Мнение проф. Беляева и Милюкова о сохах
Важность вопроса об окладных единицах не подлежит сомнению. Но литература предмета очень небогата. Я приведу здесь имена только тех двух ученых, которые с великою пользою потрудились для разъяснения весьма неполных и неясных свидетельств о московской сохе. Первый труд, на который необходимо указать, принадлежит перу покойного профессора Московского университета, И.Д.Беляева; ему же принадлежит и заслуга первого издания новгородских писцовых книг. Когда он писал свою статью о поземельном владении в Московском государстве1, публике не была известна еще ни одна писцовая книга Московского государства, а из новгородских им была напечатана только первая половина Вотской пятины. Его статья о поземельном владении была написана почти исключительно по архивным материалам. Неудивительно, что в нее вкрались недосмотры и ошибки. Тем не менее высказанные в ней мнения имели решительное влияние на последующую литературу и повторялись позднейшими учеными в течение 40 лет по крайней мере. Несмотря на всю трудность ученой работы в архивах, почтенному ученому удалось сделать целый ряд совершенно верных наблюдений и на основании их высказать мнения, определившие состояние вопроса почти на целое полстолетия.

Вот его точка зрения. Сохою называлась единица земли, с которой вносились государственные повинности. Но она не была постоянной геометрической мерой земли, а изменялась по соображениям с требованиями времени, государственными нуждами и проч. Правительство не изменяло количества податей, падавшего на соху, а изменяло величину сох, уменьшая их размер, если требовалось увеличить подати, и увеличивая, если надо было уменьшить их. Кроме того, соха имела неодинаковую меру, смотря по местностям, по качеству земли, по различию владельцев. Монастырские сохи равнялись 600 четей, поместные — 800 и т.д. Размеры дворовых сох тоже были непостоянны. В таком виде московские сохи существовали с древнейших времен и по конец XVI века2.
Указанное Беляевым непостоянство размеров сохи в течение всего XVI века, соответствует действительности. Что это непостоянство обусловливалось разными причинами и, между прочим, различием владельцев — также верно. Разные владельцы были обложены неодинаково, но все были обложены, и служилые люди, и духовенство, и черные люди. Таким образом, еще в 1851 г. было высказано совершенно верное мнение о всеобщности тягла и указано достаточное тому основание, а в конце века наши ученые стали утверждать, что служилый класс свободен от податных обязанностей. Через 40 лет после правильного решения вопроса — наука делает большой шаг назад3.

Итак, подмеченные профессором Беляевым факты — совершенно верны, но некоторые объяснения их неверны. Автор думает, что размер сохи изменялся, между прочим, и для увеличения и уменьшения податей, которые взимались с сохи в неизменном количестве. Этой неизменности величины податей, взимаемых с сохи, не было, и автор ее не доказал. В пример неизменности их он приводит постановление уставной Белозерской грамоты от 1488 г., по которой за полоть мяса со всех сох брали по 2 алтына, и думает, что со всех сох всегда платился один и тот же оклад всяких податей. Это недосмотр, оклад податей менялся, как и размер сох. По Белозерской грамоте, за полоть мяса и за воз сена берут по 2 алтына, за барана 8 денег, а по Онежской грамоте 1536 г. в первом случае брали по 8, а во втором — 6 денег; в 1618 г. ямских денег с сохи брали по 800 руб., а в 1621 г. только по 468. И размеры сох, и размеры окладов не были постоянны. Одна ошибка повела за собой и другую. Взгляд на соху, как геометрическую меру земли, также неверен. Мы уже знаем, что в древнейшее время размер сохи определялся не количеством земли, а индивидуальными особенностями хозяйства; только с половины XVI века сохи получили значение земельной меры. Эти изменения в истории сохи ускользнули от внимания автора.
Мнения Беляева господствовали до появления в свет в 1892 г. "Спорных вопросов финансовой истории Московского государства" профессора Милюкова. Почтенный автор переработал весь вопрос о сохе и дал ему новое и самостоятельное решение. Вот его мнение. Он различает в истории сохи два периода: древнейший, до половины XVI века, и последующий. В древнейшее время соха не имела значения определенной площади земли. Величина ее определялась не количеством земли, а количеством труда. Доказательство этому он находит в обже и новгородской сохе, представляющих единицу рабочей силы, и в свидетельстве монастырской сотной от 1544 г. об однокольце, которым мы уже имели случай воспользоваться. С половины же XVI века соха получает, в силу царских указов, определенный размер: для монастырских земель в 600 четей доброй земли, для дворцовых, поместных и вотчинных — в 800 четей. В доказательство последнего положения автор приводит целую таблицу размеров сохи указанного объема, составленную на основании данных писцовых книг. Памятники не сохранили никаких известий о причинах перехода от старой трудовой сохи к новой. Автор думает, однако, что реформа сошного письма должна быть поставлена в связь с проектом генеральной переписи, составленным на Стоглавом соборе. На соборе проектировалось послать писцов во всю землю писать и сметить всякие земли, а мерить пашенные земли и непашенные, и луга, и лес, и всякие угодья и т.д. (с.37—51).

