Крестьянский промысловый отход и развитие крепостнических отношений в российской деревне второй половины XVIII в
Статья опубликована в книге "Образы аграрной России IX-XVIII вв." (М.: Индрик, 2013.)
----
Проблема формирования в России капиталистического уклада имеет достаточно обширную историографию. В настоящее время наиболее распространенной остается точка зрения, что подобные экономические отношения сложились в промышленном производстве в конце XVIII в. Важным аргументом в пользу этой позиции остается факт активного расширения рынка вольнонаемного труда. Так, с 60-х гг. XVIII в. и до конца столетия численность наемных рабочих на мануфактурах и в судоходстве выросла с 220 до 420 тыс. человек1. Особое место занимала легкая промышленность, обслуживавшаяся почти исключительно вольнонаемным трудом. Производимая продукция пользовалась высоким спросом, что создавало возможности для накопления капитала2.
Однако не менее существенна, на наш взгляд, и другая сторона этого процесса. Ведь основной контингент наемных работников в различных отраслях производства составляли крестьяне-отходники. Открытым остается вопрос, как повлияло распространение крестьянского промыслового отхода на доминирующий в российской деревне тип экономических отношений - крепостнический. Именно этой проблеме посвящена настоящая работа.
В первую очередь следует остановиться на причинах активного роста крестьянского отхода и промысловой деятельности в целом. Основной из них был низкий уровень земледельческого производства, зачастую не обеспечивавший минимальные потребности крестьянского хозяйства3.
В исторической литературе общепринятой годовой нормой питания для взрослого человека считается 3 четверти (24 пуда) зерна, что составляет около 3200 ккал. в сутки. Если включить в приведенную «норму» потребности крестьянского двора на подкормку скота, то при наличии 1-2 лошадей в хозяйстве4 на крестьянина останется от 12,5 до 18 пудов зерна. В этом случае ежедневный рацион земледельца будет состоять из 1700-2400 ккал., то есть 50-75% от «нормы»5. Но долговременное снижение норм потребления (т. е. постоянное недоедание) в условиях тяжелого физического труда крестьянина не представляется возможным. Следовательно, если расходы на подкормку скота считать сверх указанных 24 пудов, то на одного человека (в двухлошадном хозяйстве) понадобится чистый сбор зерна 35,5 пудов (4,4 четверти).
Рассмотрим возможности сельскохозяйственного производства Европейской России по удовлетворению вышеприведенных потребностей. В Табл. 1 представлены данные о чистых сборах зерна на душу населения в 1780-1790-х гг. по 27 губерниям6.
Таблица 1. Уровень сельскохозяйственного производства Европейской России в 80-90-е гг. XVIII в.
Как видим, даже в низшую «норму» (3 четверти зерна в год на человека) не укладывалась ни одна губерния Центрально-нечерноземного и Восточного регионов. В Северном районе чистые сборы хлеба на душу населения достигли 3 четвертей только в Псковской губернии7. В Черноземье из 6 губерний незначительный дефицит (0,2-0,4 четв.) был в двух - Курской и Тамбовской. В Поволжье из трех губерний дефицит наблюдался в одной - Симбирской (1,2 четв.). Лишь в Прибалтийских губерниях (Ревельской и Рижской) излишки хлеба составляли 2,5-3,0 четв. Средние данные по районам говорят об излишках хлеба в Прибалтике (2,8 четв.), ЦЧР (0,6 четв.) и Поволжье (0,5 четв.).
Если же считать нормой потребления на душу населения (с учетом подкормки скота) 4,4 четв. зерна в год, то положительный хлебный баланс можно будет наблюдать лишь в Прибалтике, а также в Тульской (излишек 0,8 четв.), Пензенской (0,4 четв.) и Орловской (0,2 четв.) губерниях. Наибольший дефицит с хлебом отмечался в ЦЧР (2,5 четв.), Северном (2,4 четв.), Восточном (2,7 четв.) районах, менее значительный - в Центральном Черноземье (0,8 четв.) и Поволжье (0,9 четв.).
