На Ханко — 63 года спустя

Долгое время я жил с мыслью: изучать историю артустановок TM-III-12, может быть самые яркие страницы биографии которых связаны с базированием, гибелью и возрождением на легендарном Ханко, и не побывать там — просто нельзя. Увидеть своими глазами боевые позиции железнодорожных батарей, походить по улицам, побывать в гавани Ханко — это было моей заветной мечтой.

И в августе 2003 года она осуществилась, да еще особо приятным для меня образом. Все детали поездки были заблаговременно проработаны при активном посредничестве военного атташата финского посольства в Москве. Я намеревался прибыть в Финляндию железной дорогой. Но в самый канун путешествия моя дочь Катя и ее супруг Сергей, несколько лет назад обосновавшиеся в Санкт-Петербурге, сообщают мне, что они надумали всем своим семейством (у них трое ребятишек) на личной машине съездить в Хельсинки за покупками перед началом школьного года. Узнав о моих намерениях, они предложили мне составить им компанию. Для них, мол, тоже интересно побывать на Ханко. Им и их детям Даше, Соне и особенно старшему — Степану — очень даже будет полезно послушать рассказы деда о войне и увидеть ее следы.

Что может быть лучше!.. Такая поездка — просто счастье!..

Хотя из Санкт-Петербурга мы выехали рано утром, в Ханко к назначенному времени сильно запоздали. Когда в поле нашего зрения оказался дорожный указатель с надписью «TAMMISAARI — EKENAS» (в Финляндии два государственных языка: финский и шведский, и все указатели — на этих двух языках), я не удержался, чтобы не попросить Сергея свернуть в город, который в конце июля 1941 года несколько раз обстреливали 305-мм железнодорожные транспортеры с советской военно-морской базы, из района селения Тяктом.

Городок оказался очень уютным и сразу расположил к себе. Тихие ухоженные улицы, роскошная гавань, битком набитая яхтами и моторными лодками, детские площадки с «ненашими» сказочными героями и аттракционами. Во всем ощущалась умиротворенная и устроенная жизнь.

— Первым делом надо найти железнодорожный вокзал, — сказал я зятю. — Ведь его 60 лет назад разбили мои родные транспортеры!

Мы нашли вокзал быстро... Возле однопутной колеи — одиноко стоящее деревянное здание старинной архитектуры, словно на дореволюционном русском полустанке где-нибудь в Тамбовской или Тульской губернии. Бронзовый колокол, часы... Большая вывеска с названием станции. Типично провинциальный ландшафт.

Вспомнились мемуары командира ВМБ Ханко генерала С. И. Кабанова, в которых он описал происшедшие здесь события. Вернувшись в Москву, я нашел эти строки:

«27 июля после жесточайшего налета на город184 я приказал начальнику нашей артиллерии в случае новых обстрелов бить из 305-миллиметровых орудий 9-й железнодорожной батареи по огневым точкам неприятеля в Таммисаари.
Днем противник возобновил обстрел города. Почти полутонные снаряды 9-й батареи полетели в Таммисаари. Там вспыхнули пожары. Немедленно последовал новый налет на Ганге. 29 июля одиночные самолеты врага дважды нас бомбили, а его батареи обстреливали передний край острова, сухопутный и морской аэродромы, порт и центр города. Обе наши железнодорожные батареи открыли огонь по Таммисаари, там снова вспыхнули пожары. Днем 30 июля опять повторился жестокий налет на Ганге. И снова 9-я и 17-я железнодорожные батареи185 били по Таммисаари... Цель обстрела — железнодорожная станция и стоящий на ней железнодорожный состав — была поражена: состав взорван, станция сожжена. Сильные пожары возникли и на других военных объектах.
Мы израсходовали 23 фугасных снаряда калибра 305 мм и 33 — калибра 180 миллиметров. Достаточно, чтобы нанести противнику серьезный ущерб.»

Глядя на сегодняшний Таммисаари, ловишь себя на мысли о сильных преувеличениях, как это нередко бывало в боевых донесениях, военной значимости этого городка. Полутонные бомбы на такой городок — это противу заповедей Божьих...

Дальнейший маршрут выбираем по придорожным указателям: Лаппвик, Твярминне, Тяктом... «Для истории» фотографируемся у каждого въездного знака в эти населенные пункты...

