III
Никто не будет спорить с тем, что отношения собственности понимаются, прежде всего, как отношения правовые, юридические. Но при этом часто забывают, что кроме волевых, правовых отношений собственности, имеется еще один вид этих отношений — материальные, экономические отношения собственности, которые существуют как отношения распределения и обмена материальных благ. Правовые и экономические отношения собственности находятся в неразрывном единстве. Волевые отношения собственности, которые принято именовать также еще и имущественными отношениями, всегда производны от материальных отношений собственности. Материальные отношения всегда проявляются и закрепляются в волевых отношениях собственности. Единство волевых и материальных отношений собственности наглядно проявляется в бытии ячеек собственности, которые являются узлами в сети одновременно и волевых, и материальных отношений собственности4.

Экономические отношения существовали всегда, на всех этапах развития человеческого общества. Но долгое время их не замечали и не изучали. Их стали исследовать, лишь начиная с XVI в. Только в это время начала зарождаться особая наука об экономических отношениях — политическая экономия. Связано это было со становлением капиталистических социально-экономических отношений. Капиталистические экономические отношения были первыми, которые были замечены и стали объектом специального исследования. И это неслучайно.

Суть дела в том, что система капиталистических экономических связей — единственная экономическая система, которая прямо, непосредственно определяет волю отдельных конкретных людей, а тем самым их действия, их поведение, по меньшей мере, в той сфере общественной жизни, которую принято именовать экономической.

Капиталистическое общество было первым в истории человечества индустриальным обществом. В нем ведущая роль принадлежит не сельскохозяйственному производству, а обрабатывающей промышленности. Как следствие, для него характерно существование необычайного широкого общественного разделения труда. Каждая вещь в таком обществе есть продукт труда не отдельного работника, а множества производителей, занятых в разных отраслях производства. Но производство каждого конкретного продукта всегда происходит в одной из множества хозяйственных ячеек, каждая из которых является при капитализме ячейкой частной собственности. Поэтому необходимым условием функционирования общественного производства в таком обществе является непрерывная циркуляция средств производства между хозяйственными ячейками и соответственно постоянная координация их производственной деятельности.

При капитализме это осуществляется посредством рынка. Все продукты, покидающие хозяйственную ячейку, в которой они были созданы, принимают форму товаров. Соответственно непрерывная циркуляция продуктов труда между хозяйственными ячейками облекается в форму обмена товарами, приобретает форму товарного обращения. Каждый товар имеет не только потребительную ценность, но и стоимость, которая выражается в цене. Цена товара зависит не только от его стоимости, но и от спроса и предложения. Когда данного продукта произведено больше, чем нужно, цена на него падает, производить его становится невыгодным, и производство его сокращается или даже совсем прекращается. Если данного продукта производится меньше, чем необходимо, цена на него поднимается и производить его становится выгодным. Соответственно производство его растет. Так рынок осуществляет координацию производственной деятельности хозяйственных ячеек.

Цель капиталистического производства — получение максимально возможной прибыли. Продукт создается для продажи и только для продажи. Каждый капиталист выходит на рынок со своим товаром. Цена на него устанавливается рынком. Цены на рынке все время колеблются, причем независимо от воли и сознания продавцов и покупателей. Капиталист с неизбежностью сталкивается на рынке с конкурентами, предлагающими такой же товар. Чтобы победить соперников, капиталист должен либо продавать по той же цене, что и они, товар более высокого качества, либо предлагать товар того же самого качества, но по более низкой цене. Но существует объективный предел снижения цены — издержки производства. Продавать товар по цене, равной издержкам производства, тем более не окупающей издержек производства, капиталист не может. Он в таком случае с неизбежностью разорится.

Чтобы продавать товар по более низкой цене, чем конкуренты, и в то же время получить прибыль, капиталист должен снизить издержки производства. Один из важнейших способов достижения такой цели — внедрение более совершенной техники и технологии. Но когда он подобным образом добивается снижения издержек производства и наносит поражение конкурентам, у последних не остается никакого другого выхода, кроме как заняться тем же самым. В противном случае они с неизбежностью разорятся. Так рынок диктует капиталистам стратегию и тактику действия.

Капиталист, чтобы выжить, должен непрерывно вести самый точной расчет. Прежде чем заняться производством того или иного продукта, он должен прикинуть, во сколько обойдется ему производство этого товара, найдет ли этот товар сбыт, много ли у него будет конкурентов, как будет складываться рыночная конъюнктура к тому времени, когда его товар поступит в продажу. Каждый капиталист есть не только продавец, но и покупатель. Как продавец он стремится продать по возможно большей цене, как покупатель — купить товар дешевле, но при том по возможности лучшего качества. Необходимостью для него является самое точное калькулирование издержек производства, соотношение цены и качества и т.п. и т.д.

