Императорские регалии и коронные бриллианты после Октября 1917 г

События Октября 1917 г. по-разному отразились на судьбе царских ценностей в Петрограде и Москве. Во время штурма Зимнего дворца большевиками в ночь с 25 на 26 октября 1917 г. утраты были неизбежны. Следует отметить, что события этой ночи породили множество мифов как со стороны красных, так и со стороны белых. Одним из самых устойчивых «белых» мифов стал миф о тотальном разграблении матросами и красногвардейцами Зимнего дворца. Так, один из очевидцев вспоминал: «Обивка на стульях была разодрана, глаза на семейных портретах выколоты, разбитый фарфор хрустел под ногами и несчетное количество вещей было украдено».974

Здесь нужны некоторые пояснения. «Ползучее» растаскивание ценностей из Зимнего дворца началось после того, как 11 июля 1917 г. глава Временного правительства А.Ф. Керенский принял решение о превращении Зимнего дворца в свою резиденцию.

Еще до переезда А.Ф. Керенского в Зимний дворец для него начали готовить помещения. Со второго этажа северо-западного ризалита, где находились половины Николая II и Александры Федоровны, вынесли всю стильную дворцовую мебель. Взамен нее в комнаты доставили обычную канцелярскую мебель, взятую со складов бывшего дворцового ведомства. Стены, обитые шелком, вместе с развешенными на них картинами затянули холстом. Лишь кабинет Николая II сохранялся в качестве «мемориального».

Парадные гостиные Александры Федоровны и Николая II – «временные» – использовали для разных целей. Например, в Малахитовой гостиной проводились заседания Временного правительства, в бывшем кабинете императрицы разместился заместитель Керенского. В готической бибилиотеке Николая II Керенский обычно проводил совещания с военными. На третьем этаже северо-западного ризалита в бывших покоях Александра III разместились квартира Керенского и его аппарат.

Для охраны А.Ф. Керенского в Зимнем дворце разместили караул частей Петроградского гарнизона. К 25 октября 1917 г. юнкера и казаки охраны занимали все залы фасада второго этажа Зимнего дворца, от Александровского до Белого зала и Золотой гостиной. Хотя драгоценные паркеты и накрыли холстиной, тем не менее парадные залы Зимнего дворца приобретали вид казармы. На полу были набросаны матрацы, на которых спали солдаты, в залах установили пирамиды для винтовок и разборные столы для пулеметов.975

Это – не отборные части, охранявшие Николая II. Это была уже революционная вольница, которая считала, что царские резиденции просто обязаны понести «материальные потери». На большинство из этих «потерь» просто закрывались глаза. Поначалу пропадали мелочи, которым по инерции придавался характер «событий». Но расследование, как правило, велось формально (да и велось ли вообще?), и дела заканчивались безрезультатно. Так, 17 мая 1917 г. в коридоре «Четвертой» запасной половины была срезана ткань с 5 секций ширм и с дивана. Следует напомнить, что именно в помещениях «Четвертой» запасной половины находилась Бриллиантовая комната. При расследовании справедливо предположили, что это сделали караульные солдаты. В августе 1917 г. пропало белье (простыни, наволочки, полотенца) у офицеров, квартировавших в Зимнем дворце. Тогда же срезали кожу с кресел и дивана в квартире статс-дамы Нарышкиной. В дни «корниловщины» (24 августа 1917 г.) в помещении, отведенном для гвардейского Петроградского полка, были сбиты замки и похищены наволочки для матрацев и одеяла (34 шт.). Выявить виновных, естественно, не удалось.976 29 сентября 1917 г. из квартиры № 15 Фрейлинского коридора пропали две пары оконных занавесей, но личные вещи фрейлины похитители не тронули. 2 октября 1917 г. унесли две полузанавески из проходных комнат бывшей половины императрицы Александры Федоровны.