Асфальтированное шоссе плавно огибает полуостров с юга. Сквозь восковые сосны иногда открывается морской простор. Нет-нет да и проглянутся видные даже с дороги следы далекой войны: оплывшие окопы, осевшие и сгнившие накаты блиндажей... Однако представить среди изящных и беззаботно распахнутых коттеджей, в глубинах опрятного леса чумазые и пыхтящие паровозы, украшенные звездами и портретами Сталина, развозящие по позициям тяжелые артиллерийские транспортеры, совсем непросто.

В глубине леса неожиданно обозначилось сооружение сложных форм. На стене рельефные серп и молот. Мы свернули с шоссе. Мемориал! Слова на бронзе и камне:

Советским воинам, героически павшим в боях в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., от благодарной Родины. Здесь покоятся 453 советских воина, имена 267 из них неизвестны.

(Эта строчка повторена по-фински и по-шведски).

Внутри мемориала, обнесенного невысоким парапетом зеленый травяной ковер, накрывающий захоронение. По периметру просторного прямоугольника пилоны с фамилиями русских людей:

Безуглов Владимир Яковлевич...
Богданов Григорий Савельевич...
Гурдаев Павел Савельевич...
Девяткин Александдр Николаевич...

Смерть пришла к ним после декабря 41-го, в 1942, 1943 и даже — в 1944... Значит, все они умерли на Ханко во время пребывания в лагерях для советских военнопленных:

Морозов Иван Михайлович...
Нарвский Степан Семенович...
Неупокоев Поликарп Афанасьевич...
Охрименко Иван Петрович...
Плаксин Василий Филиппович...

Мне хотелось бы перечислить их всех!.. Вот она — философия жизни, человеческих деяний и смерти. Как, небось, неуютно покоиться моим соотечественникам в чужой земле!

В город Ханко мы въехали, таким образом, не по главной дороге, а с противоположной его стороны, нарушив все договоренности по времени прибытия. О каких-либо вечерних встречах даже думать было неудобно. На улице Puistokalu — Parkgatan (Парковая), дом 12, мы легко нашли свое пристанище — виллу «Силия».

Не спешите думать, что раз «вилла», то значит она сродни особняку на средиземноморском побережье. Нет, это был обыкновенный деревянный одноэтажный дом городского типа, на высоком фундаменте из гранитных блоков, обшитый вагонкой и выкрашенный бело-желтой краской. Он как будто был срисован с типовых советских дач где-нибудь в Абрамцево или Жуковке, просторный, в несколько аппартаментов-квартир, с большим, можно сказать, деревенским двором. Таких домов в Ханко — половина города. Более чем 60 лет назад в них жили командиры Красной Армии. В каком-то из них квартировал с семьей и командир 9-й батареи 305-мм железнодорожных транспортеров Лев Тудер. Хозяйка нашей виллы, госпожа Улла-Мария Кокконен, невыразимо похожая на пожилую русскую женщину откуда-нибудь из Тверской или Ярославской губерний, сразу после знакомства доложила нам, что в ее доме тоже жили советские военные...

Время было позднее. Из припасов, сделанных в Выборге, мы быстро сочинили ужин. Остальные члены нашего экипажа, особенно малолетние, после этого свалились спать, а я, жаждущий быстрее увидеть город, о котором столько передумал и в который так рвался, отправился бродить по его ночным улицам.

Ханко был светел от электрического освещения и совершенно пуст. Изредка почти бесшумно проскальзывали одинокие велосипедисты, видимо, рабочие, возвращавшиеся с ночной смены, да путешествующие студенты, тоже на велосипедах, прокатывались в обнимку.

Я шел по ночному Ханко и размышлял о феноменальной судьбе этого города, может быть неповторимой в мировой истории. По существу, одномоментно, в короткий срок, его жизнь по воле хозяина московского Кремля, хозяина огромной соседней страны, невероятным образом изменилась. Все его жители (по некоторым данным около 8 тысяч человек) вместе с людьми из других, прилегающих к городу поселений, покинули свои дома и переселились на материковую часть Финляндии, а в их город, в их жилища пришли чужеземцы в военных мундирах, с иным менталитетом, иной культурой, амбициозные и абсолютно уверенные в спасительности для всего мира их миссии. Пришельцы были безусловно горды своим предназначением. Ведь они выполняли личное задание вождя — товарища Сталина!.. Выдвинувшиеся далеко на Запад подразделения Красной армии ощущали себя на Ханко передовым и неприступным бастионом социализма и, судя по всему, обустраивались здесь основательно, не на 30 лет, как это было обусловлено межгосударственным соглашением об аренде полуострова, а надолго, навсегда! Вместе с войсками, танками, артиллерией, самолетами, многочисленным офицерским составом, на военно-морскую базу прибыли и семьи командиров: жены, дети, домработницы... К началу войны на Ханко было пять тысяч женщин и детей. А всего гражданского населения было около 6 тысяч человек.