По данным на 1750-е - начало 1770-х гг. в Европейской России наиболее многочисленная категория земледельцев (помещичьи крестьяне) в среднем была обеспечена хлебом ниже нормы в 3 четверти (24 пуда). В год на едока приходился 21 пуд. С учетом имущественных групп, в беднейшей группе (35,9% дворов) наблюдался недостаток в 5,6 пуда, в средней (48,9% дворов) - 4,1 пуда. Зажиточные крестьяне (15,2% дворов) имели излишек в 3,1 пуда. Дифференциация по формам ренты была следующей: в барщинных владениях на едока приходился излишек в 2,6 пуда, в оброчных - недостаток в 3,9 пуда. По регионам положительный хлебный баланс (если считать «нормой» 3 четверти на едока) имело только крестьянство Черноземья и вся зажиточная верхушка крепостной деревни8.
Таким образом, очевидно, что ситуацию в южных черноземных и поволжских губерниях спасали лишь периодические высокие урожаи, а регионы центра, севера и востока Европейской России в целом (при средних урожаях - сам-2-3) были не в состоянии обеспечить себя зерном даже на питание крестьянина и корм скота.
Подобный уровень развития сельского хозяйства являлся типичным для указанных территорий и мог быть существенно изменен только с помощью агротехнических нововведений. Однако их внедрение было крайне медленным9. Подчеркнем, что доля товарного зерна (т. е., фактически, излишков потребления), по подсчетам В.К. Яцунского и И.Д. Ковальченко, в начале XIX в. составляла лишь 9-14%, а в середине столетия - 17% от валового сбора зерна. За вторую половину XVIII - первую половину XIX в. производительность труда в промышленности возросла примерно в 8,6 раза, а в земледелии - только на 14%10.
Следовательно, единственным средством, способным обеспечить выживание крестьянина в малоплодородных районах Европейской России (как в конце XVIII в., так и в более ранний и поздний периоды) было получение доходов от неземледельческих промыслов. Однако законодательные ограничения в сфере крестьянской промышленности и торговли вплоть до 2-й половины XVIII столетия мешали развитию этого направления экономики.
Подъем в данной области был вызван изменением политики правительства с начала 60-х гг. XVIII в. Основой нового курса стали принципы свободы предпринимательства в торговле и промышленности, постепенно отменялись монополии и привилегии, что было вызвано потребностями дальнейшего развития страны и фискальными интересами казны". Важным фактором, оказавшим влияние на распространение промыслов и крестьянского отхода в нечерноземных губерниях, были неурожаи 60-х гг. XVIII в. Во многих хозяйствах этого региона отмечается сокращение запашки, происходит массовый перевод вотчин на оброк. Характерным явлением для 2-й половины столетия становится увеличение оброка, а натуральные повинности пересчитываются на деньги11.
Землевладельцы, стремясь повысить прибыльность крепостного труда и получить максимально высокие оброчные платежи, были также заинтересованы в доходах от крестьянских промыслов. Подчеркнем, что меры жесткого помещичьего контроля и регламентации деятельности крестьян здесь сочетались с покровительством и поощрением их инициативы в области сельскохозяйственного и промышленного производства, ремесла и торговли.
Среди основных видов патронажной деятельности помещиков по отношению к крестьянам-отходникам можно выделить следующие12. Так, в частности, использовались провоз крестьянских товаров под видом помещичьих, выдача льготных подорожных квитанций и свидетельств, расширявших права крестьян на оптовую и розничную торговлю. Землевладельцы открывали в собственных имениях ярмарки и торжки, регистрировали на свое имя крестьянские предприятия, крупные откупа и подряды, выдавали крестьянам денежные ссуды, предоставляли отходникам жилые и хозяйственные помещения в городах. Влиятельные помещики использовали личные связи для разрешения судебных тяжб своих торгующих крестьян. Уделялось внимание исследованию конъюнктуры рынка: составлялись перечни специальностей, приносивших высокую прибыль в Санкт-Петербурге и Москве, производился поиск наиболее доходной работы для своих крестьян, выяснялись столичные рыночные цены и спрос на промысловые изделия.
Встречается и прямое принуждение крестьянства к промысловой деятельности в период, свободный от полевых работ. Так, в инструкции кн. М.М. Щербатова содержится следующее требование: «Понеже крестьянин, живши дома, большой себе прибыли получить не может и для того не токмо отпускать, но и принуждать их ходить в работы, и всегда, когда крестьяне потребуют паспортов, прикащику им немедленно давать». В «наказе» А.Т. Болотова основой помещичьего хозяйства была барщинная система. Однако «в случае неимения работы» крестьян следовало «отпускать ... в наем с довольною для господина прибылью». Крестьянский отход четко увязывался с необходимостью выплаты крестьянами подушной подати, которая являлась денежным, а не натуральным налогом («Сие отпускание в работу не только за- тяглых, но и тягловых нужно в осеннее и зимнее время для вырабатывания подушних денег»). «Учреждение» гр. П.А. Румянцева для его нижегородской вотчины (1751,1777 гг.) содержит специальный раздел, посвященный организации ремесленных и промысловых занятий крестьян, а в инструкциях кн. М.М. Щербатова (по ярославской вотчине, 1758 г.) и С.К. Нарышкина (по крапивенской вотчине, 1775 г.) мы находим положения об обучении крестьян мастерству13.
