Несколько страниц из истории Ростовской волости
"По дву же лету Синеус умре и брат его, Трувор, и прия власть Рюрик и раздая мужем своим грады: овому Полотеск, овому Ростов, другому Белоозеро. И по тем градом суть находницы варязи, а перьвии насельницы в Новегороде - словене, Польтьски - кривичи, в Ростове - меря, в Белеозере - весь, в Муроме - мурома. И теми всеми обладаше Рюрик" (Лавр. 862).
Но затем возникает вопрос, какую роль играли перечисляемые летописцем города в составе Новгородской волости, были ли они старинными пригородами Новгорода или составляли новое приобретение первых князей? Краткость первоначальной летописи не дает оснований для положительного решения этого вопроса. Можно допустить и то и другое. Но последнее предположение кажется более вероятным для Полоцка, Ростова и Мурома. Преемник Рюрика, Олег, не остался в Новгороде, он перешел на юг, в Киев. В каком отношении находилась к нему обширная, но оставленная им Новгородская волость, это не очень ясно. Краткое летописное известие о первом мире его с греками перечисляет города, на которые греки обязались давать уклады:
"И заповеда Олег дати воем на 2000 кораблий по 12 гривне на ключь, и потом даяти уклады на русские горо-ды: первое на Киев, тоже и на Чернигов, и на Переяславль, и на Полтеск, и на Ростов, и на Любечь, и на прочая городы, по тем бо городом седяху князья, под Ольгом суще" (Лавр. 907).
Новгород в этом перечислении не упомянут. Правда, летописец не перечисляет всех городов, но трудно допустить, что, назвав новгородские города, Ростов и Полоцк, он опустил самый главный, Новгород, и разумеет его под выражением "и прочие грады". Надо, кажется, заключить, что Новгород не был в числе городов, на которые выговорена греческая дань и, конечно, потому, что власть Олега не простиралась на этот город; Ростов же и Полоцк имели князей, состоявших в зависимости от Олега. Эти два города, значит, обособились уже от Новгорода. Они важные пункты, ибо имеют своих князей. Когда же они успели сделаться важными, если еще в 862 г. они были столь незначительными пригородами, что летописец их вовсе не упоминает и братьев Рюрика сажает не в Ростове и Полоцке, а в Белоозере и в Изборске? Вот это-то обстоятельство и заставляет думать, что в 862 г. они не входили еще в состав Новгородской волости как пригороды новгородские, а были самостоятельными городами, присоединенными к Новгороду уже при Рюрике и его братьях. Это предположение находит себе некоторое подтверждение и в том обстоятельстве, что племя меря, населявшее Ростовскую волость, не упомянуто в числе племен, принимавших участие в призвании варягов. Если же Ростов не был до Рюрика пригородом Новгорода, то еще труднее допустить, что им был Муром, отделенный от Новгорода Ростовской волостью.
Источники нашей древнейшей истории очень неполны, а выражения летописца недостаточно определенны. О древнейших событиях возможны поэтому иногда только догадки.
Как бы то ни было, был ли Ростов изначала пригородом Новгорода или присоединен к нему при Рюрике и его братьях, не подлежит сомнению, что в начале X века он центр самостоятельной волости и имеет своего особого князя. В волости этой могли быть и другие города, но Ростов был старейшим, его имя приводится раньше всех других городов. Позднейшие летописцы, рассказывая о политических событиях, в пределах этой волости, на первом месте обыкновенно ставят ростовцев; жители других городов волости упоминаются ими всегда после ростовцев.
В конце XII века Всеволод Юрьевич, в переговорах своих с князем Мстиславом, называет жителей Ростова "старейшей дружиной", а такой признак старейшинства обыкновенно придается жителям старшего города волости.
Но с половины XII века в пределах этой волости, рядом с Ростовом, начинает обозначаться и другой сильный город - Суздаль. Князь Ростовской волости, Юрий Владимирович, живет чаще в Суздале, чем в Ростове1. Резиденция князя начинает, таким образом, обособляться от старшего города. Хотя Юрий был посажен на стол не в Суздале, а в Ростове (Лавр. 1157), но на деле его стольным городом был Суздаль.