Но все это были, конечно, мелочи по сравнению с материальными потерями в ходе штурма дворца в октябре 1917 г. Сведения об ущербе обобщили к концу декабря 1917 г. Также специально сделали 66 снимков разрушений в комнатах, особо пострадавших во время штурма в ночь с 25 на 26 октября 1917 г. Смотрители подчеркивали, что «в продолжении целого дня 26 октября и до полудня 27 октября 1917 г. почти во всех комнатах Зимнего дворца, за весьма редким исключением, произведен грабеж разного рода имущества, комнатной обстановки. А также много поломано из мебели и прочего, как просто из озорства, так и от орудийных снарядов, пулеметных и винтовочных выстрелов». Смотрителей возмущал бессмысленный и беспощадный «народный гнев». Например, упоминается, что подчас «были налицо механизмы от часов, но не было корпусов, или были корпуса, но не находились механизмы… Мелкие кусочки разбитых ваз, части бронзовых канделябров валялись в кучах мусора и разного хлама в разных комнатах дворца… в целом ряде комнат была составлена мебель у окон и балконов для устройства баррикад, похищены шторы, подзанавески, занавеси, драпировки… украдены даже с карнизами, шнурами, грузами и медными подвесами».977 Уносили из Зимнего дворца не только «сувениры», но и вещи «для дома, для семьи». Смотрителей дворца возмущало, что были срезаны шнуры со штепсельными вилками от настольных ламп, у некоторых канделябров разобрана проводка. Из бильярдной комнаты Николая II украли бильярдные шары, разгромили кладовую, где хранились письменные приборы, умывальные, фарфоровые и другие приборы, каминные украшения.

Нельзя не сказать и об артиллерийском обстреле Зимнего дворца. Стреляли по Зимнему дворцу из артиллерийских орудий с нескольких точек: во-первых, с пляжа Петропавловской крепости, куда на руках выкатили три трехдюймовых полевых орудия образца 1867 г.; во-вторых, с Нарышкинского бастиона, где находились четыре шестидюймовки; в-третьих, со стороны Дворцовой площади огонь вели две трехдюймовки. Следовательно, в обстреле участвовало 9 орудий. Всего по Зимнему дворцу сделали около 40 выстрелов боевыми снарядами. Большая часть снарядов была начинена шрапнелью. Кроме этого, артиллеристы прекрасно знали, что в парадных залах Зимнего дворца находится госпиталь, в котором лежало около 1000 раненых. Поэтому наводчики стреляли преимущественно по северо-западному ризалиту дворца, и самые серьезные разрушения от обстрела дворца понесли комнаты Александра III. В его приемную (угловую комнату на третьем этаже) попало два снаряда. В результате пострадали мебель, обивка стен и стекла. При обстреле шрапнелью с площади повредили штукатурку на крыльце левого подъезда и картину в Центральном зале, расположенном над главными воротами. Шрапнелью разбили несколько окон.978 Этим и исчерпывались разрушения, причиненные Зимнему дворцу артиллерийским обстрелом. Крейсер «Аврора» боевыми снарядами по дворцу не стрелял.

Большевики «списали» весь материальный ущерб, нанесенный дворцу, на казаков и юнкеров, которые поначалу охраняли Зимний дворец, но накануне штурма сочли за благо его покинуть. Понятно, что штурмовавшим дворец большевикам не было нужды сооружать баррикады из мебели у окон или неторопливо разбирать электрические лампы. Следует подчеркнуть, что в большинстве помещений Зимнего дворца в ночь его штурма не было ни одного солдата, матроса или красногвардейца. Не говоря уже о залах Императорского Эрмитажа, которые совершенно не затронули штурмовавшие дворец.

Вместе с тем большевики во время штурма «прошлись» по личным комнатам Николая II и Александры Федоровны. Все ценности, хранимые на половинах императорской семьи, изъяли по распоряжению Временного правительства еще в середине мая 1917 г. И тем не менее в комнате № 8 камер-юнгферского коридора, где хранились вещи, «лично принадлежавшие Их Величествам… подверглись хищению… Снаряд разорвался внутри секретарских комнат в помещении Александра III… разгромлены квартиры фрейлин… Всякого рода частичные хищения в Зимнем дворце начались с момента, когда во дворец были допущены различные общественные организации… кражи особенно усилились, когда значительное число помещений Зимнего дворца обслуживало потребности членов Временного правительства, и когда во дворец на жительство переехал бывший председатель Совета министров А.Ф. Керенский, и когда, с его переездом, во внутренние помещения дворца были допущены войска».979