Новые постояльцы переименовали улицы Ханко по тем же принципам, по которым они сделали это повсеместно во всех городах СССР. В Ханко появились «проспект Борисова», «улица Кирова» и др. Новые хозяева Ханко ни на минуту не сомневались, что вопрос государственного переустройства Финляндии на принципах социализма несомненно будет решен. Не получилось в декабре — марте 1939–1940 гг. — получится в скором будущем!

...Еще в сумерках из двора нашей виллы я заприметил в небе крест лютеранской кирхи. Я знал о ней из мемуаров, по фотографиям и поэтому сначала, как к отправной точке, пошел к ней. 60 лет назад командование советской военно-морской базы приспособило кирху под клуб бригады торпедных катеров.

Дочь командира 9-й железнодорожной батареи Л. М. Тудера Алиса Львовна вспоминает:

Когда папа со своей батареей был переведен из Мукково на полуостров Ханко, мы вместе с мамой Этти Иосифовной, моим братишкой Юрой, которому тогда было четыре года, и шестнадцатилетней девочкой из Псковской области, Лизой, нашей домработницей, тоже поехали с ним. Мне к тому времени было уже шесть лет и я хорошо помню нашу жизнь на Ханко...
Мы жили в одноэтажном деревянном доме прямо напротив кирхи. В самой кирхе был матросский клуб. Там с утра до вечера непрерывно крутили один единственный фильм «Волга-Волга» и мы — детвора — не то, что знали его наизусть и пересказывали во всех деталях, он пропитал нас насквозь... Советских ребятишек на Ханко было довольно много...

Строевая записка ВМБ «Гангэ» называет такую цифру — 979. Почти тысяча! И это по состоянию на 1 августа 1940 года, когда гарнизон еще не был окончательно скомплектован, в частности, на полуострове еще не было железнодорожных батарей186.

...Мы дружили с детьми Граниных... Рядом с кирхой была школа. Мы, которые еще не доросли до нее, часто слышали, как более старшие дети хором пели:
Утро красит нежным цветом
Стены древнего Кремля.
Просыпается с рассветом
Вся советская земля...
22 июня 1941 года нас эвакуировали с Ханко на корабле «Иосиф Сталин»...

В солдатский клуб, впрочем, был превращен и православный храм, расположенный в пригороде Ханко. У меня теперь есть дубликат фотографии этой церкви с плакатом на стене: «Дисциплина и еще раз дисциплина во всем — в великом и малом — таков закон Красной Армии!» Во время эвакуации с Ханко советского гарнизона кирху пощадили, а вот соседствовавшую с ней водонапорную башню, на которой, в частности, был и наблюдательный пункт командира 9-й железнодорожной батареи Л. М. Тудера, взорвали... Сегодня на том же месте возвышается новая башня, иной архитектуры.

В бумагах Л. М. Тудера мне встретилось воспоминание об этом месте:

«С верху водонапорной башни, где был развернут мой командно-наблюдательный пункт, практически находящийся в центре города, невооруженным глазом хорошо были видны все острова и северный берег Ботнического залива, откуда артиллерия противника вела огонь не столько по военным объектам военно-морской базы, сколько по городу Ханко.»

... А город спал. Спала кирха, спали картинные домики, спал запертый на ключ полицейский участок. Полная тишина царствовала во всем Ханко. Удивительное дело! Ни в ту ночь, ни в последующее время пребывания на Ханко мне не довелось увидеть ни одного полицейского, ни одной патрульной машины, ни одного военного человека!

...Я спустился от кирхи по крутой гранитной лестнице вниз, к площади.

Завтра мне расскажут, что именно здесь, с этих ступеней, в декабре 1941 года, на митинге выступали представители финских и шведских батальонов, первыми вошедших в оставленный Красной Армией город. И здесь же был поднят тогда на мачте государственный флаг Финляндии...