Каждый капиталист стремится к наиболее экономному расходованию имеющихся у него средств, к наиболее эффективному хозяйствованию, к извлечению максимально возможной прибыли при минимально возможных расходах. Все это вместе с целым рядом других моментов дало крупному немецкому социологу М. Веберу основание охарактеризовать капиталистическое общество как общество рационалистическое и противопоставить ему докапиталистические общества как общества традиционные.

Капиталистическое общество возникло одновременно как общество индустриальное и общество рыночное. Рынок возник задолго до капитализма. Рынки встречаются даже в предклассовом обществе, не говоря уже о докапиталистических классовых обществах. Рынки были на Древнем Востоке и в античном мире. Но даже в античном обществе в пору его расцвета, когда товарно-денежные отношения достигли небывалой для древности степени развития, рынок играл в экономике периферийную роль. До капитализма существовали экономики с рынком, но никогда и нигде не было рыночной экономики.

Капиталистическая экономика — первая в истории человечества рыночная экономика. При капитализме рынок не просто существует и действует. Он является регулятором общественного производства. Рынок при капитализме есть общественная форма, в которой осуществляется процесс производства.

При капитализме все экономические отношения в обществе выступили в форме рыночных, товарно-денежных. И люди в большей степени начали осознавать, что эти отношения существуют независимо от воли и сознания людей, являются отношениями объективными. Рынок представляет собой объективную систему отношений, функционирующую по объективным законам. И когда рынок возник, людям ничего другого не оставалось, по крайней мере, в экономической сфере, как приспосабливаться к этой объективной реальности. Рынок не просто существует и действует независимо от сознания людей. Он выступает как объективная сила, заставляющая людей действовать именно так, а не иначе. Он определяет сознание и волю людей, формирует у них определенные мотивы, стимулирует их деятельность, заставляет людей поступать именно так, а не иначе. И это относится не только к капиталистам.

Человек, чтобы жить, должен удовлетворять, по меньшей мере, хотя бы такие свои нужды, как, например, потребности в пище и одежде. В капиталистическом обществе единственный способ получить пищу и одежду — купить их на рынке за деньги. Чтобы иметь деньги, нужно что-то продать. Капиталист продает товары, созданные на его предприятии с помощью принадлежащих ему средств производства. Человек, не имеющий средств производства, может продать только одно — свою рабочую силу. Поэтому ему не остается ничего другого, кроме как искать покупателя этой силы, т.е. стать наемным работником на предприятии капиталиста.

Разумеется, он стремится продать свою рабочую силу по возможности дороже. Капиталист же старается купить ее по возможности дешевле. И когда работник получил заработную плату, он должен рассчитать, как максимально эффективно ее потратить. И перед ним встает проблема наиболее экономного расходования имеющихся средств, но только в отличие от капиталиста в форме вопроса о том, как протянуть от получки до получки.

Система рыночных отношений всегда выступает перед людьми, живущими в капиталистическом обществе, как объективная сила. Но особенно наглядно это проявляется во время экономических и финансовых кризисов. Перед этими катастрофами люди столь же беспомощны, как и перед природными бедствиями. Они не могут их отвратить и становятся их жертвами.

Конечно, и при капитализме существует право, существуют волевые отношения собственности. И при капитализме экономические отношения собственности проявляются в правовых отношениях собственности. Каждое действие по обмену, каждая купля-продажа является правовым актом — сделкой, которая регулируется законами государства. Однако не право заставляет людей продавать и покупать, не право вынуждает человека наниматься на работу к капиталисту. Действовать так заставляет рынок.

При капитализме в идеале в экономической сфере не существует внеэкономического принуждения. Капиталистическая экономика для своего функционирования в нем не нуждается. И роль права как внеэкономической силы заключается в том, чтобы не допустить в этой области действия внеэкономического принуждения. Не право определяет, каким должен быть рынок. Наоборот, рынок определяет, каким является право.

Общепризнанно, что для капитализма характерно экономическое принуждение. Но далеко не все делают из этого соответствующие выводы. Ведь бытие экономического принуждения означает, что система экономических отношений выступает как явление, существующее независимо от сознания и воли людей, живущих в этой системе, и прямо, непосредственно заставляющее, принуждающее этих людей действовать именно так, а не иначе, т.е. определяющее их сознание и их волю. И люди, живущие под диктатом экономических отношений, рано или поздно с неизбежностью должны осознать вначале практически, а затем и теоретически существование этих отношений и их объективность, т.е. их независимость от человеческого сознания и человеческой воли.