Второй стороной взаимоотношений помещика и крестьянина- отходника, как уже указывалось выше, была детальная регламентация жизни и предпринимательской деятельности крепостного14. Крестьяне могли уйти из деревни лишь с позволения вотчинных властей, что подтверждалось выдачей «письменных отпусков» и печатных паспортов. Обычно отход разрешался только зимой после завершения сельскохозяйственных работ, а в крупных торгово-промысловых селениях-на один-два года. Помещики определяли сроки, число отходников, уход крестьян разрешался только при отсутствии недоимок и наличии поручителей (обычно в этом качестве выступали ближайшие родственники - отец, брат, тесть, зять; реже - односельчане), которые отвечали по государственным и владельческим повинностям отходников. Устанавливались наказания за несвоевременное возвращение отходников в вотчину. Не позволялся наем беспаспортных и беглых работников из других имений (хотя встречались многочисленные случаи нарушений). Иногда привлечение любого стороннего наемного труда запрещалось вовсе. Помещик регламентировал денежно-кредитные отношения в деревне, ограничивал арендные операции с землей внутри общины и на стороне. Практиковались запреты на торговлю крестьянским имуществом, хлебом и скотом без разрешения приказчика. Это было вызвано опасением снижения платежеспособности крестьян, их разорения и усиления социальной вражды в общине. Помещики также боялись конкуренции со стороны собственных крепостных, в связи с чем для крестьян вводились запреты на торговлю отдельными видами продукции. Для Центрального Черноземья (сравнительно с Нечерноземным регионом) свойственны более существенные ограничения в сфере крестьянского отхода, поскольку барщинное земледелие на Юге России приносило значительную прибыль.
Все перечисленные меры взаимно дополняли друг друга и варьировались в зависимости от региона и особенностей хозяйственной ситуации в той или иной вотчине. В целом нет оснований говорить о «противоречивом характере» отношений помещика к крестьянским промыслам, поскольку как поощрение, так и регламентация служили единой цели - максимальному увеличению доходов от использования крепостного труда.
Уровень развития промыслов и крестьянского отхода в различных регионах страны был обратно пропорционален степени рентабельности аграрного сектора. Наиболее явственно зависимость крестьянства от доходов в неземледельческой сфере проявлялась в Нечерноземье. Так, по данным М.Ф. Прохорова (на 1760-1770-е гг.), доля крестьян-отходников в уездах Московского и Волго-Окского районов была самой высокой в Европейской России (6-24,8% от общей численности мужского населения). Ведущее место в Нечерноземье среди отходников занимали помещичьи крестьяне - 52,7%. Но в долевом отношении к численности той или иной группы крестьян на первом месте находились монастырские. Основной причиной этого было не «тормозящее влияние крепостнической системы на отход в помещичьей деревне» (как считает М.Ф. Прохоров), а секуляризация церковных имений, сопровождавшаяся ликвидацией барщины и переводом экономических крестьян на оброк15. В плодородном Центрально-Черноземном крае эти показатели были существенно ниже: в северной части - 1,8-4,4%, в центральных и южных уездах- 0,9%. Ведущее место здесь (учитывая отсутствие барщины в государственной деревне, а также социальный состав населения региона) занимали однодворцы и новокрещены - 98% отходников. В Среднем Поволжье доля отходников составляла 2,3-3,8%, а в Западном и Северном регионах - до 6,2%16.