Возникающее преобладание Суздаля, как и всякого города, есть прежде всего результат энергии его жителей. Во время войны родных братьев, Константина Всеволодовича, ростовского князя, с Юрием Суздальским, приближенные Юрия такими речами стараются удержать его от уступок брату:
"Не было сего ни при прадедах ваших, ни при дедах, ни при отцах, что бы кто вступил ратью в землю Суздальскую и вышел бы цел".
Суздальцы, значит, сознают свою силу; силу эту признают и князья, их противники. Князь Мстислав Новгородский, союзник Константина, приготовляя полки свои к бою с суздальцами, обратился к ним с такою речью:
"Се братие! вошли есмя в землю сильну, да позря на Бога, станем крепко, не озирающеся назад, побегше бо, не уйдти".
Факт постоянного пребывания князя в городе не мог не влиять благотворно на его развитие. Князья обыкновенно украшали свои города постройками, обогащали их монастыри и церкви подарками из своего многоимения, жителям же раздавали доходные должности. Овладев Киевом в 1155 г., Юрий окружил себя там не ростовцами, а суздальцами и им раздал кормления по городам и селам. Суздаль был обязан своим возвышением не одному себе, но и князю, Юрию Долгорукому, который предпочел его старшему Ростову.
Таким образом, к концу XII века в Ростовской волости образовались два старших города. Летописец не умел примениться к этому новому и не совсем обычному факту. Сказав, что изначала во всех волостях жители сходились на веча, и на чем решали старейшие, на том становились и молодите, он продолжает так:
"А зде (в Ростовской ВОЛОСТИ) город старый, Ростов и Суздаль, и вси боляре, хотяще свою правду поставити, не хотяху створити правды Божия, но "как нам любо" рекоша, "такоже створим, Володимер пригород наш..."
Выходит, что Ростов и Суздаль составляют как бы один старший город, Владимир же есть их общий пригород! Так живуча идея о едином городе в волости. Хотя Ростов всегда занимает первое место, но ввиду того, что Суздаль стольный город, стали иногда и всю волость называть "Суздальской" (Ипат. С.91, 144).
Чувствуя приближение смерти, Юрий возымел намерение оставить свою обширную волость двум сыновьям, Михаилу и Всеволоду, и получил на это согласие жителей волости, которые целовали ему в том крест. В этом факте надо видеть случай первого разделения Ростовской волости на две части, состоявшегося по желанию князя и с согласия народа.
Но у Юрия было не два сына, а девять, да еще два внука от умершего при его жизни сына, Ростислава. Отчего же они ничего не получили? Не оттого, конечно, что Ростовская волость не могла прокормить большого числа князей. Можно думать, что дальнейшее дробление встретило сопротивление в "старейших" волости; деление же на две части было принято ввиду существования двух одинаково сильных городов, Ростова и Суздаля, между которыми и должно было произойти размежевание прежде нераздельной волости.
Но даже и это деление на две части не очень соответствовало вкусам "старейших" волости. Оно было принято ими, пока был жив князь Юрий, и немедленно нарушено, как только он умер.
"Того же лета, - говорит летописец, - ростовцы и суздальцы, сдумавше вси, пояша Андрея, сына его (Юрия) старейшаго, и посадиша и в Ростове на отни столе и Суздали, занеже бе любим всеми за премногую его добродетель, юже имяше прежде к Богу и ко всем сущим под ним (Лавр. 1157).
Таким образом, волею старших городов было восстановлено единство Ростовской волости. Андрей был избран единым князем для всей волости и, по старине, посажен "на отни столе" в Ростове. В этом восстановлении "отеческаго стола" в Ростове нельзя не усматривать в происшедшем перевороте преобладающей роли жителей старшего города, Ростова.
С первенствующею деятельностью ростовских бояр мы встретимся и в дальнейшей истории Ростовской волости.
Князь Андрей, избранник старших городов, княживший в Ростовской волости без малого 18 лет и оказавший сильное влияние на ход дел всей Русской земли, не жил, однако, ни в Ростове, ни в Суздале. Любимым местопребыванием его был пригород Владимир и недалеко расположенное от него село Боголюбово2.