Я совершенно присоединяюсь к мнению автора о двух периодах в истории сошного письма, но расхожусь с ним в их характеристике. Я уже высказался против определения размеров обжи и сохи количеством затрачиваемого труда. Что время — деньги, этого, кажется мне, наши предки совершенно не знали. О "единицах рабочей силы", — это уже можно сказать с совершенной уверенностью, они не имели ни малейшего понятия. Единица рабочей силы — совершенно новое понятие; оно переносит нас в сферу современного рабочего вопроса, это — злоба нашего дня. Древность этого вопроса не знала, да и рабочих тогда было очень немного. Роль их исполняли холопы; а по отношению к холопам никакого вопроса не могло быть о единице рабочей силы. Крестьяне же не были рабочими; они были арендаторами, то есть нанимателями земли, а не рабочими. Затем, я указал выше, что единица рабочей силы должна быть определена единицей времени, иначе не будет никакой единицы; а между тем ни один сторонник трудовой единицы ничего о времени не говорит. Это нуждается в дополнении. К сторонникам трудовой единицы принадлежит и покойный профессор Харьковского университета, И.Н.Миклашевский. Он поправил существенный недосмотр своих предшественников. По его мнению, количество труда, которое затрачивалось в известный промежуток времени, и было одной из единиц поземельного счета нашей древности, равнялось — одному дню. Автор говорит — "так надо думать", — но, к сожалению, не объясняет почему4. Результаты же его думы получаются вот какие. Один день труда конного рабочего — есть обжа. Но ни один конный рабочий на пашне не трудится только один день в году, а непременно несколько. Поэтому на каждый двор должно приходиться всегда несколько обеж. А в новгородских писцовых книгах масса отдельных дворов считается в одну обжу. И.Н.Миклашевский последователен, но его поправка совершенно не соответствует тому, что говорят памятники. Время в старину имело еще меньшее значение, чем оно имеет у нас теперь, а потому в памятниках о нем и речи нет. Не единицей рабочей силы определялась соха, а индивидуальным состоянием каждого хозяйства. При этом число "однокольцов", то есть крестьян-арендаторов, конечно, могло иметь определяющее значение. Индивидуальная оценка, при простоте хозяйств и небольшом размере Московского княжества, — а она именно возникла, когда Московское княжение было невелико, и исчезла, когда его границы увеличились, — индивидуальная оценка каждого хозяйства не представляла в древнее время таких трудностей, с какими оценщики могли бы встретиться теперь. В Нижнем Новгороде в начале XVII века было 862 двора, это не помешало окладчикам оценить индивидуально налоговую способность каждого двора, несмотря на значительное их число.
Второй период, от половины XVI века, автор характеризует тем, что соха получила определенные земельные размеры. И я не отрицаю появления в это время сохи определенной земельной меры, но утверждаю, что эта мера была разная, и не только в разных местах и у разных классов владельцев, но и у отдельных владельцев. Далее, я сомневаюсь, чтобы когда-либо был издан общий указ о мере сох; общего указа до нас не дошло, но специальные указы о размерах сохи делались постоянно и, смотря по потребностям минуты, размеры сох менялись. Сохи вотчин Троице-Сергиева монастыря то сравнивались с сохами помещиков, то опять ставились в менее выгодное положение и т.д., и так со второй половины XVI века и в XVII веке. Мы не отрицаем верности составленной автором таблицы размеров сох. Наши цифры размеров сох мы взяли из тех же писцовых книг, какими пользовался и профессор Милюков, и иногда с тех же самых страниц. Его таблица совершенно верна, надеемся, верна и наша. А результат тот, что размеры сох и после проекта генеральной переписи Стоглавого собора — разные.