По отдельным губерниям есть следующие данные об интенсивности отхода. В Московской губернии в 1799-1803 гг. число отходников (по сведениям о количестве выданных паспортов всем категориям населения) находилось на уровне 45-65 тыс. чел., или 10-15% жителей м.п., в Ярославской губернии в 1778-1797 гг. - 55-75 тыс. чел. или 15-23% мужского населения. По данным «Описания Костромского наместничества» (1792 г.) в губернии было около 40 тыс. отходников (более 10% жителей м.п.). В Калужской провинции в 60-хгг. XVIII века, по сведениям сенатской анкеты, опубликованной в «Трудах Вольного экономического общества», на заработки уходил каждый третий работник. В отдельных уездах Нижегородской губернии в 80-90-е гг. XVIII в. отходников насчитывалось не менее 8% от всего мужского населения. В конце столетия в Тамбовской губернии весной на судовой промысел (Моршанская пристань) направлялось до 25 тыс. чел., в Курской губернии число отходников достигало 13 тыс.17
Основная масса крестьян-отходников была занята извозом (обычно в зимнее время), судовым промыслом (весна-осень), на промышленных предприятиях (в первую очередь, на текстильных), на строительстве в уездах и в крупных городах. В ЦЧР распространяется наем на сельскохозяйственные работы (сенокос, уборка зерновых) и выпас скота. Чаще отходники направлялись в крупные города, преимущественно в Москву и Санкт-Петербург. Ежегодно в 1760-70-х гг. в Петербург и его окрестности приходило до 50 тыс. человек, в Нижний Новгород - 25 тыс., Саратов - 7 тыс., Астрахань - 6 тыс.18
Рост промысловой деятельности во 2-й половине XVIII - 1-й половине XIX в., несомненно, повлиял на имущественную дифференциацию в крепостной деревне. Однако «капиталистического расслоения» и «раскрестьянивания» как сколько-нибудь массового явления здесь в дореформенный период не было. Динамика неравенства среди промыслово-земледельческого и торгово-земледельческого крестьянства прослеживается более явственно. Однако имущественное положение земледельческого крестьянства в своей основной массе изменилось незначительно. На протяжении указанного отрезка времени среди помещичьих крестьян в целом продолжала доминировать группа со средним достатком19.
Крайне важным является вопрос о роли промысловых доходов в крестьянском хозяйстве. Однако прямых данных, свидетельствующих об этом, практически нет. Интересные расчеты структуры «крестьянского бюджета» были опубликованы в 1966 г. И.Д. Ковальченко и Л.В. Миловым20. Обобщенная информация о доходах и повинностях оброчных помещичьих крестьян, содержащаяся в этой работе, представлена в Табл. 221.
Таблица 2. Доходы и повинности оброчных помещичьих крестьян, конец XVIII - середина XIX в., серебряных рублей
Примечание: * повинности включают в себя сумму оброка, подушной подати и мирских сборов.
Приведенные здесь данные имеют ряд особенностей. Во-первых, доходы от земледелия можно считать доходами лишь условно. Это оценка стоимости средних урожаев по губернским рыночным ценам. В конце XVIII в. чистые сборы хлеба на душу населения в Московской и Тверской губерниях были существенно ниже «нормы потребления» в 3 четверти на человека, а в Орловской и Рязанской превышали ее на 1,6 и 0,3 четв. соответственно (см. Табл. 1). В середине XIX в. (с учетом урожаев картофеля) складывалась примерно та же ситуация. Чистые сборы в Московской губернии составляли 1,39 четв., Тверской - 2,5 четв., Орловской - 3,33 четв, Рязанской - 3,08 четв.22 Следовательно, «излишки» (зачастую весьма незначительные) для получения денежных средств от земледельческого производства могли быть лишь в Черноземье. В Московской и Тверской губерниях хлеба не хватало даже на продовольственные и хозяйственные нужды, а возможность заплатить подушную подать и оброк здесь полностью зависела от промысловых доходов крестьянина.
Во-вторых, доходы от промыслов, указанные в таблице, необходимо считать заниженными. Это следует из того, что размах промысловой деятельности оценивался авторами исходя из количества выданных билетов и паспортов, т. е. по числу отходников. Таким образом, в расчетах (из-за отсутствия необходимых данных) не отражены доходы от промысловых занятий крестьян на местах. В частности, широко (как женский промысел в зимнее время) было распространено прядение и ткачество льна, пеньки и шерсти23. Хотя, видимо, учет этих факторов не особенно значительно изменит общие тенденции формирования «крестьянского бюджета».