Это второй случай несовпадения стольного города со старшим. Старшим городам на этот раз был предпочтен совсем новый, пригород Владимир.
Какая причина этого передвижения ростовских князей из старых городов в новые? Очевидно, в старых городах было что-то такое, что не нравилось князьям, даже избранникам старых городов. Не имея сил переделать эти неприятные им порядки, князья уходят в новые города, где, по всей вероятности, неприятные им элементы были слабее. В старом Ростове было немало сильных людей, бояр, которые, естественно, стремились заправлять всеми делами волости. От них-то, надо думать, ушел Юрий в Суздаль. Но, по всей вероятности, бояре успели развестись и в Суздале, и вот сын Юрия, Андрей, уходит во Владимир к "мезиниим" людям владимирцам. Князья не в силах еще менять существующие порядки, они могут только бежать от того, что им не нравится. Но пример Андрея показывает, как трудно было убежать от старых порядков, не восстановляя против себя всего населения. Он избран на ростовский и суздальский стол потому, что был "прелюбим" всеми, умер же всеми оставленный. Князь Андрей пал жертвою мести от руки брата казненного им Кучковича. Но смерть князя не нашла себе мстителя. Убийцы одно время опасались, что мстители придут из Владимира. Чтобы склонить их на свою сторону, они вступили с владимирской дружиной в переговоры. Владимирцы, правда, не стали на стороне убийц, но и не взяли на себя защиты убитого; они даже не позаботились о похоронах князя. Даже духовенство не явилось отдать ему последний долг. Три дня лежало тело князя, запертое в божнице, без обычного молитвенного пения. Только на третий день по убийстве пришел Арсений, игумен св. Козьмы и Демьяна, и приступил к отпеванию, говоря: "Долго-ли нам ждать старейших игуменов, и долго-ли сему князю лежати? Отомкните божницу, да отпою над ним".
Равнодушие лучших людей к смерти князя понятно. Он сам ушел от них и окружил себя людьми новыми, маленькими. Ближайшим человеком к себе он сделал Анбала, ключника: это пришлец в Ростовской волости, поднятый князем из ничтожества. Ему-то, рассказывает летописец, Андрей "дал волю надо всем". Насколько князь плохо знал окружавших его людей, видно из отношения к нему этого любимца его, Анбала: этот всем ему обязанный человек оказался в числе убийц своего благодетеля. По всей вероятности, выбор местных судей и правителей был также неудачен. Смерть князя была сигналом к избиению посадников и тиунов по всей волости и к грабежу домов их. Все население было недовольно: лучшие люди тем, что князь пренебрег ими; меньшие - тем, что новые любимцы не оправдали доверия князя.
К исходу XII века в Ростовской волости рядом со старыми городами, Ростовом и Суздалем, делаются заметными и два новых: Владимир и Переяславль. Владимир обязан своим возвышением долговременному пребыванию в нем князя Андрея.
По смерти князя Андрея единство Ростовской волости снова выразилось в том, что ростовцы, суздальцы и переяславцы съехались у Владимира для общего избрания нового князя. Съезд старших городов у Владимира свидетельствует уже о значительной силе этого пункта. В это время, очевидно, не было в Ростовской волости города, который настолько возвышался бы над другими, чтобы взять на себя одного избрание князя для всей волости. Не могли этого сделать и два старших города вместе. Рядом с ними, в 18-летнее княжение Андрея, образовалась новая сила, город Владимир, которую нельзя было игнорировать. И вот, оба старшие города с новым, Переяславлем, съезжаются у Владимира. При этих изменившихся обстоятельствах ростовцы не потерялись, однако, они сумели стать во главе общего дела.
Ростовцы не ждут, когда другие города заговорят об избрании князя и обратятся к ним; они сами едут ко Владимиру. Им принадлежит, по всей вероятности, почин дела, им же и исполнение. Они делают необходимые распоряжения для приема вновь избранных князей. "По повелению ростовцев", говорит летописец, полторы тысячи владимирцев отправились для их почетной встречи. Преобладающая роль ростовцев ясно обнаруживается и из последовавших за избранием событий.
Самое избрание имеет значение с той точки зрения, что избиратели не считали себя обязанными руководствоваться родственными отношениями вновь призываемых князей к умершему. У князя Андрея остался сын. О нем была речь, но его не избрали: он показался слишком молод. Не избрали также и братьев умершего, хотя на них и целовали крест отцу их, Юрию. Избрание состоялось под влиянием желания угодить Глебу, князю соседней Рязанской волости, и отнять у него предлог к нападению на Ростовскую землю, воспользовавшись междукняжением. Избрали Ростиславичей, внуков Юрия, братьев жены рязанского князя. Очевидно, Ростовская волость не составляла собственности, наследственного владения потомков Всеволода Ярославича, несмотря на то, что они княжат там уже целое столетие.
Ростовцы, суздальцы, владимирцы и переяславцы выбрали не одного князя, а двух: Мстислава и Ярополка Ростиславичей, внуков Юрия, отец которых умер прежде Долгорукого и сам никогда не был владетельным князем. В этом избрании двух князей не следует видеть желание населения разделить обширную Ростовскую волость на две самостоятельных части, хотя некоторые списки летописей и говорят, что Ростиславичи разделили волость Ростовскую. Есть основание думать, что ростовцы хотели иметь во Владимире не самостоятельного князя, а своего посаженика и, таким образом, господствовать во всей волости чрез избранных ими князей. Даже сами владимирцы, у которых был посажен князь Ярополк, не смотрели на себя как на отдельное целое. Когда среди них возникло недовольство управлением Ярополка, они обращаются с жалобой к ростовцам и суздальцам, как к высшей инстанции. Призвание двух князей в этом случае не было, следовательно, разделением Ростовской волости на две; под ним скрывалось господство во всей волости старых центров, Ростова и Суздаля, а в них лучших людей - бояр.
Но Ростиславичи не одни приехали княжить в Ростовскую волость. Приглашение нашло их в гостях у черниговского князя, Святослава. Там же гостили с ними и двое дядей их, Михалко и Всеволод Юрьевичи. Переговоривши между собой, князья решили, что в Ростовской волости найдется место для всех четырех, и утвердились крестным целованием на том, что ехать им всем четырем; на Михалку же возложили старейшинство. Вперед поехали Михалко и Ярополк.
Непрошеные гости встречены были в Ростовской земле с очень различными чувствами. Ростовцам прибытие их не понравилось. Это понятно: чем больше князей, тем меньше прибыли сильным людям. Они "негодовали" по поводу приезда Юрьевичей; даже к своему избраннику, Ярополку, отнеслись они крайне сурово. Вместо того, чтобы встретить его с честью и посадить на столе, они обратились к нему с грубым приказанием ехать в Переяславль. Эта встреча сильно смутила Ярополка, он даже забыл о своем утверждении с Михалкой и украдкой, никому не сказавшись, уехал, куда его послали. Михалке ростовцы велели подождать в Москве, не двигаясь далее в пределы волости.
Но Михалко не был так кроток, как Ярополк. Он знал, по всей вероятности, внутренние дела Ростовской волости и сейчас же сообразил, где можно найти сторонников. Не засиживаясь в Москве, он поехал во Владимир. Остававшиеся в городе владимирцы (1500 человек выехали для встречи князей) впустили его в крепость и затворились с ним. 18 лет соперничества со старшими городами вполне объясняют этот поступок: владимирцы рады были иметь самостоятельного князя, а не посаженика ростовского.
Ростовцы, как мы уже знаем, далеки были от мысли допустить самостоятельность Владимира: они направились на Михалку со всею силою Ростовской земли и с полками своих союзников, муромцев и рязанцев. Много зла сделали они владимирцам, но города не взяли, а только голодом принудили осажденных отказаться от забежавшего к ним князя. Посоветовав Михалке оставить город, владимирцы с крестами вышли к осаждавшим князьям, Мстиславу и Ярополку, и утвердились с ними крестным целованием.
"Не против Ростиславичей они бились, - поясняет летописец, - а не желая покориться ростовцам и суздальцам..."