Слухи о разграблении Зимнего дворца большевиками довольно быстро докатились до Крыма уже в мифологизированной форме. Уже 4 ноября 1917 г. императрица Мария Федоровна записала в дневнике: «…Зимний дворец наполовину разрушен и разграблен, последнее в особенности касается покоев моего любимого Ники и Алики – какая подлость! Великолепный портрет Ники кисти Серова эти скоты вытащили из рамы и вышвырнули в окно, а когда какой-то мальчик поднял его, желая спасти, негодяи вырвали холст у него из рук и разорвали на куски».980

В контексте мифов о полном разграблении Зимнего дворца особенно значимы воспоминания непосредственного участника штурма Зимнего дворца, американского журналиста Джона Рида. Немаловажным для нас является его свидетельство о том, что одна из колонн восставших, ворвавшись в вестибюль Комендантского подъезда Зимнего дворца, обнаружила деревянные ящики с ценностями, готовившимися к отправке в Оружейную палату Московского Кремля: «Увлеченные бурной человеческой волной, мы вбежали во дворец через правый подъезд, выходивший в огромную и пустую сводчатую комнату – подвал восточного крыла, откуда расходился лабиринт коридоров и лестниц. Здесь стояло множество ящиков. Красногвардейцы и солдаты набросились на них с яростью, разбивая их прикладами и вытаскивая наружу ковры, гардины, белье, фарфоровую и стеклянную посуду. Кто-то взвалил на плечо бронзовые часы. Кто-то другой нашел страусовое перо и воткнул его в свою шапку. Но как только начался грабеж, кто-то закричал: «Товарищи! Ничего не трогайте! Не берите ничего! Это народное достояние!». Его сразу поддержало не меньше двадцати голосов: «Стой! Клади все назад! Ничего не брать! Народное достояние!». Десятки рук потянулись к расхитителям. У них отняли парчу и гобелены. Двое людей отобрали бронзовые часы. Вещи поспешно, кое-как сваливали обратно в ящики, у которых самочинно встали часовые. Все это делалось совершенно стихийно. По коридорам и лестницам все глуше и глуше были слышны замирающие в отдалении крики: «Революционная дисциплина! Народное достояние!»».981

Джон Рид констатирует, что после того, как большевики вошли в Зимний дворец, все входы были блокированы караулами, которые не только не пускали никого во дворец, но и начали вытеснять из Зимнего дворца матросов, красногвардейцев, солдат и прочую случайную публику, которая желала одного – спокойно заняться мародерством. Д. Рид пишет, что из дворца выгоняли всех, предварительно обыскивая.982 При этом «…были конфискованы самые разнообразные предметы: статуэтки, бутылки чернил, простыни с императорскими монограммами, подсвечники, миниатюры, писанные масляными красками, пресс-папье, шпаги с золотыми рукоятками, куски мыла, всевозможное платье, одеяла».983

Когда суета улеглась, американский журналист, как профессионал, не мог не пройтись по дворцу. В парадных залах, выходивших окнами на Неву, он увидел, что «картины, статуи, занавеси и ковры огромных парадных апартаментов были не тронуты. В деловых помещениях, наоборот, все письменные столы и бюро были перерыты, по полу валялись разбросанные бумаги. Жилые комнаты тоже были обысканы, с кроватей сорваны покрывала, гардеробы открыты настежь… В одной комнате, где помещалось много мебели, мы застали двух солдат, срывавших с кресел тисненую испанскую кожу. Они сказали нам, что хотят сшить из нее сапоги. Старые дворцовые служители в своих синих ливреях с красной и золотой отделкой стояли тут же, нервно повторяя по старой привычке: «Сюда, барин, нельзя… воспрещается…»».984 Журналист вбежал во дворец с первыми штурмующими колоннами во втором часу ночи, а покинул его в четвертом часу утра. На «душевный» грабеж у штурмующих просто не было времени. Да, конечно, в октябре 1917 г. Зимний дворец понес утраты, но при этом следует подчеркнуть, что шедевры Императорского Эрмитажа, включая предметы из Галереи драгоценностей, остались нетронутыми. Напомним, что ценности Бриллиантовой комнаты эвакуировали из Зимнего дворца в Москву еще в середине сентября 1917 г.