Из таблицы следует, что земледелие в конце XVIII в. оставалось для крестьянина главным источником существования. Даже в Московской губернии доля промысловых доходов в бюджете крестьянина находилась на уровне 35%; в Тверской и Рязанской - 11-12%. Вполне логично, что наиболее низкий показатель относится кчерноземной Орловской губернии - 5%. За последующие полвека наблюдается тенденция роста зависимости крепостного хозяйства от неземледельческой сферы. В Московской губернии доходы от промыслов вышли на первое место (56%), в Тверской и Рязанской - составили около четверти совокупного дохода крестьянина, а в Орловской - 12%.
Крайне важно то, что во всех четырех губерниях темпы роста земледельческих доходов сильно отставали от аналогичных показателей в сфере промыслов. С последними сопоставимы только темпы роста повинностей. Около 80% всех крестьянских повинностей составлял оброк24. Конечно, резервы увеличения доходности земледелия были исчерпаны не везде, но при тогдашнем уровне агротехники они были незначительны. Дальнейшее усиление эксплуатации помещичьих оброчных крестьян Нечерноземья в 1-й половине XIX в. было возможно, в первую очередь, за счет расширения их промысловой деятельности.
В тех регионах, где земледелие приносило помещикам хотя бы незначительную прибыль, продолжал развиваться барщинный тип хозяйства (по некоторым оценкам, барщинная эксплуатация была вдвое производительнее, чем оброчная25). К середине XIX в. барщина преобладала по всей Европейской России, кроме Центрального Нечерноземья (67,5% помещичьих крестьян на оброке) и Северного района (83,5%)26. Здесь хлебопашество имело в первую очередь потребительский характер и именно поэтому было распространено практически во всех уездах (даже при неблагоприятных климатических и почвенных условиях). Доля товарного хлеба была весьма низкой. Интенсификация сельскохозяйственного труда требовала существенных финансовых затрат. Напротив, доходы крестьянина в неземледельческой сфере становились для помещика наиболее доступным источником повышения рентабельности крепостного хозяйства. Необходимо также согласиться с выводом И.Д. Ковальченко, что ослабления личной зависимости крестьянина от помещика в силу развития промыслов и отхода не произошло27. Более того, эксплуатация усиливалась, что следует из данных о росте оброка и повинностей в целом (см. Табл. 2). Можно привести и обобщающие подсчеты Б.Н. Миронова, согласно которым в XVIII в. доходы помещиков от каждого оброчного крестьянина (с учетом инфляции и роста хлебных цен) выросли примерно на 69%, а за 1801-1860 гг. - еще на 70-90%. Если дополнительно учесть государственные подати, сумма платежей крепостного увеличится еще на 14% и 27% соответственно28.
Таким образом, в неземледельческой сфере помещиками был найден дополнительный способ извлечения прибыли из крепостного труда. И, с этой точки зрения, рост отхода и промысловой деятельности крестьянства в данный период - показатель жизнеспособности крепостнических отношений в стране. В условиях малой доходности земледелия в пределах исторического центра Российского государства, постоянного снижения плодородия почв и роста перенаселенности отходническая деятельность крестьянина фактически финансировала крепостнический тип хозяйства, делая его более прибыльным.
Способность существующей в стране социально-экономической системы усваивать и использовать для своего укрепления качественно новые явления, одновременно изменяя их внутреннюю сущность, была особенностью российского общества. XVIII век оставил немало подобных примеров. Так, вызванный военными нуждами рост мануфактурной промышленности в первой четверти столетия привел не к развитию капитализма, но к консервации крепостнических отношений и их распространению на новую сферу экономики. Преобразование многочисленных «чинов» XVII столетия в сословия XVIII в. производилось в интересах государства, а важнейшим основанием для сословного деления стал подушный оклад. В результате созданная «сословная система» была встроена в социальную структуру империи, но уже не могла выполнять тех прогрессивных функций, которые были свойственны ее западноевропейским аналогам29.
Таким образом, активизацию крестьянского промыслового отхода во второй половине XVIII в. следует рассматривать не только как симптом нарождающихся новых экономических отношений. Несомненно, что рост рынка рабочей силы, расширение доли вольнонаемного труда способствовали постепенному формированию капиталистического уклада в промышленности. Однако оборотной стороной этого процесса было увеличение доходов помещиков от использования крепостного труда. И по своей сути промысловая деятельность крестьянства стала еще одним камнем, укреплявшим здание российского крепостничества.
1 Рубинштейн Н.А. Некоторые вопросы формирования рынка рабочей силы XVIII века // Вопросы истории. 1952. № 2. С. 74-101.