Слева от лестницы, у основания могучей и голой скалы, на которой возвышается кирха, почти в рост человека гранитный камень-зуб с проморенной приморским воздухом бронзовой плитой и текстом на трех языках: финском, шведском и английском.

Света недоставало, но, опустившись на колени и приблизив глаза к металлу, я прочитал:

Этот камень был частью противотанковых заграждений, построенных вдоль защитной оборонительной линии через полуостров в 1940 году, когда Ханко был отдан Советскому Союзу в аренду после зимней войны.
Установлен городом Ханко в 1989 году в память усилий наших ветеранов войны в течение тяжелых лет войны.

По правую руку от лестницы, шагах, может быть, в двадцати, — детская площадка. Завтра на ней будут играть мои внуки (так она им приглянется, что не оторвать!), а мне расскажут, что в 1940 году на ее месте была братская могила знаменитого тогда на всю нашу страну летчика — Героя Советского Союза Ивана Борисова и четырех летчиков экипажа советского бомбардировщика, сбитого над Ханко во время «Зимней» войны.

Летом 1941 года здесь же был захоронен еще один прославленный советский воздушный «сокол» — Алексей Антоненко.

Во время своего ночного путешествия обратил я, конечно, внимание и на солидный дом, углом выходящий на площадь. Я не мог знать в тот момент, что это здание нынешней мэрии города, и на его месте в 1940 году располагалась ратуша или, по финскому обиходу, — «Народный Дом». Руководством советской ВМБ он был переименован в «Дом Флота», а потом, при оставлении полуострова, взорван саперами Красной Армии.

На возрожденном здании мемориальные доски увековечивают сегодня память о шведском добровольческом и пограничном егерском батальонах, первыми вошедших в оставленный советскими войсками Ханко в первые дни декабря 1941 года.

Обратят мое внимание и на фешенебельный особняк, вделанный в середину скалы и полуукрытый буйной зеленью в нескольких десятках метров справа от кирхи. Он в два этажа, с балконом во всю ширину фасада.

До конца 30-х годов прошлого века эта вилла (в данном случае без всякой натяжки) принадлежала финскому художнику Карлу Густаву Литиусу и его отцу. С весны 1940 и по декабрь 1941 гг. в ней последовательно проживало руководство советской ВМБ на Ханко. В мае 1941 года здесь поселился с семьей и ее последний командир — С. И. Кабанов. Согласно ханковской легенде, советский генерал любил выходить на балкон своего респектабельного жилища и через морской бинокль осматривать окружающие острова, в частности, Руссаре, расположенный по прямой линии.

...По одной из улиц Ханко ползет сегодня изваянная в черном камне огромная добрая гусеница с большими глазами. Изгибы ее тела то поднимаются, то уходят в землю. А более шестидесяти лет назад по этой же улице прокатывались гусеницы краснозвездных танков, газовали наши «полуторки»...

В советском гарнизоне по тому времени (данные на 1 сентября 1940 года) было немало автомобилей: 866 грузовиков, 42 легковушки (в т.ч. 35 — «М-1» и 7 — «пикапов»), 225 — машин других типов. Для обеспечения быстрой связи использовалось 14 мотоциклов. Кроме того, на полуостров из Советского Союза завезли огромный табун лошадей — 748. Упорядочить перемещение такой массы движущихся средств и лошадиных сил в небольшом городке и на полуострове было непросто. Командиру базы пришлось даже 20 мая 1940 года издать специальный приказ № 017 «О дисциплине уличного движения»187.

Мимо этих домов ходили тысячи вооруженных людей, красноармейцев и матросов. Одних командиров разных уровней на Ханко было две с половиной тысячи человек. Наверное, в этой массе военнослужащих были и кровно близкие мне люди...

Дома по обеим ее сторонам держали на себе в тот период красные флаги и транспаранты: «Превратим полуостров Ханко в неприступный Советский Гибралтар!» Вечерами здесь слушали русские песни: «Степь да степь кругом», «Из-за острова на стрежень», «Есть на Волге утес», «Тонкая рябина», «Варяг», «На сопках Манчжурии»... Уже была популярной певица Клавдия Шульженко, и те, у кого были патефоны, крутили пластинки с ее записями. Во дворах играли командирские дети, и русские женщины, так же, как в России, стирали в корытах белье и... рожали новых младенцев.

Достаточно сказать, что уже в период ведения боевых действий на Ханко появилось одиннадцать новорожденных детей!

Непросто оценить все это. Противоречивые чувства бушуют во мне. И объяснить их даже себе я не в состоянии...

В Ханко все близко. Близко от кабановского особняка и до прекрасной лагуны, на берегу которой высится гранитный обелиск с двумя большущими львами у его основания. Памятник был очень не по сердцу советским «арендаторам» полуострова. В 1940 году они укрепили этими львами лобовую стену одного из сооруженных на Ханко дотов. Вот как вспоминал этот монумент С. И. Кабанов:

«Он стоял метрах в сорока от могилы летчиков и надпись на нем выражала благодарность маннергеймовцев карательным войскам германского генерала фон дер Гольца, высадившимся в порту Ганге в апреле 1918 года и залившим Финляндию кровью революционеров! Да, трогать этот обелиск нельзя — пакт с Германией, эмоции следует сдерживать.»

От обелиска по дремлющему бульвару (в 40–41 годах — «проспекту Борисова») метров через двести я вышел в другую часть города, к большому угловому дому на улице NYCANDERINKATY — NYKANDERGATAN (названа в честь шведского капитана Карла Нюкандера, который в начале XIX века был начальником крепости Ханко). Дом лицом обращен на площадь, к линиям железной дороги. До весны 1940 года в нем размещались полицейский участок и штаб одного из полков финской береговой артиллерии. После расквартирования на полуострове советской ВМБ в этом тяжеловесном, похожем на замок доме, обосновался ее Главный штаб. Сегодня это жилой дом с магазином по нижнему этажу.

В кадрах финской кинохроники я видел, как в двери этого дома, громко разговаривая и дымя папиросами, входили и выходили многочисленные командиры Красной Армии. Мне рассказали, что по площади перед штабом и по бульвару в дни советских революционных праздников в парадном строю проходили части гарнизона Ханко. Над всей привокзальной территорией с обитой красным кумачом трибуны разносился зычный голос генерала Кабанова...

Глубоко заполночь добрался я до постели, будучи уверенным, что уже начавшийся новый день будет не менее интенсивным на впечатления.

...Ранним утром 30 августа мы дружески встретились с Пеккой Силвастом во дворе нашей виллы. Я принял всю предложенную им программу и мы втроем, вместе с его другом Карлом Ланге, майором береговой артиллерии в отставке, топографом по военной специальности, на машине последнего, не тратя времени, поехали в главную для меня точку на Ханко — в Тяктом, на бывшие позиции советских 305-мм железнодорожных транспортеров. (Для моих малолетних внуков это путешествие было бы слишком серьезным и утомительным физически. Мы посовещались и решили, что все-таки им более подойдет другая программа. Родители увезли их в какое-то местечко под Хельсинки, в аквапарк.)

По пути вглубь полуострова мои гиды решили показать мне бывшую дачу Маннергейма. По мемуарам С. И. Кабанова я помнил, что, по прибытии советского военного контингента на полуостров, дача маршала была обозначена как объект № 13. Летом в нем проживали семьи полпреда СССР в Финляндии П. Д. Орлова и его заместителя Е. Т. Елисеева и военно-морского атташе капитана 2 ранга Тарадина.

Близко к даче, расположенной на укрытой густой зеленью выдвинутой в море скалистой террасе, нам подойти не удалось. Она в частном владении. Пришлось рассматривать ее с некоторого расстояния и рисовать в воображении происходившие здесь исторические сюжеты... А вот «Кафе Маннергейма», действительно когда-то принадлежавшее маршалу, находящееся неподалеку от его дачи, рассматривать со всех сторон можно было беспрепятственно.

В единой атмосфере гарнизона советской военно-морской базы, в сплоченном коллективе пехотинцев, авиаторов, танкистов и представителей других родов войск, стойко перенося общие трудности и невзгоды, радости и тревоги, совершенствуя позиции и повышая боеготовность своих батарей жили на Ханко и артиллеристы-железнодорожники. Излишне говорить о волнении, которое испытал я, наконец-то ступив на железобетонную площадку возле Тяктома, с которой когда-то вели боевые стрельбы советские 305-мм морские железнодорожные артустановки TM-III-12.

Может это покажется странным, но до этого момента все, связанное с пребыванием грозных железнодорожных транспортеров на Ханко, не ощущалось реально, представало условным, академически книжным, что ли... Я приседал на корточки, гладил металл посадочного узла, осматривал нишу подвода кабелей и воздухопроводов, рассматривал вмурованные в тело огромного железобетонного блока рельсы, по которым более шестидесяти лет назад катились колеса могучих артиллерийских установок...