Но что такое происходило на Стоглавом соборе? Проект генеральной переписи собора до нас не дошел, и был ли он составлен, это неизвестно. До нас дошел целый ряд царских вопросов собору; он оканчивается царским приговором: "Да приговорил есми послать писцов во всю свою землю писать и сместить и мои, царя и вел. князя, и митрополичи и т.д. земли" и пр. Этот царский приговор почтенный автор и называет проектом генеральной переписи собора. Царский приговор и предшествующие ему 11 вопросов не вошли в Стоглав, а сохранились в другом памятнике, из которого и были извлечены и напечатаны покойным И.Н.Ждановым5. Приговор царя надо рассматривать вместе с предшествующими ему вопросами, которых составитель Стоглава не нашел нужным внести в свой сборник; только тогда и будет он ясен. Приговор и предшествующие ему 11 вопросов составляют одно целое: это все вопросы, относящиеся до светских дел. Из 11 вопросов 5 самых больших имеют прямое отношение к положению служилых людей. В статье о вотчинах и поместьях речь идет о том, что у одних служилых людей земель много, а у других мало, и они голодны; в одной из следующих статей для устройства служилых людей признается нужным сделать вотчинные книги, в которые надо записывать "в меру и пашенная земля, и не пашенная, и луга, и перевесы, и борти, и реки, и озера, и пруды, и мосты, и всякия угодья, ино его не обидит никто, а ему чужаго прибавить — не уметь же. Чем умерять лишьком над книгами, то отьимуть на меня. И ведомо, за кем сколько прибудет и убудет, и по вотчине и служба знать".
Сопоставление этих вопросов с царским приговором разъясняет смысл и цель царского приговора. Дело идет об организации службы. Служилые люди наделены землями очень неравномерно, а потому "их надо поверстать по достоинству без грешно". Надо завести книги, в которых должны быть описаны пашенные (жилые) и непашенные (пустые) земли и соответственно владению назначена служба. Лишние земли должны быть взяты на государя. Для всего этого надо произвести опись существующего землевладения, а потому царь и приговорил послать писцов, чтобы они сметили и мерили "пашенныя земли и не пашенныя, и луги, и лес, и всякия угодья, и реки, и озера, и пруды, и борти, и перевесы, и мосты" и т.д. "А кого чем пожалую, — продолжает говорить царь, — и по книгам жаловалные грамоты давать слово в слово для того, чтобы вперед тяжа не была о водах и землях: что кому дано, тот тем и владей. А утяжут кого через писмо лишком, и то имати на меня. И того ради, кто чего попросит, и яз ведаю, чем кого пожаловати, и кто чем нужен, и кто с чего служит. И то мне будет ведомо же: и жилое и пустое".

Этими словами и оканчивается царский приговор и те 11 вопросов, которые не вошли в Стоглав.
Сопоставление царского приговора с предшествующими ему вопросами делает совершенно ясным содержание приговора или "проекта генеральной переписи", как его называет профессор Милюков. Дело идет вовсе не об установлении размеров сохи; дело идет о выяснении, кто чем владеет, и не только в живущем, но и впусте. Всякое владение, и живущее, и пусто, должно быть записываемо в книги. А прежде, в податных целях, может быть, писали только живущее. Вот официальное начало той перемены в составлении описей, на которую мы указали в своем месте. Вот откуда, надо думать, пошло и приведенное выше наставление автора книги сошного письма писать живущее и пустое, и та разнообразная практика писцов, на которую тоже было указано. Пустое предписано писать в интересах службы, для выяснения поместного оклада, а вовсе не для сбора повинностей.
Итак, "проект генеральной переписи" не имеет никакого отношения к возникновению сох определенной земельной меры6, и мы по-прежнему остаемся в полном неведении того, когда именно, как и почему совершился переход от старой, небольшой сохи к крупной сохе XVI века. Будем надеяться, что любители архивных работ найдут, наконец, в богатых собраниях наших архивов новые документы, объясняющие эту историческую загадку.



1Временник. Т. XI. 1851
2Временник. Т. XI. С.51. и след.
3Некоторое знакомство с литературой могло бы спасти наших историков конца прошлого века от этого крупного заблуждения, которое продолжает повторяться и их последователями. Мысль Беляева о всеобщей податной обязанности не прошла бесследно. Ее высказывает и Ф.М.Дмитриев: "...все земли, кроме обеленных жалованными грамотами, были податные" (История судебных инстанций. 160).
4К истории хозяйственного быта Московского государства. Ч. I. Заселение и сельское хозяйство южной окраины XVII века. С.30.
5ЖМНП. 1876. Июль.
6Иначе отнесся к этому вопросу г-н Дьяконов. Указанную проф. Милюковым связь реформы сохи "с проектом генеральной переписи, предложенным на Стоглавом соборе", он находит "весьма удачной". Но по поводу того же вопроса он обнаруживает и большую неустойчивость мнения. На с.208 г-н Дьяконов говорит:"Благодаря выводам автора может считаться устраненным господствовавшее в нашей литературе со времен Беляева мнение о колебаниях в размерах сох в течение всего XVI века". Затем из архивных документов он приводит любопытные данные о колебании размеров сох, которыми мы выше и воспользовались. После этого на с.217 читаем такое заключение: "Итак, соха, как окладная единица, и во второй половине XVI века, после преобразований 1551 г., представляла значительные колебания и кроме той разницы в ее размерах для земель разных качеств и различных категорий владельцев, какие были установлены в "царевом уложении" (ЖМНП. 1893. Июль). Несмотря на то, что мнение Беляева о колебании сох в течение всего XVI века устранено, соха продолжает колебаться и во второй половине XVI века! Последнее мнение совершенно верно.

<< Назад   Вперёд>>