«Есть в моей земли петухы, на нихже люди яздятъ»: древнерусская «Утопия».
Помимо рая и ада в дальних краях находятся страны, в которых обитают существа, которых можно назвать людьми только с большой натяжкой. О них рассказывается в некоторых произведениях, известных древнерусскому читателю (в основном переводных). Это вполне понятно, так как страны эти, уже в силу своей отдаленности и загадочности, недоступны для обыкновенного путешественника. Рассказ о них, как правило, ведется не столько с информативной целью, сколько является способом построения неких идеальных социальных моделей — утопий или антиутопий.

«Страна Утопия» древнерусского общественного сознания — это Индия. Сумма знаний об этой стране, собранная русской книжностью, была весьма значительной. Русский книжник включал Древнюю Индию в свое всемирно-историческое целое — точно так же, как византийский хронист и болгарский переводчик. Став фактом литературы, представления об Индии, несомненно, стали и фактом общественного сознания: иного пути для получения сведений об окружающем мире, кроме обращения к книжной традиции, у большей части древнерусского населения не было.

Представление об Индии, если опираться на известия, встречающиеся в древнерусской литературе, складывалось весьма противоречивое. С одной стороны, индийцы, как говорилось выше, «убийстводеица, сквернотворяще и гневливи и паче естьества; въ нутренейший же стране ихъ человек ядуще и страньствующихъ оубиваху, паче же ядять яко пси». С другой — где-то в тех же краях живут «рахманы», мифический народ, который повстречал во время своего похода Александр Македонский. Об этом повествуют многие древнерусские переводные и оригинальные компилятивные произведения. Сведения о встрече Александра посредством «Хроники» Амартола попали в ПВЛ. Немало говорит об этом популярный на Руси средневековый роман «Александрия», переведенный с греческого не позднее середины XIII в. Исследователи видят в образе «рахманов» отражение сведений об индийских брахманах. Эти сведения стали проникать в греческую литературу еще в эллинистические времена, а затем из греческой проникли и в русскую.

Рахманы в контексте летописного текста — пример благочестивого существования. В ПВЛ нигде не акцентируется внимание на том, христиане ли они, понятно только, что они отличаются святой жизнью. Они не имеют никакого имущества, даже одежды, поэтому и называются «нагомудреци». Глава у них — игумен. Кормятся они тем, что дает им природа. Жены и дети их предстали перед Александром, «яко стада на пастве». Они сразу предупреждают, что воевать с ними бесполезно — у них нечего взять. Зато они очень мудры. Александр задает им различные вопросы, похожие на загадки. Например, «что есть боле, земля или море?». Они же реша: «земля, ибо то само море землею подъдержится». Пакы же въпроси: «Что есть во всехъ животныхъ лукавее?» Они же реша: «человекъ» и т. п.

В образе «нагомудрецов» рахманов в романе дается модель некоего совершенного общества, построенного на доведенных до логического завершения евангельских максимах. Они не имеют собственности, полагаются во всем на волю Божию. Не воюют, проводят время в молитвах. В то же время в тексте проводится мысль об ограниченности показанного идеала, недоступности и, что особенно важно, необязательности его для широких масс. Она видна в диалоге, которым завершается встреча царя с «нагомудрецами». Рахманы спрашивают у Александра, для чего ему все его победы, если он не бессмертен, ведь он не сможет ничего унести в могилу. На это великий полководец отвечает, что, во-первых, как и все в мире, действует он по промыслу Божию, а не по своей личной воле. И, кроме того, если бы все люди «единъ нравъ имели, празденъ убо бы весь миръ; по морю быша не плавали, земли быша не делали, детино роженье не было». По сути, это был один из вариантов ответа о смысле жизни в древнерусской литературе.

Еще более впечатляющие черты приобретает Индия в «Сказании об Индийском царстве» — греческом литературном произведении XII в., попавшем на Русь, как предполагают, в XIII–XIV вв. «Сказание» построено в виде ответа мифического индийского царя Иоанна византийскому императору Мануилу, пожелавшему узнать о силе царства и его чудесах. Иоанн, «царь и попъ, над цари царь», описывает свою страну. Она огромна. В одну сторону нужно идти десять месяцев, а до другой стороны дойти невозможно, потому что там «соткнуся небо с землею». Страна населена разнообразными чудовищными народами. В одной области живут немые люди, в другой — рогатые, в третьей — трехногие, а иные люди — девяти сажен, а иные — с четырьмя руками, а иные — с шестью. Кроме того, есть земля, где у людей половина тела собачья, половина — от человека. Существуют в «Индии» люди, у которых глаза и рот располагаются на груди. Есть такие, у которых сверху — большие рты, другие имеют скотьи ноги. Есть люди, которые наполовину птицы, а у других собачьи головы. При всем при том страна православная: Иоанн «поборник по православной вере Христове». Далее идет описание различных чудес, которыми богата «Индия» и которые могут дать представление о ее истинном величии. В стране водятся чудесные звери: например, «крокодилъ зверь лют есть, на что ся разгневает, а помочится на дерево или на ино что, в той час огнем сгорит». И, кроме того, «есть в моей земли петухы, не нихже люди яздять» (возможно, имелись в виду страусы?).

Несмотря на то что «Сказание» является переводным греческим произведением, образ Индии как «далекой, прекрасной, богатой, но вместе с тем немного пугающей страны» прочно вошел в древнерусскую культуру. В качестве таковой она фигурирует в эпосе, в былинах о Дюке Степановиче. Многие списки «Сказания» имеют предисловие, в котором царь Иоанн говорит послам: «Цены твоего цараства не хватит тебе на хартию, потому что невозможно тебе описать моего царства и всех чудес моих». В былине находим аналогичный сюжет. «Дюкова матушка» говорит послу Добрыне:

Вы эй мужики, вы обценщики,
Вы скажите-ко солнышку Владимиру:
На бумагу-ту пущай продаст весь Киев-град,
На чернила-ты продаст весь Чернигов-град…

Сходным образом изображается «городской ландшафт». В «Сказании»: «В верху тех полат учинена два яблока златы, в нихже вковано по великому каменю самфиру, того ради, дабы хоробрость наша не оскудела. Суть бо 4 камени на столпех, того ради, дабы потворницы не могли чаров творити над нами» и т. д. В былине:

Там крышечки в домах золоченыя,
У них маковки на церквах самоцветныя…
Мостовые рудожелтыми песочками изнасыпаны,
Сорочинские суконца припазостланы…

Архетип построения всех чудес примерно одинаков. Они строятся в основном на увеличении количественных характеристик хорошо знакомых в повседневной жизни явлений или предметов, т. е. на гиперболизации (искатели жемчуга ныряют в воду на 3–4 месяца, чтобы обойти царский дворец, нужно пять дней, и пр.). Таким образом, представление о дальних странах практически сливается в древнерусском сознании с мифом, былиной и сказкой.

О степени проникновения книжных знаний в народную культуру можно судить по фактам, приводимым в книге В.К. Шохина, посвященной культурным связям Индии и Древней Руси: «В южнорусском фольклоре индийские рахмане не только сохранили свое книжное имя, но и дали русскому языку ряд новых слов. Так, в Галицкой области была издавна распространена поговорка «Постимся яко рахмане», а на Черниговщине сложилось прилагательное «рахманный», употреблявшееся в значении «кроткий», «тихий», «ласковый». Примерами такого словоупотребления служат выражения «рахманна детина», «рахманный кинь».

<< Назад   Вперёд>>