Да! Все это было! Все реально и осязаемо, все материализовано! Однако огромная, расчищенная от леса чаша земельного пространства с выщербленной десятилетиями морозов, морских ветров и дождей рукотворной площадкой в ее центре, с остатками срезанных тяжелых рельсов, все равно оставляла ощущение чего-то неземного, странного, циклопического...

Рельсы с перегонов между Ханко, Тяктомом, Твярминне и боевыми позициями 9-й батареи давно демонтированы. Хвойный молодняк сильно сузил просеки, по которым когда-то проходили железнодорожные линии, но насыпи хорошо просматриваются и сегодня. Поэтому легко можно себе представить как из реликтовой древесной чащи таинственно и грозно выдвигались огромные орудийные установки, как слаженно и быстро боевые расчеты размещали их на позициях... Медленно и тихо поднимались к небу длиннющие стволы... А затем содрогалась земля и ежился от страшного грохота выстрела финский лес...

И сегодня они еще, если можно так сказать, в добром здравии — те сосны, макушки которых ходили ходуном под воздушной волной от залпов 305-мм транспортеров.

Мы с разных сторон осматривали и оценивали боевую позицию советских артустановок, мои спутники давали мне пояснения, а я словно пребывал в другом измерении. Я хотел разглядеть в окружающем нас пространстве большого практика артиллерийского дела Ивана Грена, выбиравшего на Ханко расположение стационарных боевых позиций для тяжелых железнодорожных батарей, командиров 9-й ОЖДАБ Льва Тудера и Николая Волновского, их соратников — командиров артустановок: капитана Алексея Сидоренко, старшего лейтенанта Степана Литвиненко, лейтенанта Савелия Соболевского... Здесь не раз и не два бывали и командир базы Сергей Кабанов, и начальник артиллерии Ханко Сергей Кобец...

Здесь изучали каждый клочок земли, осматривали воскресшие транспортеры, пристрастно расспрашивали финских артиллеристов, выпытывали их тайны, старались побыстрее вернуть домой «блудные» артустановки представители Союзной Контрольной Комиссии капитан 1 ранга Н. Н. Болотников, капитаны 2 ранга В. П. Рудаков и Е. И. Милославский, майор А. И. Найденов...

2003 год так близко от 1941-го, от 1944-го! Если прислушаться, то в ханковском воздухе еще слышны голоса этих лет.

А Пекка Силваст и Карл Ланге в это время, я подозреваю, внутренним зрением видели здесь Главнокомандующего финской армии Карла Густава Маннергейма, который был на этой площадке в ноябре 1943 года, когда тут завершались работы по восстановлению трофейных транспортеров и все они, словно три доисторических чудовища, сошлись в одном месте... Здесь звучали доклады финских артиллеристов начальнику штаба их армии генералу Вальве...

Потом мы ходили сквозь лес по насыпям бывших железнодорожных путей. Силваст и Ланге обращали мое внимание на появлявшиеся в разных местах на нашем пути серые углы и рваные зубцы обросших мохом железобетонных сооружений, взорванных перед эвакуацией с полуострова советской ВМБ... Наверное, их имел в виду финский капитан Г. Бьерклунд в своих «Боевых очерках с побережья»:

«Пушки были хорошо замаскированы. Их прикрывала также сильная зенитная артиллерия. Неподалеку находился аэродром истребительной авиации. Для боеприпасов и личного состава в районе батареи были построены мощные блиндажи. Для обороны ближних подступов была создана линия укреплений, в которую входили дзоты.»

Менее двух лет обустраивала свою военно-морскую базу на полуострове Ханко Красная Армия. Многое осталось незавершенным. Ко многим запланированным объектам приступить не смогли. Но успели все-таки многое. Покрыли всю территорию полевыми укреплениями. Почти на каждой оконечности полуострова можно и сегодня найти бывший окоп для станкового или ручного пулемета.

Сколько еще всяких тайн хранит полуостров Ханко о времени пребывания там военно-морской базы СССР! Скольких исследователей ждет благодатный как романтический, так и трагический материал!

Во время нашего путешествия по разобранным трассам железнодорожных транспортеров мы нашли осколок от разорвавшегося здесь когда-то снаряда и рельсовую накладку от «наших» рельс. Эта тяжелая пластина теперь у меня дома, в Москве, на рабочем столе...

Затем мы обследовали боевую площадку железнодорожных артустановок в Твсярминне...

И снова взволновалась душа, когда мы въехали на аэродром Ханко! Перед нами не предстало никаких военных картин. Слева — крохотный служебный домик, справа — простой ангар. Я вышел на покрытую идеально ровным асфальтом взлетную полосу... Поднял голову вверх. Над Ханко было чистое-чистое, синее-синее небо. И — библейская тишина!.. Несколько человек молча выкатывали из-под навеса бело-красный планер...

Я легко перевел себя, все мои ощущения и сознание, в осень 1941 года... В гул моторов краснозвездных «ишачков» (истребителей И-16), как выкатываемых из близкого леса, где были оборудованы заглубленные в земле ангары (я видел котлованы на их месте, образованные большими зарядами взрывчатки), так и взлетающих и уже барражирующих над полуостровом... В шумы и команды действующего фронтового аэродрома... В азарт и гром боев в этом небе... В разрывы снарядов финских батарей, регулярно «перепахивавших» здесь взлетную полосу, в ту пору, конечно, непокрытую асфальтом... В близкое «уханье» 305-мм железнодорожных транспортеров, «работавших» на подавление орудий противника.

Советские асы: Алексей Антоненко, Петр Бринько, Леонид Белоусов, Алим Байсултанов, Анатолий Кузнецов, поднимаясь с этого аэродрома, надежно стерегли небо над железнодорожными транспортерами.

Здесь, на этой самой полосе, в момент неудачной посадки погиб капитан Алексей Антоненко. За 34 дня боев по защите Ханко он сбил 11 самолетов противника, в том числе первый на Балтике Ju-88. Один из вражеских самолетов сбил тараном. 14 июля ему было присвоено звание Героя Советского Союза, а 25 июля он погиб.

Здесь, над самым аэродромом, знаменитый Петр Бринько, тоже Герой Советского Союза, 15 июля 1941 года в результате трагической ошибки сбил, приняв за финский, самолет своего товарища, командира звена Ивана Козлова, а когда тот выбросился с парашютом, то Бринько расстрелял его в воздухе из пулемета. Через два месяца он и сам погиб, налетев на тросы заграждения...

Здесь, в последние дни перед эвакуацией, уничтожали гарнизонные автомобили. На Ханко их к тому времени было почти две тысячи. На аэродроме машины выстроили в ряды, заложили в двигатели по динамитному патрону, подорвали, а потом пустили поперек рядов танки и давили...

Почти завершив «кругосветку» вокруг полуострова, мы сделали остановку у военного музея, расположенного у шоссе, связывающего Ханко и Таммисаари, как раз в том самом месте, где когда-то начиналась территория советской военно-морской базы. Еще сохранились старые траншеи, заграждения из колючей проволоки, блиндажи, укрытия для орудий... В открытой экспозиции музея несколько английских пушек, разбитый советский танк — одна из самых первых «тридцатьчетверок»...

Во внутренней экспозиции, весьма своеобразной и по-особому пристрастно показывающей все, что связано с Красной Армией, немало экспонатов, связанных с расквартированием на полуострове 9-й и 17-й железнодорожных батарей. Есть там, в частности, и модель артустановки TM-III-12 с повторением на ее бортах реальной маскировки — нарисованных сосен. Макеты подземного госпиталя и бункеров С. И. Кабанова и И. Н. Дмитриева (позже мы побывали на тех местах, где они были сооружены в 1941 году, а затем, перед эвакуацией гарнизона ВМБ, взорваны)... На музейных стендах фотографии различных эпизодов, связанных с восстановлением и испытаниями стрельбой плененных советских транспортеров, снимки турбохода «Иосиф Сталин»...

Обедали мы в ресторане на самом берегу гавани Ханко. Из огромного ресторанного окна открывался прекрасный видна гавань, на рейде которой шестьдесят с лишним лет назад бросали якоря самые крупные корабли финского флота, броненосцы береговой обороны «Ильмаринен» и «Вяйнемяйнен», откуда уходил в свой последний рейс и советский турбоход «Иосиф Сталин»...

Обед нам дал руководитель города господин Том Аксберг — энергичный и интересный собеседник... Конечно же, мы говорили и о прошлом. Ведь именно здесь, в гавани, происходило многое из того, что связано с пребыванием на полуострове Ханко советских железнодорожных транспортеров. Я рассказал о целях моего приезда. У нас даже нашлись общие знакомые в России.

После этого мне опять показывали город. И снова то здесь, то там мы встречались со следами войны и даже со свидетельствами пребывания на этой земле артустановок ТМ-III-12. Не скрою, я был премного удивлен, увидев как на улице KOPKEAVUORENKATU (Высокогорной), возле здания бывшей казармы, на гранитном постаменте, можно сказать, красуется приведенный в идеальное состояние «наш» 305-мм снаряд. Финские саперы сравнительно недавно обнаружили его на бывшей боевой позиции советских транспортеров. Теперь он — вечный свидетель и памятник «войны продолжения».

Я особо просил своих финских друзей показать мне те места в гавани Ханко, где в последние дни ноября 1941 года происходило сбрасывание в море, затопление тяжелого вооружения и другого военного имущества частей Красной Армии, которое не представлялось возможным в тех условиях вывезти морем на «Большую землю»: танков, паровозов и подвижного состава, автомашин, тракторов, тележек железнодорожных транспортеров и пр. И мы побывали там, где все это происходило, в «Свободном» и «Главном» портах...

Чрезвычайно интересной была встреча в доме Карла Ланге, по улице KOULUKATU (Школьная). В большом, словно университетском, кабинете Ланге, видимо, специально для меня на его рабочем столе была расстелена детальная, метра два длиной, карта полуострова Ханко с нанесенными на ней фортификационными сооружениями советской ВМБ, включая железнодорожные трассы и боевые позиции транспортеров... Уникальный документ! По словам Ланге, финские топографы два года трудились над ее составлением. Я тактично поинтересовался у хозяина возможностью снятия для меня ее копии. На это мне не менее вежливо было сказано о ее особой секретности...

Пекка Силваст показал нам свой почти готовый фильм о событиях Второй мировой войны в Финляндии. Большинство кадров я увидел впервые.

На экране — советская делегация, прибывшая на Ханко после окончания «Зимней» войны в связи с размещением на полуострове советской военно-морской базы. Крупным планом показываются красные командиры. Одни в белых, перепоясанных ремнями полушубках, другие — в толстых зимних пальто, в морских фуражках и летних ботинках с брюками «клеш». Фигуры от этого кургузые, неестественные. Лица суровые, глаза колючие, движения резкие. Сразу чувствуется настроение: приехали во враждебный лагерь, прибыли не улыбаться, а диктовать свою волю.

Финские водолазы в гавани Ханко. Работает плавучий подъемный кран. Из под воды вытягивают паровоз. Затем поднимают качающуюся часть артустановки ТМ-III-12. Из крошева льда достают снегоочиститель. Наверное, это тот самый, о котором вспоминает С. И. Кабанов в своих мемуарах.

Снова крутая смена сюжета. Красноармейцы, ушедшие с Ханко на турбоходе «Иосиф Сталин», вновь прибывают на полуостров, только теперь уже под охраной, как военнопленные. Крупным планом показаны их лица. Некоторые беззаботно скалятся.

Другие кадры... Пленные красноармейцы грузят советское военное оборудование — финские трофеи... Ряды «полуторок»... Танки. Несколько пленных тянут на тележке советский прожектор...

Пленные расчищают рельсы от снега.

Разгрузка в гавани Ханко четырех 305-мм орудийных стволов от линкора « Император Александр III. (Три ствола для транспортеров TM-III-12. Один — в резерв.)

Осмотр финскими военными специалистами взорванных советских транспортеров.

Исключительно сложное, элегически грустное чувство приходит к русскому человеку на Ханко. И не наша это земля, а дорогая для нас. Как из российской истории, так и из нашей памяти стереть страницы о ней невозможно! Сильно сказал об этом П. А. Столыпин в своей речи о Финляндии, произнесенной на заседании Государственной Думы 5 мая 1908 года:

Сокровище русской нравственности, духовной силы затрачено в скалах и водах Финляндии. [299]


184 Ханко — В. Б.
185 в составе трех 305-мм и четырех 180-мм артустановок — В. Б.
186 РГАВМФ, Р-92, оп. 5, д. 130, л. 35
187 РГАВМФ, Р-92, оп. 5, д. 130, л. 35.


<< Назад   Вперёд>>