2 Яцунский В.К. Социально-экономическая история России XVIII- XIX вв. Избр. труды. М., 1973. С. 94-95; Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 2001· С. 550-553.
3 См.: Милов Л.В. Указ. соч.
4 По данным М.Ф. Прохорова, в среднем на один крестьянский двор в России (1750-е - начало 1770-х гг.) приходилось 2,2 лошади, 1,8 коровы, 6,8 голов мелкого скота, 4,5 птицы (Прохоров М.Ф. Крепостное крестьянство России в 1750- начале 1770-х годов. Автореф. ... д.и.н. М., 1998. С. 31).
5 Расчет см.: Милов Л.В. Указ. соч. С. 388-389.
6 Данные о чистых сборах хлеба на душу населения, содержащиеся в таблице, являются средними показателями по периоду. Информацию о посевах и сборах сельскохозяйственных культур по губерниям за 1780- 1798 гг. см.: Рубинштейн Н.Л. Сельское хозяйство России во второй половине XVIII в. (историко-экономический очерк). М., 1957. С. 444-453; Ковальченко И.Д. Динамика уровня земледельческого производства России в первой половине XIX в. // История СССР. 1959. № 1. С. 63. Мы были вынуждены учитывать посевы и сборы зерновых в совокупности с техническими культурами, поскольку в работе И.Д. Ковальченко эти данные (по концу XVIII в.) приведены суммарно. Использование информации в таком виде на точность наших расчетов практически не влияет (проверка произведена по приложению II в монографии Н.Л. Рубинштейна). В случае учета посевов и сборов технических культур незначительное завышение чистого сбора хлеба происходит только по 5 губерниям из 27: по Калужской, Смоленской, Псковской, Нижегородской - на 0,1 четв. и Орловской - на 0,25 четв. Сведения о численности крестьянства по губерниям см.: Кабузан В.М. Изменения в размещении населения России в XVIII - первой половине XIX в. (по материалам ревизий). М., 1971. С. 95-118. Для 1782 и 1795 г. использовались данные о численности крестьян по IV и V ревизиям, соответственно.
7 В Псковской губернии отмечается широкое распространение барщины, что объясняется близостью региона к Петербургу и другим прибалтий- скимпортам (Рубинштейн Н.Л. Сельское хозяйство... С. 101,116).
8 Прохоров М.Ф. Указ. соч. С. 20, 30. Для оценки имущественной дифференциации автором используются данные о численности лошадей в крестьянском хозяйстве: безлошадные и однолошадные - беднейшая группа, 2-3 лошади - средняя, 4 и более - зажиточная.
9 Козлов С.А. Аграрные традиции и новации в дореформенной России (центрально-нечерноземные губернии). М., 2002. С. 389.
10 Яцунский В.К. Указ. соч. С. 104; Ковальченко Я.Д. Русское крепостное ' крестьянство в первой половине XIX в. М., 1967. С. 95-96; Миронов Б.Н. Внутренний рынок России во второй половине XVIII - первой половине XIX в. Д., 1981. С. 98-99. По Центральному Черноземью и Поволжью товарность земледелия в середине XIX века составляла 21% (Ковальченко И.Д. Русское крепостное крестьянство... С. 95).
11 Полное собрание законов Российской империи с 1649 года. СПб, 1830 (далее: ПСЗ-l). T. XVIII. № 12872, 13374, 13375; T. XX. № 14275; Троицкий С.М. Финансовая политика русского абсолютизма в XVIII веке. М., 1966. С. 177-178, 182-184; Прохоров М.Ф., Федулин А.А. Предпринимательская деятельность крестьянства России в XVIII веке. М., 2002. С. 16-17.
12 Рубинштейн Н.А. Сельское хозяйство... С. 79-91, 156-160, 365-367; Семевский В.И. Крестьяне в царствование Екатерины II. Т. 1. СПб., 1903. С. 49, 54; Щепетов К.Н. Крепостное право в вотчинах Шереметевых (1708-1885). М., 1947. С. 68,70-71; Милов А.В. Указ. соч. С. 174-175.
13 См.: Прохоров М.Ф., Федулин А.А. Указ. соч. С. 17-19.
14 См.: Рубинштейн Н.Л. Сельское хозяйство... С. 84, 85, 88, 136, 138, 139, 142,198.