Но сами призванные князья покорились ростовцам: против Михалки воевали оба Ростиславича, а они целовали крест быть с ним заодно и признали даже его старейшинство. По удалении Михалки владимирцы должны были посадить у себя Ярополка; Мстислава же ростовцы с "радостью великою" посадили в Ростове. Ростов снова сделался стольным городом: Ярополк был только посадником ростовцев во Владимире.
Владимирцы покорились ростовцам, и единство волости снова восстановлено.
Но Ростиславичи слушались во всем бояр, бояре же учили их "на многое имание". Ярополк обобрал золото и серебро, принадлежавшие церкви Св. Богородицы во Владимире, и лишил ее тех доходов, которыми она богато была наделена князем Андреем; посадники же его обременяли народ безмерными продажами и вирами. Это вызвало сильное неудовольствие среди владимирцев. Они стали собираться на сходки, на которых слышались и такие речи:
"Мы есмы волная князя прияли к себе, крест целовали на всем, а си аки не свою волость творита, яко не творячеся у нас седети, грабита не токмо волость всю, но и церкви; а промышляйте, братье!"
Но Владимир не составлял самостоятельной волости, он был пригородом Ростова и Суздаля и получил князя из рук их. Согласно с этим владимирцы решили обратиться в Ростов и Суздаль с жалобой на князей разорителей, "являюче им обиду свою". Но жители старших городов только на словах разделяли неудовольствие владимирцев, на деле же ростовские и суздальские бояре крепко держались Ростиславичей, действовавших в их интересах и по их внушению. Предоставленные самим себе владимирцы решились на свой страх прогнать Ярополка и снова призвать к себе Михалку:
"Либо Михалка князя себе налезем, а либо головы свои положим за Святую Богородицу и за Михалка" (Лавр.).
Так возгорелась новая война между Ростовом и Владимиром, кончившаяся торжеством нового города, Владимира, под главенством которого снова соединилась вся древняя Ростовская волость, получившая с этого времени наименование Владимирской.
Хотя призванный владимирцами Михалко был уже болен и не мог сидеть на коне (его несли на носилках), но полкам его удалось одержать победу над противниками: Мстислав бежал в Новгород, а Ярополк - в Рязань. Михалко занял Владимир. Вслед за этим он был призван и народной партией в Суздале, которая вину сопротивления складывала на бояр, говоря:
"Мы на полку со Мстиславом не были, с ним были бояре, на нас сердца не держи".
За Суздалем покорился Ростов. Князь объехал все главнейшие города, везде сотворил людям наряд и утвердился с ними крестным целованием. Сам Михалко сел во Владимире, а брата Всеволода посадил в Переяславле. На этот раз совершенно уже ясно, почему оба князя сели в новых городах, а не старых, где преобладала противная им боярская партия.
Старые города, Ростов и Суздаль, потеряли свое главенство и стали управляться посадниками из Владимира.
Был ли Всеволод посадником Михалки в Переяславле или самостоятельным князем отдельной волости, выделенной для него, об этом нельзя сказать ничего положительного. Да это вопрос и несущественный, так как самое сидение его там продолжалось очень недолго. В июне следующего года (1177) Михалко скончался, а на его место владимирцы призвали Всеволода из Переяславля.
Ростовцы нашли этот момент удобным для восстановления своего преобладания. Но для этого им был нужен свой князь, и вот, получив известие о смерти Михалки, они спешат отправить посольство к Мстиславу Ростиславичу с приглашением занять ростовский стол:
"Пойди вборзе, - говорили послы их Ростиславичу, - Михалко преставился, а мы хотим тебе, а иного не хотим ни которого князя".
Приехав в Ростов, Мстислав немедленно выступил с войском ко Владимиру.
Весьма характерны переговоры, происходившие между князьями-противниками перед началом враждебных действий. Всеволод, без малого 18 лет живший по чужим углам и ровно ничем не владевший до приглашения брата его на владимирский стол, не прочь был поделиться со Мстиславом Ростовской волостью. Желая отклонить войну, исход которой был в руце Божией, он послал сказать избраннику ростовцев:
"Брате! аже привели тя старейшая дружина, то пойди к Ростову, да оттоле мир возмеве; Ростов буди тебе, привели бо тя к себе ростовцы и бояре, а Володимер мне, зане привели меня Владимерцы, а Суздаль буди нам общь: кого восхотят, то им буди князь".