То обстоятельство, что теория экономики возникла первоначально как теория исключительно капиталистической экономической системы, во многом препятствовало пониманию всех прочих экономических систем. Слишком велик был соблазн строить их концептуальную картину, исходя из всего того, что было известно о капиталистической экономике. Обращаясь к изучению докапиталистических социально-экономических отношений, исследователи заранее исходили из того, хотя эти отношения по типу и отличаются от капиталистических, принадлежат к нескольким типам, иным, чем капиталистический, но определяют они волю и действия людей точно таким же образом, как и капиталистические, что механизм их действия таков же, что и механизм действия капиталистических отношений.

В действительности все обстояло иначе. Докапиталистические социально-экономические отношения отличались от капиталистических экономических связей не только тем, что были отношениями иных типов. Они, и это крайне важно учитывать, определяли волю и поведение людей иным способом, чем капиталистические. Если капиталистические экономические связи определяли поведение отдельных конкретных людей прямо, непосредственно, то докапиталистические отношения — через массу посредствующих, промежуточных звеньев.

На стадии раннепервобытного (первобытно-коммунистического) общества таким звеном была, например, мораль. На этом этапе действовал принцип: от каждого — по способностям, каждому — соответственно его потребностям. Все члены первобытного коллектива делили весь полученный продукт (прежде всего, пищу) между собой и делились им друг с другом. И если спросить, почему они так делали, то ответ будет самым простым: так диктовала мораль. Важнейшей нормой первобытной морали было обращенное к каждому члену первобытного коллектива требование делиться добытым продуктом (прежде всего пищей) со всеми другими его членами. Это требование было столь само собой разумеющимся, что ни одному человеку даже не могло прийти в голову не посчитаться с ним. Таким образом, поведение людей в сфере распределения продукта определялось моралью, т.е. силой совсем не экономической. Здесь действовало не экономическое, а моральное, т.е. явно внеэкономическое, принуждение.

В XX в. в пределах этнологии (на Западе ее принято именовать социальной, или социокультурной, антропологией) выделилась особая научная дисциплина, которая специализировалась на изучении социально-экономических отношений первобытного общества. На Западе, где она в 60— 70-е годы XX в. достигла высокого уровня развития, ее стали называть экономической антропологией, у нас — экономической этнологией. Приступив к детальному исследованию первобытных социально-экономических отношений, специалисты сразу же столкнулись с описанной выше ситуацией и попытались ее как-то теоретически осмыслить.

В результате они пришли к выводу, что лишь при капитализме существуют специфические экономические отношения, образующие в обществе особую систему со своими особыми законами, лишь при капитализме существует общественная сфера, которую можно охарактеризовать как экономическую. В первобытном обществе никаких особых экономических отношений нет. Их роль выполняют прежде всего моральные отношения. А если учесть, что требование делиться продуктом действует лишь в пределах определенного круга родственников, что побуждать людей к дележу и обмену продукта способны также и определенные религиозные представления, то в роли экономических отношений могут выступать также родственные, религиозные и прочие заведомо неэкономические отношения. Если обратиться к некапиталистическим цивилизованным обществам, то там в качестве сил, которые заставляют людей именно так, а не иначе распределять продукт и обмениваться им, выступают право, государство, религиозные институты и т.п. Таким образом, в цивилизованных докапиталистических обществах тоже нет особых экономических отношений, нет особой экономической сферы. В них в роли экономических отношений тоже выступают неэкономические связи: правовые, политические, религиозные. Такой взгляд отстаивали, в частности, все последователи того направления в экономической антропологии, которое получило название субстантивизма (К.Поланьи, Дж.Дальтон, М.Салинз и др.), хотя они и не всегда проводили его до конца последовательно5.

Бесспорно, что в раннем первобытном обществе мораль была силой, которая заставляла людей делиться продуктом. Но сразу же у внимательного наблюдателя возникает вопрос, почему раннепервобытная мораль была именно такой, а не иной, почему она требовала дележа продукта. И ответ может быть только один: потому, что в раннепервобытном обществе все средства производства и соответственно весь продукт находился в общей собственности коллектива. И эти отношения общей собственности на продукт могли проявляться только в его распределении между всеми членами коллектива в соответствии с их потребностями. Иначе говоря, основой коллективистской морали были коллективистские, коммуналистические экономические отношения собственности, проявлявшиеся в коллективистских, коммуналистических отношениях распределения. Первобытная мораль уходила своими корнями в первобытную экономику.

В свою очередь существование именно таких, а не иных социально-экономических отношений было обусловлено объемом создаваемого обществом продукта, т.е. уровнем развития производительных сил общества. В условиях, когда весь или почти весь общественный продукт был жизнеобеспечивающим, а избыточного продукта либо совсем не было, либо он был минимальным, никакой другой формы распределения продукта, кроме как распределения по потребностям, коммуналистического, существовать не могло6.