15 Прохоров М.Ф., Федулин А.А. Указ. соч. С. 19-24, 105; Рубинштейн Н.Л. Сельское хозяйство... С. 132-144; Тихонов Ю.А. Дворянская усадьба и крестьянский двор в России XVII-XVIII вв.: сосуществование и противостояние. М.; СПб, 2005. С. 388-392.
16 ПСЗ-1. T. XVI. № 12060. С. 551.
17 Прохоров М.Ф. Указ. соч. С. 22-23.
18 Федоров В.А. Помещичьи крестьяне Центрально-промышленного района России конца XVIII - первой половины XIX в. М., 1974. С. 198-204; Рубинштейн Н.Л. Сельское хозяйство России... С. 310.
19 Прохоров М.Ф. Указ. соч. С. 24; Прохоров М.Ф., Федулин А.А. Указ. Соч. С. 66, 67, 86-95, 97, 99, 105, 107. По оценке Н.Л. Рубинштейна, в зимние месяцы население Москвы на рубеже XVIII-XIX вв. возрастало на 150-200 тыс. чел. (Рубинштейн Н.Л. Сельское хозяйство... С. 373). Однако, видимо, эти данные сильно завышены (Ср.: Федоров В.А. Указ. соч. С. 219).
20 Яцунский В.К. Указ. соч. С. 286-288, 296-297; Ковальченко И. А- Русское крепостное крестьянство... С. 349; Прохоров М.Ф. Указ. соч. С. 30; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII- начало XX в.). Т. 1. СПб., 2003. С. 125. В новейшем исследовании Ю.А. Тихонова выделены лишь две категории крестьянства - «зажиточные» и «малосостоятельные». Слой хозяйств среднего достатка в предложенной классификации, по неизвестной нам причине, отсутствует (Тихонов Ю.А. Указ. соч. С. 335).
21 Ковальченко И.Д., Милов Л.В. Об интенсивности оброчной эксплуатации крестьян Центральной России в конце XVIII - первой половине XIX в. // История СССР. 1966. № 4. С. 55-80.
22 См.: Ковальченко И.А·, Милое Л.В. Указ. соч. С. 67. Подушная подать выросла с 80 коп. в конце XVIII в. до 2 руб. серебром в середине XIX в.; мирские сборы на указанное время составляли примерно четвертую часть и половину подушной подати, соответственно (Там же. С. 72).
23 Ковальченко И. Д. Динамика... С. 73.
24 По расчетам Н.Л. Рубинштейна, поставка пряжи на мануфактуры по всей России предполагала труд в зимнее время не менее 40 тыс. (в 60-е гг. XVIII в.) и 120 тыс. (в 90-е гг. XVIII в.) прядильщиц (Рубинштейн Н.Л. Сельское хозяйство... С. 305).
25 Подобная ситуация стала следствием эволюции повинностей в течение XVIIIв. По подсчетам Б.Н.Миронова, в начале XVIII столетия верховная власть и помещики практически поровну делили между собой доход с крестьян, но к концу века землевладельцы сконцентрировали в своих руках 88% доходов от крепостного труда (Миронов Б.Н. Антропометрический подход к изучению благосостояния населения России в XVIII веке // Отечественная история. 2004. № 6. С. 29). Расчет Миронова не учитывает изменений в структуре госбюджета: снижения доли прямых налогов и роста косвенных. Но роль косвенного обложения выросла за счет казенной продажи вина, а его производство по преимуществу находилось в руках дворян (Троицкий С.М. Указ. соч. С. 150-156, 215). Поэтому мы согласны с тезисом Б.Н. Миронова, что в XVIII в. доля доходов государства от крепостного крестьянства постепенно падала.
26 Миронов Б.Н. Социальная история... С. 394.
27 Ковальченко И.Д. Русское крепостное крестьянство... С. 61.
28 Там же. С. 297.
29 Миронов Б.Н. Социальная история... С. 394.
30 О формировании сословной системы см.: Freeze G.L. The Soslovie (Estate) Paradigm and Russian Social History // The American Historical Review. Vol. 91. 1986. № 1. P. 11-36; Виртшафтер Э.К. Социальные структуры: разночинцы в Российской империи. М., 2002.
Просмотров: 23149
Источник: Черников С.В. Крестьянский промысловый отход и развитие крепостнических отношений в российской деревне второй половины XVIII в // Образы аграрной России IX-XVIII вв. М.: Индрик, 2013. С. 216-229
statehistory.ru в ЖЖ:
