ибн Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 гг. Статьи, переводы и комментарии. Харьков, 1956. С. 141-146).
46 Мишин Д.Е. Сакалиба (славяне) в исламском мире в раннем средневековье. М., 2002. С. 137-188.
47 McCormick М. Origins of the European Economy. P. 758, 768. См. также: Verhulst A. L'esclavage dans T'Europe medievale. Bruges, 1955. Т. 1; Karras R.M. The Slave in the Scandinavian Economy I I Slavery and Society in Medieval Scandinavia. New Haven, London, 1988. P. 69-95.
48 The Cambridge Economic History ofEurope: Trade and Industry in the Middle Ages // Ed. M.M. Postan, E. Miller, C. Postan. Cambridge, 1987. P. 417.
49 McCormick М. Origins of the European Economy. P. 793.
50 Shepard J. Constantinople - Gateway to the North: the Russians // Constantinople and its Hinterland: Papers from the Twenty-Seventh Spring Symposium of Byzantine Studies / Ed. C. Mango, G. Dagron. Aldershot, 1995. P. 254-255.
51 ПВЛ. C. 29.
52 Галенко О. Три згадки Константина Багрянородного про «полюддя» // Ruthenica. 2004. Т. 3. С. 48-67. Ср.: Фроянов И.Я. Рабство и данничество у восточных славян (VI-X вв.). СПб., 1996. С. 448-485.
53 Ибн Хордадбех: Хрестоматия. С. 25, 30.
54 Ибн Русте: Хрестоматия. С. 48 и др.
55 Ковалев Р. К вопросу о происхождении сорочка: по материалам берестяных грамот// Берестяные грамоты: 50 лет открытия и изучения/ Под ред. В.Л.Янина. М., 2003. С. 66-67. Ср. о символическом значении костюма: Бойцов М. В шкурах или пурпуре. К облику варварских королей времен «падения» Римской империи // Искусство власти. Сб. в честь профессора Н.А. Хачатурян / Под ред. О.В. Дмитриевой. СПб., 2007. С. 46-87.
56 Hedeager L. Warrior Economy and Trading Economy in Viking-Age Scandinavia //Journal of Economic Anthropology. 1994. Vol. 2/1. P. 130-148.
57 Dalton G. Economic Theory and Primitive Society// American Anthropologist. 1961. Vol. 63. P. 20.
58 Hedeager L. Warrior Economy and Trading Economy; Webb M. The Flag Follows Trade. P. 155-209.
59 См.: Нефёдов B.C. Смоленское Поднепровье и Подвинье.
60 Константин Багрянородный. Об управлении империей/ Под ред. Г.Г. Аитаврина, Е.А. Мельниковой при участии С.А. Иванова и И.Г. Коноваловой. М., 2013 (комментарий С.Р. Тохтасьева) (в печати).
61 Янин В. А. У истоков новгородской государственности. Новгород Великий, 2001.
62 Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XI—XIII вв. М., 1980. С. 329 и след.; Новосельцев А.П. Арабские источники об общественном строе восточных славян IX- первой половины Хв. (полюдье) // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. Памяти чл.-корр. РАН А.П. Новосельцева. М., 2000. С. 400-404; Фроянов И.Я. Рабство и данничество; Полюдье: всемирно-историческое явление / Под общ. ред. Ю.М. Кобищанова. М., 2009. Полюдье сохранялось по крайней мере до XII в. в форме фиксированной денежной повинности: в грамоте Мстислава Владимировича 1130 г. говорится об «осеннем полюдье» (Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Под ред. С.Н. Валка. М.; Л., 1949. С. 140. № 81). См.: Гиппиус А. А. Загадки Мстиславовой грамоты // Miscellanea Slavica: Сб. ст. к 70-летию Б.А. Успенского. М., 2008. С. 109-129.
63 Steinnes A. Husebyar. Oslo, 1955; ГуревичА.Я. Древненорвежская вейцла // Научные доклады высшей школы. Историч. науки. 1958. № 3.
64 Хрестоматия. С. 47.
65 Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). М., 1998. С. 125-136.
66 ПВЛ. С. 14.
67 Там же. С. 76,107-108.
68 Хрестоматия. С. 59.
69 Житие св. Ансгария / Пер. В.В. Рыбакова // Из ранней истории шведского народа и государства: первые описания и законы / Под ред. А.А. Сванидзе. М., 1999. С. 34.
70 Константин Багрянородный. Об управлении империей. Гл. 9.
71 Ибн Русте: Хрестоматия. С. 48.
72 Bondarenko D.M., KorotaevA.V. Early State in Cross-Cultural Perspective: A Statistical Re-Analysis of Henri J.M. Claessen's Database I I Cross-Cul- tural Research. The Journal of Comparative Social Science. 2003. Vol. 37/1. P. 104-131.
73 Dalton G. Economic Theory. P. 20.
Просмотров: 8842
Источник: Образы аграрной России. М.: Индрик, 2013. с. 49-66
statehistory.ru в ЖЖ:
