Пушки на рельсах

Турбоэлектроходу «Иосиф Сталин» предстояло взять в свои трюмы основную часть из покидающих полуостров Ханко защитников советской военно-морской базы. Кроме того, в его чрево в больших количествах были загружены боеприпасы, оружие и продовольствие. В конце ноября 1941 года лайнер встал под погрузку к причальной стенке в порту Ханко. Однако затем, когда финская артиллерия стала интенсивно обстреливать гавань, корабль был выведен на рейд и погрузка на него стала осуществляться с помощью малых судов.

«Иосиф Сталин» к тому времени уже не был белоснежным экзотическим красавцем. Он был под цвет балтийской волны выкрашен темно-серой краской и на его борту не было имени «вождя всех народов». Корабль стал военным транспортом № 508.

Последние советские военнослужащие покинули свою базу на Ханко поздно вечером 2 декабря 1941 года.

Полуостров был уже покрыт первым снегом, а Финский залив местами затянуло льдом. Дождило.

В последней радиограмме с ВМБ Ханко, в 18.00 2 декабря 1941 года, ее командир С. И. Кабанов сообщал Военному совету Балтфлота: «Все погружены. Все благополучно. При отрыве от противника потеряли одного бойца. Вахту Гангута закрываю».

Прошло всего несколько часов и от оптимизма этой радиограммы мало что осталось...

С. И. Кабанов с группой других военачальников ушел с Ханко на торпедных катерах, а от острова Гогланд добирался до Кронштадта на судне, сопровождаемом ледоколом «Ермак». 164 дня героической обороны нашими войсками полуострова Ханко, овеянного легендами о славе русского оружия, тоже ушли в историю.

Когда бойцы, закончив свою нелегкую миссию на Ханко, вступили на палубу корабля, наверное, многие из них подумали, что самое страшное уже позади и, Бог даст, они скоро будут на родной земле.

Об этих счастливых минутах один из ханковских артиллеристов В. И. Серебров вспоминал в письме к Л. М.Тудеру 6 мая 1979 года:

«30 ноября последние защитники Ханко погрузились на корабли и при исключительной скрытности покинули полуостров. Я, Гранин, Сафронов и два писаря штаба были в одной каюте на теплоходе И. Сталин (я был вроде адъютанта), пошли, все было хорошо, делились впечатлениями о проведенных операциях, а Гранин меня спросил, почему не награжден? Я ему рассказал о своих боевых делах, он тут же приказал писарю заполнить три наградных листа: 1) За боевые заслуги медаль, за строительство оборонительных укреплений 2) За отвагу медаль за доставку боеприпасов и продовольствия на захваченные острова под огнем. 3) Боевого Красного Знамени орден за бой на Эльмхольме, он их подписал и сказал, что придем в Кронштадт награды получишь, но в первом часу ночи наш теплоход получил сильный взрыв и потерял ход, мы все продолжали находиться в каюте, через некоторое время последовал еще сильный взрыв, все ушли, а мне Гранин приказал остаться в каюте до его дальнейшего приказа, зарядил винтовку, если будет затоплять каюту, застрелюсь, но каюту не затопляло и я продолжал ждать указаний, вскоре последовал еще взрыв и через некоторое время я услышал за бортом крик утопающих, зовущих о помощи...»

Автору этого письма, однако, повезло. Он был взят на борт тральщика «Рым» и 4 декабря 1941 года вступил на твердую родную землю Кронштадта. А вот самому кораблю «Иосифу Сталину» не суждено было дойти до Ленинграда. Подорвавшись на минах, он потерял управление, но, к счастью, остался на плаву. После этого он еще подвергся и обстрелу тяжелой финской батареи с форта Мякилуото.

Бывший ханковец С. М. Тиркельтауб, так описывает эти минуты:

«Иосиф Сталин» остался без руля, без хода, безо всего. Вместе с нами шли два эсминца, и тральщик-эсминец подошел, бросил леер, и команда «Иосифа Сталина» на носу начала выбирать буксирный конец, чтобы дальше нас буксировать. А дело в том, что ночь лунная, все видно, и уже начался артобстрел — два взрыва на море, это же неспроста! Финских батарей мы не видели, они били из-за горы, а вот вспышки со стороны Эстонии видно было хорошо. Большой паники в тот момент на корабле еще не было, так как никто ничего не понял — два взрыва и все. И вот в тот самый момент, когда команда уже выбирала буксирный конец на носу, снаряд попал в нос, пробил палубу и разорвался в трюме. Я в этот момент был на застекленной прогулочной палубе — декабрь, холодно уже — и все это видел как бы, со второго этажа. От взрыва снаряда сдетонировали снаряды в трюме, и все, кто был в трюме и на носу, порядка 600 человек, взлетели на воздух. Огненный столб метров на семьдесят, руки, ноги, головы. После этого носовая часть отвалилась очень быстро, буквально за несколько секунд ушла под воду. Эсминец бросился наутек — нельзя в таком состоянии буксировать, да тут еще обстрел. Вот тут и началась паника. Подошли два тральщика, но как такая масса народа на два тральщика уместится? Кто в воду, кто в шлюпки, кто куда. Я забрался в шлюпку, стали спускать, но поскольку в нее набилось вместо 20 положенных человек сорок, получилось следующее: один трос уже отпустили, а второй остался, так что наша шлюпка стала в вертикальное положение, и мы, все, как горох, посыпались в воду. Декабрь, в такой воде много не поплаваешь. Мне в этот раз очень крупно повезло — волна была сильная, и с «Иосифа Сталина» были спущены штормтрапы. Меня волной к шторм-трапу прибило, и я взобрался на борт, А иначе борт корабля — метров пятнадцать, как на него забраться? Бегу по палубе, думаю, где бы обсушиться или переодеться. И вдруг слышу: музыка играет! Открываю дверь в каюту, а там на столе спирт, сидит компания, и патефон играет. Я им говорю: «Вы что тут делаете?» А они в ответ: «Помирать, так с музыкой! А ты что, купаться собрался? На вот, выпей». Дали мне сухую робу и стакан спирта. А я тогда не пил, да и сейчас не пью, в общем, через пять минут я уже спал, и что дальше происходило, не знаю.

Проснулся — в каюте пусто, никого нет, везде остатки еды разбросаны. На борту еще много народа осталось, а корабль с несколькими отсеками, герметичными, и дрейфует себе понемногу. Правда, немного погружаясь все время...»

Во время возникшей паники многие красноармейцы начали прыгать за борт, в ледяную воду. Другие, видя ситуацию во всех случаях безнадежной, — кончали жизнь самоубийством, стрелялись. На корабле, оставшемся в зимней Балтике без света и тепла, было большое количество больных и раненых...

Корабли и катера конвоя сняли с турбоэлектрохода и подняли из воды всего около 1800 человек.

Многие из пассажиров «Иосифа Сталина» (2–2,5 тысячи человек!) погибли в кошмаре тех трех дней и ночей начала декабря 1941 года.

Причем, по некоторым свидетельствам, первыми расстались с жизнью те, которые прибыли на корабль последними — саперы, осуществившие «зачистку» полуострова и оставленной ВМБ. Они вместе с частью артиллерийских расчетов, прежде всего железнодорожных транспортеров, в последние часы перед эвакуацией уничтожали орудия, которые не представлялось возможным вывезти на Большую Землю. Эта группа эвакуируемых и была размещена в носовом трюме корабля, куда пришлось прямое попадание снаряда из «родного», т. е. изготовленного когда-то на Обуховском заводе, 305-мм орудийного ствола финской береговой батареи форта Мякилуото...

Об адовых часах и минутах погибавшего в студеных волнах Балтики морского исполина мне лично рассказал П. В. Репка — один из его пассажиров, буквально чудом оставшийся в живых, служивший на ВМБ Ханко сначала заряжающим, а затем командиром орудия 93 ОЗДД (отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона).

Павел Васильевич Репка родился 16 марта 1921 года в селе Павловка, Савинского района, Харьковской области. Участник Парада Победы в 1945 году от Балтийского флота. На флоте прослужил 58 лет. Его сыновья и внуки продолжают службу отца и деда. Сын Владимир — капитан 3 ранга — отслужил на флоте 25 лет. Сын Сергей 5 лет был командиром атомной подводной лодки. Один внук учится в Военно-морской академии. Второй заканчивает училище имени Попова.

После долгих поисков мне удалось его разыскать, и 17 мая 2003 года мы встретились в Санкт-Петербурге, у него на квартире по улице Васи Алексеева, в доме № 26, что неподалеку от Кировского завода.

Для меня встреча с этим человеком была необыкновенной удачей во всех отношених. Провести в третьем тысячелетии разговор с живым и непосредственным участником событий на полуострове Ханко, познакомиться с человеком не только удивительной судьбы, но и необыкновенных личных достоинств — это был праздник для души.

Несколько часов, отвечая на мои вопросы, вспоминал старый воин ханковскую эпопею:

Представить Вам, что творилось тогда на корабле, невозможно. И мне не найти таких слов, чтобы описать все в точности... Когда корабль подорвался, когда началась паника, особенно после того, как он стал крениться к поверхности моря левым бортом, многие из инстинкта самосохранения стали прыгать в воду. Попрыгали в том, в чем были, надеясь, что их подберут подошедшие суда. В темени возле корабля была человеческая каша... Прыгать туда — это верная смерть. В чем был солдат? В ватной фуфайке, в ватных брюках и сапогах. Кроме того, на нем еще вещевой мешок и винтовка-трехлинейка. Прыгает он в воду — на поверхности только шапка-ушанка остается...

Бог и разум помогли мне найти спасение иначе. Я стащил с себя всю одежду, кроме нижнего белья, отпил, сколько смог, из фляжки со спиртом, взобрался на высоко задранный над водой правый борт и, с надеждой доплыть до тральщика, который стоял метрах в четырехстах от «Иосифа Сталина», прыгнул в воду по ту сторону корабля, где почти не было людей. Я был крестьянский сын, физически очень сильный, хорошо плавал, но быстро понял, что вряд ли доплыву до тральщика. Руки окоченели, пальцы скрючились, ноги через какое-то время совсем перестали помогать телу держаться на воде. И тут я наткнулся на плавающую морскую мину!.. Я знал ее конструкцию и понимал, что для меня ее рога и триста килограммов тротила, помещавшиеся внутри ее шаровидного тела, не опасны. Эта мина, во всем подобная тем, которые погубили гигантский теплоход, стала по воле Божьей для меня, обессиленного, замерзающего и тонущего человека, спасительным поплавком!

Я положил левую руку на тело мины между ее рогов и, работая только правой, а она у меня как у орудийного заряжающего была намного сильнее левой (у меня поэтому даже правое плечо больше левого), продолжил свое движение к тральщику. Через какое-то время оттуда меня заметили и кричат:

— Отпусти мину! С миной не подплывай! Спасать не будем! «Ну как же я ее, — думаю, — отпущу. Ведь как только расстанусь с ней, так сразу на дно пойду». А на тральщике орут:

— Отпусти мину!

Пришлось подчиниться. Но пока я плыл, левая рука к металлическому корпусу мины примерзла намертво. Оторвал я ее вместе с рукавом тельняшки и кожей. С тральщика стали мне бросать спасательный конец — длинный тонкий канат с узлом на конце — только руки-то у меня, что называется, не грабают, и я не могу схватиться за него. Кричат:

— Лови зубами!

Но и зубами в моем состоянии разве поймаешь... В конце концов кое-как зацепили меня, почти уже совсем бесчувственного, багром за кальсоны, подняли и бросили прямо на палубу, к которой я снова моментально примерз... Бросили потому, что на тральщик налетели немецкие самолеты, стали его обстреливать из пулеметов и бомбить. До меня ли было команде! От взрывов я очнулся, увидел, что расчет зенитно-пулеметной установки погиб, а немцы снова заходят в атаку на судно. С великим трудом отодрался я от палубы и сумел еще дать несколько выстрелов в их сторону, а потом окончательно свалился...

Как бы там ни было, но через некоторое время мы были на Гогланде...

Невообразимый кошмар того, что происходило тогда на борту «Иосифа Сталина», дорисовывают, собранные А. В. Молотковым — учителем физики и информатики Лебяжьевской средней школы Уваровского района Ленинградской области — воспоминания и других участников тех событий.

М. И. Войташевский — воентехник второго ранга:

Среди ночи раздался сильный взрыв. Потух электрический свет. Бойцы вскочили и бросились к выходу, но я уже перекрыл двери и приказал всем оставаться на месте.

Через некоторое время свет включился, но вскоре раздался второй взрыв сильнее первого. Снова потух свет. В темноте, под натиском бойцов я очутился на палубе. Здесь была полная неразбериха. Люди метались по судну, не понимая, что произошло. Судно содрогнулось от третьего взрыва. Стонали и кричали раненые. Обезумевшие люди заполняли спасательные шлюпки, прыгали за борт. Тали одной шлюпки заело. Шлюпка встала вертикально, и люди из нее вывалились в воду. Началась перестрелка. Некоторые стреляли в себя. Трудно было понять, что происходит и что нужно делать. Один товарищ в кожанке держал в руках два спасательных куга. Я одновременно с кем-то схватился за круг, но не смог овладеть им.

...Корма была оторвана раньше. Уцелела только середина судна, забитая мертвыми, живыми и ранеными. На военные корабли в течение трех часов, в темноте морозной штормовой погоды, сняли 1740 человек, большинство раненых. Тральщики, эсминец и катера уходили переполненными, люди стояли вплотную. В трюмы судна страшно было смотреть. Среди разбитых от снарядов ящиков, вперемежку с мешками муки, плавали изуродованные трупы бойцов и командиров...

А. С. Михайлов — начальник стройбата:

После взрывов мин и сдетонированных снарядов на подошедшие переполненные тральщики стали в давке прыгать те, кто мог протолкнуться к борту. Люди разбивались, падали между бортами кораблей в воду. Паникеров расстреливали в упор, а тральщики вынуждены были отойти.

Порядок на судне в этих отчаянных условиях с трудом наводил комендант транспорта «И. Сталин» капитан-лейтенант Галактионов, командовавший 50 вооруженными автоматами краснофлотцами...

Н. Т. Донченко — старшина 1-й статьи службы наблюдения и связи:

Я в то время был ординарцем у командующего войсками обороны Ханко генерал-майора С. И. Кабанова. Генерал должен был идти на турбоэлектроходе «И. Сталин». Для него была подготовлена каюта, но пошел он со штабом на торпедных катерах. Меня в последнюю минуту перед отходом с чемоданом генерала, где были документы, и печати штаба, торпедным катером доставили на лайнер. Помню, при втором взрыве якоря стравило. Цепи и тросы, закручиваясь, цепляли и сбрасывали людей в воду, ломали руки и ноги. Взрывы разорвали несгораемый сейф, и в том месте, где я находился, деньги усыпали палубу. Штормило. Было темно и облачно. Никто не знал, куда нас несет. После того, как убило старшего радиста, передававшего сигналы бедствия, по приказанию Степанова всю аппаратуру в радиорубке мы уничтожили...

П. М. Береговой — турбинист машинной команды:

Военные корабли отошли от «И.Сталина». На разбитом лайнере стараниями механиков по-прежнему неустанно работали помпы, выкачивая воду из разбитых отсеков. На рассвете противник снова обстрелял лайнер, но быстро прекратил огонь. Во время обстрела кто-то на верхней надстройке выбросил белую простыню, но его тут же застрелили. Не дождавшись помощи, командир лайнера капитан 1 ранга Евдокимов и капитан Степанов собрали в кают-компании всех командиров подразделений, находившихся на судне, — около двадцати человек...

Н. П. Титов — командир артиллерийской батареи:

Обсуждали два вопроса: 1) Открыть кингстоны и вместе с оставшимися в живых бойцами пойти на дно. 2) Всем покинуть судно и вплавь добираться до берега, а это 8–10 километров. Учитывая, что в ледяной воде не только раненые, но даже здоровые не выдержат более 15–20 минут, второй вариант посчитали равноценным первому. Я, как самый молодой, неопытный в жизни, патриотически воспитанный в училище, взял слово: «Балтийцы не сдаются», — заявил я. «Конкретнее», — сказал Евдокимов. «Открыть кингстоны и пойти всем на дно», — уточнил я.

Воцарилась тишина, после чего взял слово командир судна Евдокимов: «В том, что с нами случилось, никто не виноват. Мы не одни, у нас на судне люди, и решать за них нельзя. Вы пассажиры, и я как командир буду отвечать по морским законам перед правительством за ваши жизни. Что предлагает товарищ Титов — не лучший способ. Считаю, нужно браться за дело. Убитых на палубе предать по морскому обычаю морю. Раненым оказать помощь, обогреть, напоить горячим. Все, что есть плавучее, связать в плоты. Может, кто-нибудь ночью доберется к партизанам». Степанов с Евдокимовым согласился.

Снова А. С. Михайлов:

Около 50 моряков торгового флота по приказу капитана лайнера Степанова и с разрешения вице-адмирала Дрозда к 05.00 утра подготовили спасательную шлюпку.

Капитан Степанов отдал свой браунинг подшкиперу Д. Есину: «Передай властям. Я не могу оставить бойцов. Буду с ними до конца. Старшим на шлюпке назначаю второго помощника Примака. Я вручил ему все документы».

А турбоэлектроход тем временем дрейфовал в сторону побережья Эстонии. Немецкая артиллерия начала обстреливать беспомощный корабль, и четыре снаряда попали в цель. 5 декабря 1941 года в 20 милях от Таллина, в 500 метрах от берега, «Иосиф Сталин» сел на мель и был захвачен немцами...

Вспоминает М. И. Войташевский:

5 декабря около 10 часов утра с «И. Сталина» заметили корабли. Чьи? Оказались немецкие тральщики и две шхуны. Многие рвали документы и даже деньги. Вода вокруг судна побелела от бумаг.

Ближайший немецкий тральщик запросил: может ли судно самостоятельно двигаться? Никто не ответил. Двигаться мы не могли. Немцы начали швартоваться к «И. Сталину». С автоматами наготове они перебрались на лайнер. Через переводчика передали команду: сдать личное оружие. Кто не сдаст, будет расстрелян. На первый тральщик взяли капитана 1-го ранга Евдокимова, капитана судна Степанова, командиров и политработников, электромеханика Онучина и его жену буфетчицу Анну Кальван¹⁴⁰.

Вспоминает Н. Т. Донченко:

С рассветом на третий день дрейфа вдали показался Палдисский маяк. Под стоны раненых начали готовить пулеметы к последнему бою. Артиллерийская батарея противника обстреляла судно, но вскоре умолкла. Капитан Степанов до последней минуты командовал судном. Когда появились немецкие корабли, он приказал мне потопить чемодан с документами штаба. Наганом генерала я пробил крышку чемодана и бросил его вместе с документами, печатями и наганом в воду. После того как немцы увезли командиров, они переправили в Купеческую гавань Таллина старшин и рядовых. Пятьдесят военных моряков, среди которых был и я, везли отдельно.

Вспоминает С. В. Тиркельтауб:

Потом, через пару дней, появились два тральщика — один под немецким, второй под финским флагом. А мы тогда уже на мель сели, около Палдиски. Встали на расстоянии порядка полутора километров от нас. На катере выслали парламентера под белым флагом, немецкие офицеры поднялись на борт, и в каюте встречались с нашими офицерами. Не знаю, о чем они там полчаса говорили, но через полчаса наши офицеры (их было человек 11–12) вышли оттуда без ремней, портупей и оружия, сели в катер и уплыли. А нам в рупор переводчик кричит: «Не вздумайте применять оружие, через два дня придет баржа и вас заберет». Действительно, через два дня пришли две баржи и старая яхта, нас погрузили и повезли в Палдиски. Мы думаем: «Только бы до берега добраться, а там будем прорываться!» Нас же много там было. На баржу винтовку с собой не возьмешь, но те, у кого были пистолеты, взяли, я себе две лимонки в карман положил. Но немцы нас перехитрили. Выгрузили нас на причале, который был 200 метров от берега, и узкая дорожка на берег. На ней в две шеренги охранники. Короче, все, как это увидели, все оружие в море побросали.

Вспоминает В. Н.Смирнов — председатель Совета ветеранов Балтийского морского пароходства:

Смелый, умный, пользующийся большим авторитетом в Балтийском пароходстве, он¹⁴¹ не был военным. Электромеханик Алексей Онучин и его жена Анна Кальван рассказывали, что Степанов с декабря 1941 года пилил дрова в порту и был лоцманом. Он через Онучина и Кальван передавал данные о перевозках войск и грузов немцев. Не чувствуя за собой никакой вины, он дожидался прихода советских частей. С вступлением в Таллин наших войск капитан Николай Сергеевич Степанов исчез. По мнению Н. П. Титова, его расстреляли сразу же «верные слуги» народа. О судьбе командира лайнера капитана 1-го ранга Евдокимова ходило множество слухов, но ничего определенного разыскать не удалось. По утверждениям Войташевского и других военнопленных, он был в фашистском концлагере, а потом тоже исчез...

Эти и другие, имеющиеся в распоряжении общественности материалы, позволяют утверждать, что капитан турбоэлектрохода «Иосиф Сталин» Н. С. Степанов и командир корабля Евдокимов не предали Родину и достойно вели себя в немецком плену.

Таким образом, турбоэлектроход «Иосиф Сталин» вслед за линкорами «Императрица Мария» и «Император Александр III» стал еще одним кораблем с трагической судьбой, связанным с созданием и боевой биографией морских артиллерийских транспортеров Красной армии.

Гибель «Иосифа Сталина» — в разряде таких трагедий на море, как с известным всему миру пассажирским пароходом «Титаник», натолкнувшимся на айсберг и затонувшим в Атлантическом океане, как с немецким крейсером «Блюхер» — лучшим военным кораблем Второй мировой войны, или как с немецким теплоходом «Вильгельм Густлов», потопленным в конце Великой Отечественной войны советской подводной лодкой «С-13» под командованием знаменитого Александра Маринеско.

Только произошедшее с «Иосифом Сталиным» окрашено в свои особые черные краски...

На протяжении десятилетий после Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. наша военно-историческая литература старалась как можно меньше вспоминать об этой ужасной драме. Особенно замалчивалось название корабля. «Турбоэлектроход» — и все! Видимо, авторы подсознательно чувствовали особую символику в ситуации с этим кораблем, носившим имя «вождя всех времен и народов», и так печально закончившим свое существование.

Наверное, одни только финны не могли не испытывать моральной сатисфакции в связи со столь печальной для нас трагедией «Иосифа Сталина».

Однако в истории гибели этого корабля была еще одна прискорбнейшая страница, которая тоже долгое время была запретной. Люди, оставшиеся на изувеченном судне, свято верили в законы моря: их не оставят, их обязательно спасут! Однако их не только бросили на произвол судьбы, их жизнями не только пренебрегли, но их еще и хотели погубить свои!

Пусть об этом говорят сами ханковцы:

М. И. Войташевский:

На Гогланде и в самом деле не забыли ни о лайнере, ни о его пассажирах, но скорее всего по причине, указанной в статье В. Н. Смирнова «Торпеда для Сталина». Ведь лайнер носил имя великого вождя. Если судно с людьми погибнет, никто из высшего эшелона власти не упрекнет моряков, но если немцы захватят лайнер и возьмут в плен 2500 воинов, беды не миновать. Страх наказания, вероятно, был главным арбитром. Вопрос решался просто: что важнее — надпись имени вождя на судне или жизнь 2500 своих солдат и офицеров? Перевесила надпись.

А. Чипкус — рядовой, пулеметчик:

По возвращении команд катеров на Гогланд в гарнизоне острова быстро распространился слух о приказе нашим торпедным катерам атаковать и утопить лайнер «И. Сталин». Причины этого приказа объясняли по-разному. Одни говорили: из-за названия судна. Другие утверждали: чтобы немцам не достались снаряды и мука. Часть возмущалась, но были и такие, которые заявляли: нас это не касается. Сколько людей осталось на лайнере, никто не знал. Причину невыполнения задания большинство объясняло поломкой мотора на одном из катеров, штормом и близостью дрейфующего турбоэлектрохода к артиллерийским батареям немцев. Кое-кто говорил, будто катерники не торпедировали судно, потому что не хотели топить своих.

А. Г. Свердлов — капитан 1 ранга в отставке, Герой Советского Союза:

С рассветом 5 декабря командир охраны водного района (ОВРа) Гогланда капитан 1 ранга Иван Святов приказал нам двумя большими катерами Д-3 атаковать и утопить дрейфующий в районе Таллина, у острова Аэгло, турбоэлектроход «И. Сталин». Для сопровождения был выделен один самолет И-16. Выполнять приказ поручили 12-му и 22-му катерам¹⁴². 22-м командовал старший лейтенант Яков Беляев.

Операция была крайне опасной. Турбоэлектроход дрейфовал вблизи артиллерийских батарей противника. Немцы в светлое время суток не позволили бы у себя под носом хозяйничать советским торпедным катерам. Но приказ есть приказ и должен быть выполнен. Штормило, катера заливало водой, слепил снег. Пришлось сбавить ход. На траверзе маяка Родшер получили радиограмму: «Возвращайтесь». Мотивы, по которым Святов отдал приказ, а потом отменил, он не объяснял.

Итак, четыре торпеды, пока еще на катерах, двигались к цели — турбоэлектроходу «И. Сталин», наполненному ожидавшими помощи своими солдатами, краснофлотцами и офицерами...

Убежден, что Вы, уважаемый читатель, если впервые узнали о таких чудовищных, хотя и нереализованных намерениях высоких чинов Красной армии, были безусловно нравственно потрясены. То же самое произошло и со мной. Ведь предельно ясно, что совсем не капитан 1 ранга И. Святов породил этот безбожный приказ. Безусловно о решении торпедировать терпящий бедствие и посылающий мольбы о спасении корабль почти с тремя тысячами своих же воинов (рядовых и офицеров, беспартийных и коммунистов), которых совсем недавно называли героями и гордостью страны, знали (не могли не знать!) и командир ВМБ Ханко С. И. Кабанов, и командующий Балтфлотом В. Ф. Трибуц, и Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов, и командующий Ленинградским фронтом Г. К. Жуков, и Первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) А. А. Жданов. Несомненно, они советовались (не могли не советоваться!) по ситуации с турбоэлектроходом «Иосиф Сталин» с Москвой, с Генштабом Красной Армии. Совсем не исключено, что Верховный Главнокомандующий, он же Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), знал о трагедии с кораблем, носящим его имя, и то ли дал молчаливое согласие, то ли сам распорядился о его уничтожении. С горечью приходится констатировать, что во всей цепочке лиц, через которых прошел «торпедный» приказ, не нашлось никого, кто мог бы помешать ему родиться.

Холодностью и полным равнодушием к жизням нескольких тысяч бойцов, среди которых были и его боевые товарищи-офицеры Балтфлота, поражают рассуждения Героя Советского Союза А. Г. Свердлова (звание Героя ему присвоено 22 июля 1944 года) — командира отряда торпедных катеров 2-го дивизиона бригады торпедных катеров Балтфлота. Он вовсе не мучается угрызениями совести от того, что ему фактически была уготована роль убийцы, роль военного преступника. Демонстрируя бездумное солдафонство («Но приказ есть приказ и он должен быть выполнен»), он прежде всего думает о собственном спасении:

«Операция была крайне опасной. Турбоэлектроход дрейфовал вблизи артиллерийских батарей противника. Немцы в светлое время суток не позволили бы у себя под носом хозяйничать советским торпедным катерам».

Через силу он выдавливает из себя несколько крокодиловых слезинок о «русских, попавших в беду, героях Ханко», но это никак не облагораживает его портрета как холодного исполнителя чужой преступной воли.

Не приходится сомневаться, что, если бы первоначальный приказ не был отменен, то Абрам Свердлов и командир другого торпедного катера — Яков Беляев без зазрения совести влепили бы в гражданское судно с терпящими бедствие соотечественниками четыре смертоносные торпеды. А. Г. Свердлов даже сожалеет, что из-за погодных условий «пришлось сбавить ход» торпедных катеров, уже шедших боевым курсом в направлении турбоэлектрохода «Иосиф Сталин».

Оторопь берет, когда задумаешься над тем, во имя чего хотели пустить на дно попавших в беду защитников Родины — целых три полка боеспособных и полностью экипированных солдат и офицеров той же армии, что и творцы «приказа». Действительно — «во имя надписи», во имя ничтожных политических, идеологических целей высокопоставленными военными чинами Красной Армии была забыта святая суворовская заповедь: сам погибай, а товарища выручай!. А возможность прийти на спасение гибнувших на «Иосифе Сталине» ханковцев была.

Вот как об этом вспоминает М. И. Войташевский:

Я спросил капитана Нефедова, почему по его мнению, не отправили на помощь «Сталину» отряд кораблей. Вот, что он сказал дословно: «Да мы ж собирались идти. В ночь на четвертое декабря и весь день у Гогланда стояли в готовности. Меня комиссар вызвал и говорит — собрание проводить не будем, а предупреди людей, поход будет трудный и опасный... Да, готовились идти на помощь. А приказ не поступил».

Вернее будет сказать, вместо приказа на спасение, поступил приказ на массовое убийство беззащитных соотечественников.

Конечно, устроители этой акции, надо полагать, впоследствии выдали бы ее за «подлое злодеяние немецко-фашистских захватчиков» и цинично приобщили бы ее, так же как и расстрел по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года двадцати пяти тысяч польских офицеров в Катыни, Медном, под Харьковом и в других местах, к обвинительным материалам со стороны Советского Союза на Нюрнбергском процессе.

Главным образом риск международного разоблачения массового уничтожения своих же солдат и офицеров и тем самым предоставления в руки Геббельса убойного пропагандистского оружия заставил советское руководство буквально в последний момент отказаться от своего безумного замысла, отменить варварский приказ и вернуть назад торпедные катера.

Помогло спасению пассажиров турбоэлектрохода от уничтожения своими и то, что корабль находился на мели: сколько не бей в него торпедами — все равно не утонет.

Когда-нибудь вся правда этой «боевой» операции советского командования станет известна, и Россия еще раз ужаснется и вздрогнет от этой страницы своего большевистского прошлого.

Работы по подъему турбоэлектрохода «Иосиф Сталин» начались сразу после освобождения Эстонии от немцев. К середине июля 1945 года эти работы были завершены, однако, несмотря на магию имени «вождя всех народов», восстановление корабля было признано нецелесообразным, и он был разрезан на металлолом.

Даже эта заключительная глава в судьбе многострадального корабля ввергает нас в море печали и горечи.

Вспоминает капитан 1 ранга в отставке Е. В. Осецкий:

Последний раз я видел турбоэлектроход, вернее, останки его, в 1953 году. В то время я командовал судами вспомогательного флота Таллинского порта. Проржавевший корпус пытались разрезать на металл, но обнаружили снаряды, уложенные слоями с мешками муки. Сверху лежали истлевшие тела защитников Ханко. Солдаты извлекли погибших, очистили судно от снарядов и разрезали корпус на металл. Где похоронили погибших — не знаю¹⁴³.

Из 27 807 человек, погруженных на корабли Балтфлота в порту Ханко, в Кронштадт и Ленинград, через 200 миль заминированного водного пространства, простреливаемого, к тому же, батареями противника, пришли 22 822. Остальные остались на дне моря...

29 декабря 1941 года по войскам Ленинградского фронта был отдан приказ, в котором были такие слова:

«Товарищи гангутцы!

Вашим мужеством, стойкостью и упорством гордится каждый советский патриот. Используйте весь свой боевой опыт на новом участке фронта, в славных рядах защитников города Ленина.

Товарищи балтийцы!

Вы показали образцы стойкости и упорства в выполнении поставленной перед вами задачи. С такой же настойчивостью бейте врага до полного его уничтожения.

За отличное выполнение поставленной задачи личному составу гарнизона Ханко и выделенному в операцию личному составу кораблей Краснознаменного Балтфлота объявляю благодарность.

Желаю Вам новых подвигов, новых боевых удач по разгрому и истреблению гитлеровских бандитов.»

Приказ подписали:

командующий войсками Ленинградского фронта генерал-лейтенант Хозин;

член Военного совета секретарь ЦК ВКП(б) Жданов;

член военного совета дивизионный комиссар Кузнецов.

Ханковская эвакуационная эпопея фактически, чуть ли ни один к одному, повторила проведенную тремя месяцами раньше, 28–30 августа 1941 года, драматическую и также связанную с большими потерями личного состава Красной армии, операцию по передислокации кораблей Балтфлота из Таллина в Кронштадт. Во время ее осуществления из «около 200 боевых кораблей, транспортов и судов вспомогательного флота» было потоплено немцами 53. Из 26 тысяч человек, взятых на суда в Таллине, в Кронштадт было доставлено 18 тысяч. Остальные погибли.

В студеных водах Финского залива, к несчастью, закончили жизни легендарный ханковский командир 130-мм батареи железнодорожных орудий капитан В. А. Брагин¹⁴⁴, командир огневого взвода 120-й железнодорожной 100-мм батареи (бронепоезда) Сергей Маслов и многие другие артиллеристы. Те же, кто благополучно добрался до материка, влились в число защитников Ленинграда, оказали им значительную подмогу, снова встали к орудиям, и вновь прославили себя в боях с врагом теперь уже на родной земле.

В летописи обороны Ленинграда, защиты Балтики, в хронике боевых действий артиллерии Красной Армии навсегда останутся имена таких мужественных защитников Ханко, как С. С. Кобец, Л. М. Тудер, Н. 3. Волновский, П. М. Жилин, И. Н. Дмитриев, Б. М. Гранин, С. Н. Кузьмин и многие другие.

Для нас, естественно, представляется особо важным проследить дальнейшую, после Ханко, судьбу тех из них, которые на финском полуострове так или иначе были связаны с 305-мм и 180-мм транспортерами.

Сергей Иванович Кабанов по прибытии в Ленинград принял командование войсками внутренней обороны города. В июле 1942 года был назначен командующим вновь созданного Северного оборонительного района Северного флота.

Из характеристики: «За время командования С. И. Кабановым Северным оборонительным районом, береговыми батареями потоплено было 14 разных единиц противника (транспорт, баржи, тральщики и мотоботы), сбито 2 самолета противника.

В сентябре 1943 года С. И. Кабанов командируется на Дальний Восток на должность начальника береговой обороны Тихоокеанского флота.

Он участник войны с Японией. Как он сам писал в автобиографии, «высаживал десанты на побережье Северной Кореи».

После войны он снова служил Отечеству на финской земле, командовал военно-морской базой СССР в Порккала — Удд.

Скончался генерал-лейтенант береговой службы С. И. Кабанов в 1973 году.

В сегодняшней России, к сожалению, немногие знают о ханковской эпопее в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Даже некоторые жители Санкт-Петербурга спрашивали меня: Ханко — это где? На Дальнем Востоке? Там же, где озеро Хасан? И искренне удивлялись, когда узнавали о том, что это часть территории Финляндии, всего в четырехстах километрах от Невского проспекта. И что это тот самый Гангут, возле которого Петр Первый одерживал свои победы!

В Центральном районе Санкт-Петербурга есть место, которое, думаю, с полным основанием можно считать мемориалом, посвященным памяти героев и жертв сражений наших предков за Ханко. Это — храм во имя святого великомученика Пантелеймона и примыкающая к нему часть улицы Пестеля. По соседству с ними — улица Гангутская.

Весной 2003 года, когда я имел счастье посетить этот храм и поставить свечи к иконе святого Пантелеймона, церковь находилась в процессе реставрации в связи с приближающимся 300-летием Санкт-Петербурга. На двух старых, весьма внушительных, хотя на значительной части и облупившихся планшетах, вделанных снаружи в стены храма, с трудом читалось:

Сей храм был заложен в царствование императора Петра Великого в 1721 году в благодарение Богу за дарованные нам морские победы над шведами в день Святого Великомученика Пантелеймона 27 июля при Гангуте в 1714 году и при Гренгаме в 1720 году.

27 июня 1714 года в бою при Гангуте на галерном флоте под главным начальством царя Петра принимали участие полки российской армии...

... Далее перечисляются наименования полков: лейб-гвардии Преображенский, Семеновский... Гренадерские полки... Пехотные полки...

Храм святого великомученика Пантелеймона был высоко почитаем петербургской интеллигенцией, морскими и иными военными чинами. Однако в 1936 году по решению богоборческой власти он был закрыт и использовался под склады, лавки, ткацкую фабрику...

До середины 90-х годов прошлого века, когда полуразрушенный и оскверненный храм святого великомученика Пантелеймона был, наконец, возвращен Русской Православной Церкви, в нем размещался Музей защитников Ханко.

Буквально напротив этого храма, на торце дома № 11 по улице Пестеля, другая святыня нашей военной истории — украшенное рельефами победных знамен и силуэтом боевого корабля, огромное, от крыши дома до земли, памятное панно, сооруженное «в честь героической обороны полуострова Ханко (22 июня — 2 декабря 1941 г.) в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»

Издалека видны слова: «Слава мужественным защитникам полуострова Ханко!»