Иначе взглянули на дело ростовцы. Им дорого было единство Ростовской волости, и они вовсе не хотели дележа. Передовые из них говорили Мстиславу:
"Аще ты мир даси ему (т.е. на предложенных условиях), но мы не дадим".
Летопись сохранила и имена двух заправил ростовских. Это были: Добрыня Долгий и Матеуш Бутович3.
Нам не в первый раз приходится указывать на то, что единство Ростовской волости поддерживается боярами двух старых городов. Мы вовсе не желаем навязывать Добрыне Долгому с товарищами дальновидных политических планов. Они действовали прежде всего в личном своем интересе, но с этим личным интересом легко вязались и важные политические последствия: образование крупной неделимой волости. Личные же интересы князей того времени, наоборот, стояли гораздо далее от этой цели: взаимное соперничество и забота о детях наталкивают их постоянно на дробление. Будет, однако, односторонне объяснять стремление лучших людей Ростовской волости к единству одними их эгоистическими побуждениями. Невыгоды многокняжия с неизбежным его последствием - борьбою князей - были так очевидны, что лучшие люди могли желать единства волости и для блага земли.
Мстислав послушался своих бояр. Но в последовавшей затем битве (1177) счастье оказалось на стороне владимирцев. Ростовцы были разбиты, Добрыня Долгий убит; вместе с ним пал и другой боярин, Иванка Стефанович; остальные были взяты в плен. Села ростовских бояр были до такой степени разграблены, что в них, по выражению летописи, ничего не осталось. Последующая участь плененных бояр нам неизвестна; но ростовцы потерпели столь сильное поражение на Юрьевском поле, что во все княжение Всеволода они были уже не в силах снова возбудить борьбу из-за своего преобладания.
В борьбе старых городов с новым Владимир не был предоставлен только собственным силам. Есть основание думать, что на его стороне был и другой пригород, Переяславль.
Восторжествовав при помощи владимирцев, Всеволод и управлять должен был, прислушиваясь к их вкусам, подобно тому, как Ростиславичи управляли, слушаясь бояр. Летопись сохранила несколько случаев вмешательства владимирцев в управление князя. Их немного, и все они относятся к моментам крайнего возбуждения народа. Этим, может быть, и надо объяснить то, что летописец обратил на них внимание и спас от забвения. В таких крайних случаях владимирцы приходят на княж двор и с шумом и криком предъявляют князю свои требования. Так случилось, например, в самый год победы на Юрьевском поле. Разбитые Ростиславичи обратились за помощью к шурину своему, рязанскому князю, Глебу. Он, действительно, оказал им содействие, вторгся во Владимирскую волость, но был разбит и попал в плен вместе с Мстиславом Ростиславичем и многими другими из дружины. Всеволод кротко обошелся с пленниками: он держал их во Владимире на свободе. Владимирцы нашли это опасным, так как "лиходеи" их, ростовцы и суздальцы, были близко. Они потребовали, чтобы князь либо казнил пленников, либо ослепил, либо им выдал. Всеволод, чтобы дать время успокоиться волнению, заключил пленников в тюрьму, но этим не достиг цели. Чрез несколько дней "людие" во множестве и с оружием собрались на княж двор, требуя ослепления. Воскресенская летопись рассказывает, что Ростиславичи были, действительно, ослеплены, а Глеб Рязанский лишен жизни. Суздальский летописец, описывая те же события, в числе людей, приходивших на княж двор, называет бояр и вельмож. Во Владимире, куда бежал Андрей от ростовских и суздальских бояр, успели уже развестись свои собственные бояре.
В 1177 г. князь Всеволод осаждал Торжок, но он не хотел брать его на щит. Это не понравилось дружине. Думаем, что она состояла из тех же владимирцев. "Мы не целовать их приехали, - грубо говорила дружина князю, - они лгут тебе и Бгу", и с этими словами бросились на Торжок. Город был взят и сожжен, имущество граждан разграблено, люди уведены в плен.