Существование в ту эпоху именно таких, а не иных экономических отношений ни в малейшей степени не зависело от сознания и воли людей. Наоборот, сознание и воля людей определялись характером этих отношений. В этом смысле коммуналистические социально-экономические отношения (и не только коммуналистические, а все вообще социально-экономические отношения) были связями материальными. И эти материальные экономические отношения собственности проявлялись и закреплялись в волевых отношениях собственности, которые в данном случае были моральными отношениями.

Таким образом, и в раннепервобытном обществе, как и в капиталистическом, существовали, вопреки мнению субстантивистов, особые экономические отношения, которые образовывали базис общества. Но эти социально-экономические отношения, в отличие от капиталистических, определяли волю и действия людей в сфере распределения материальных благ не прямо, не непосредственно, а через одну из форм социальной воли — мораль, что и создавало иллюзию отсутствия экономических связей. В раннепервобытном обществе в сфере распределения материальных благ действовало только внеэкономическое принуждение. Экономического принуждения не было. И если понимать под сферой экономической жизни область, где действует экономическое принуждение, то таковой в раннепервобытном обществе действительно не было. Но если понимать под областью экономической жизни сферу распределения (а затем и обмена) материальных благ, то в таком смысле она, несомненно, существовала. Но она не была сколько-нибудь резко обособлена от других областей общественной жизни, как это имеет место при капитализме.

В принципе так же обстояло дело и в докапиталистических классовых обществах. Нельзя сказать, что в них полностью отсутствовало экономическое принуждение. Но оно никогда не было главным фактором. Во всех докапиталистических обществах (как в первобытном, так и в классовых) ведущую роль играло внеэкономическое принуждение. Экономические отношения детерминировали волю и поведение людей в сфере распределения и обмена общественного продукта через внеэкономические силы: мораль, обычное право, законное право, политику, государство и т.п. Поэтому в отношении докапиталистических обществ следует говорить не только и не просто о проявлении экономических отношений собственности в волевых отношениях собственности, а о воплощении экономических отношений собственности в волевых отношениях собственности. В этих обществах экономические отношения собственности могут воплощаться и воплощаются в самых различных волевых отношениях, причем не только в моральных и правовых, но и в политических и религиозных.

Докапиталистические экономические отношения собственности густо оплетены плотным покровом различного рода волевых отношений собственности. Именно поэтому экономические отношения как особая форма социальных связей долгое время не могли быть открыты. Обращаясь к докапиталистическим обществам, не только рядовые люди, но и исследователи видели лишь волевые отношения собственности, не замечая скрытых за ними экономических отношений собственности. Капиталистические экономические отношения были первыми, которые прорвали покров волевых отношений собственности, выступили как нечто самостоятельное, качественно отличное от волевых отношений собственности. Это и обусловило их открытие, а тем самым проложило путь к обнаружению всех вообще экономических отношений.

В капиталистических обществах изучение правовых отношений собственности мало что дает для понимания природы экономических отношений собственности, капиталистические экономические связи можно и нужно исследовать как таковые, отвлекаясь от юридических отношений. Иное дело — докапиталистические экономические отношения собственности. Путь к их познанию с неизбежностью пролегает через исследование волевых отношений собственности. Чтобы познать докапиталистические экономические отношения собственности, нужно детально исследовать волевые отношения собственности, в которых они воплощены. А с другой стороны, когда ученые исследуют волевые, прежде всего правовые, отношения собственности докапиталистических классовых обществ, то они тем самым, даже когда они не ставят перед собой такой цели и не осознают этого, добывают знание и о скрытых в этих связях экономических отношениях. Все этой в полной мере относится к трудам В.И.Сергеевича.



4См. об этом: Семенов Ю.И. Введение во всемирную историю. Вып.1. Проблема и понятийный аппарат. Возникновение человеческого общества. М., 1997. С.16—45; Он же. Философия истории. С.432—435 и др.
5. Primitive, Archaic and Modern Economies. Essays of Karl Polanyi. Ed. by G. Dalton. New York, 1968. P.7, 9, 23, 30, 35, 65, 66, 84 etc; Dalton G. Introduction //Primitive, Archaic and Modern Economies. Essays of Karl Po­lanyi. Ed. by G. Dalton. New York, 1968. P. XVII; Idem. The Development of Subsistance and Peasant Economies in Africa //International Social Science Journal. 1964. Vol. 16. Xa 3. P. 81; Idem. Theoretical Issues in Economic An­thropology //CA. 1969. Vol. 10. X» 1. P. 73 etc.; Sahlins M. Stone Age Eco­nomics. Chicago and New York, 1972. P. 76, 101, 185—186 etc.
6. Подробнее об этом см.: Семенов Ю.И. Экономическая этнология. Первобытное и раннее предклассовое общество. Вып. 1—3. М., 1993.

<< Назад   Вперёд>>