Во все время продолжительного (35-летнего) княжения Всеволода Владимир неизменно был его стольным городом. Это окончательно и надолго упрочило за ним преобладание над старшими городами. В княжение Всеволода Владимирская волость, в старых границах Ростовской, достигает наибольшей силы и развития. Великий князь Всеволод является руководителем политики южных и рязанских князей. В Приднепровье он приобретает 5 новых городов, ставит на Востри город Городец, а в старинной отчине своего дома, Переяславле Южном, сажает сына Ярослава. Великий Новгород получает князя из его рук.
Всеволод был последний князь нераздельной Ростовской, при нем Владимирской, волости. Перед смертью он делит ее между сыновьями и установляет многокняжие со всеми его гибельными последствиями. Мы не знаем, совещался ли Всеволод, по примеру своего отца, с городами или нет, но произведенный им дележ навсегда раздробил Владимирскую волость на несколько самостоятельных частей. Этот факт дробления легко объясняется единовременным существованием в волости нескольких сильных городов, их застарелым соперничеством и весьма понятным поэтому стремлением к самостоятельному политическому бытию.
Если дележ Всеволода и не вызвал сопротивления в населении старших городов, тем не менее он дал повод еще раз высказаться мысли о неделимости Ростовской волости и с той же стороны, с которой она не раз победоносно проводилась прежде, со стороны старейшего города Ростова. Еще за год до смерти Всеволод, желая устроить своих сыновей, послал за старшим, Константином, который посадничал в Ростове, и объявил ему, что, по своем животе, дает ему Владимир, а второму сыну, Юрию, Ростов. Константин не согласился на это: он хотел быть ростовским князем и требовал Владимира к Ростову.
Дать Владимир к Ростову значит дать Владимир в качестве пригорода Ростова. Это старые, нам известные уже притязания ростовцев, которыми успел проникнуться князь Константин, посадничая в Ростове. Если бы Константин не поддался влиянию ростовцев, он должен бы был с благодарностью принять предложение отца. Ему, как старшему, Всеволод давал лучший и сильнейший город, Владимир, и с областью, значительно превышавшею участки других братьев. Но Константин не смотрит на владения отца как на частную собственность, которую хозяин может дробить по усмотрению: ему присуща мысль о неделимом политическом целом. Он стоит за нее наперекор своим личным интересам. Это последняя услуга, оказанная северной Руси ростовскими боярами, от которых старые ростовские князья бежали как от врагов своих.
Но и Всеволод не всем сыновьям своим дал части в своем княжении. После него осталось шесть сыновей, участки же получили только четверо, двое же оставлены без всякого надела. Очень может быть, что это произошло не без некоторой зависимости от числа существовавших к концу княжения Всеволода крупных городовых центров и их взаимных отношений.
При преемниках Всеволода произошли дальнейшие деления некогда единой Ростово-Владимирской волости. Таким образом, в пределах ее образовались сперва княжения: Владимирское, Ростовское и Переяславльское, а позднее: Суздальское, Тверское и Московское. Но и на этом не остановилось дробление; почти каждая из поименованных волостей, в свою очередь, разделилась потом на несколько более мелких.
Такой же процесс дробления происходит и в других волостях: Киевской, Черниговской, Смоленской, Полоцкой и т.д. Чем более разветвляется род Рюриковичей, тем более усиливается процесс разложения первоначальных волостей. Но начался он ранее всякой достоверной истории, а потому и нет для историка возможности определить, какие именно волости суть первоначальные и какие образовались из пригородов этих первоначальных волостей. Также нет возможности составить и список городов и пригородов. Это величины постоянно изменяющиеся.
1По миру, заключенному в 1151 г. с племянником Изяславом, Юрий отказывался от обладания Киевом и обязывался удалиться в "свой Суздаль" (Ипат. Ср. еще Лавр. 1159). Берладник приведен из Суздаля.
2В Суздале посадничал сын его, Мстислав, который и был отправлен им из этого города в поход на Киев.
3В другом месте Воскр. лет. сохранила имена еще следующих думцев Мстислава Ростиславича: Борис Жидиславич, Ольстын и Дедилец (1177.94).
<< Назад Вперёд>>