Возвращаясь в день сегодняшний, мы прекрасно помним, как грабились правительственные учреждения в ходе различных «тюльпановых», «оранжевых» и прочих цветных революций. Все это бестрепетно списывалось «демократическими кукловодами» на издержки «революционного энтузиазма масс». Конечно, шедевры Эрмитажа и сокровища Зимнего дворца – это не украденные ксероксы-принтеры, но тем не менее, большевики в ходе переворота в октябре 1917 г. проявили недюжинные организаторские способности, введя пресловутый «революционный энтузиазм» в управляемое русло.

Пострадали и дворцы в пригородах Петербурга. Правда, приводя фрагменты воспоминаний очевидцев этих эксцессов, следует делать очень серьезную поправку на политизированность того времени, когда авторы многочисленных воспоминаний, осознанно или неосознанно работали на миф «о зверствах большевиков». Так, хранитель Гатчинского дворца-музея граф В.П. Зубов в отчете за 1918 г. писал: «в ночь с 1 на 2 ноября, после исчезновения А.Ф. Керенского, в Кухонное каре дворца прибыло около 400 матросов, а вскоре появились солдаты и красногвардейцы и сразу же начался длившийся более недели разгром дворца, ломалась ценная мебель, отрезались занавеси, пачкались царапались и резались картины, взламывались двери».985 Если привести не литературный, а документальный список утрат Гатчинского дворца в ноябре 1917 г., то он сводился к следующему: «Был изрезан портрет Елизаветы Петровны, украден эскиз работы Рубенса «Сусанна и два старца». Всего украдено три картины и три миниатюры, несколько вышивок конца XVIII века, украдены золотые часы и золотой портсигар Александра II и еще ряд предметов. В целом же все движимое имущество дворцов удалось сохранить».986 Хотелось бы обратить внимание читателей на последнюю фразу документа: «В целом же все движимое имущество дворцов удалось сохранить». Это очень показательная фраза, которая полностью перечеркивает «литературные» воспоминания о том, как несколько сотен революционных солдат и матросов грабили Гатчинский дворец. Кроме этого, эскиз Рубенса мог привлечь внимание только знатока, а отнюдь не малограмотного матроса или неграмотного солдата. Следует помнить, что слова «об издержках» любой революции – это не красивый оборот, а реальность. Такая же реальность, как разграбление сокровищницы французских королей в ходе Великой Французской революции.

Взятие власти в Москве большевиками было связано с серьезными боями и артиллерийским обстрелом Кремля. Однако ценности, хранимые в Оружейной палате, никак не пострадали. Часть интеллигенции во главе с A.M. Горьким крайне болезненно восприняла факт артиллерийского обстрела Московского Кремля. Поэтому для выявления урона архитектурным памятникам Кремля из Петербурга в Москву выехала специальная комиссия.

В состав комиссии, отправившейся в Москву, вошел главный хранитель Эрмитажа академик Я.И. Смирнов. Одной из главных задач академика было выяснения степени сохранности коронных драгоценностей. После осмотра Оружейной палаты Я.И. Смирнов телеграфировал в Смольный уже по дороге домой: «Все цело».987

Надо сказать, что большевики в условиях полного развала армии на фронте моментально возобновили вывоз художественных ценностей из Петрограда в Москву. Прежде всего в Москву вывозили самое разное дворцовое имущество. Руководил операцией «по сосредоточению ценностей из дворцов Петрограда» гражданский комиссар Кремля П.П. Малиновский. К середине ноября 1918 г. в Москве в Кремлевском дворце собралось значительное количество самого разнообразного императорского и великокняжеского имущества.

Конечно, при эвакуации сокровищ, которыми Петроград был буквально «набит», «потери» оказались огромными. Случалось и обычное разгильдяйство, было и традиционное воровство.

Например, комендант Московского Кремля балтийский матрос П.Д. Мальков упоминает, что после переезда советского правительства в Москву ему на вокзале буквально навязали ящик Наркомата иностранных дел, в котором были «золотые кубки, позолоченные ложки, ножи и еще что-то в этом роде». Выяснилось, что это банкетные сервизы Наркомата иностранных дел. Ящик, в котором они находились, при разгрузке эшелона просто забыли. Мальков забрал ценности в Кремль и после того, как за ними так никто и не явился, он сдал ящик в Оружейную палату.988 То, что Мальков взял ящик с золотой посудой – это случайность, закономерностью была бы его бесследная пропажа…

После начала Гражданской войны в России и даже после переезда Совета народных комиссаров в Москву (март 1918 г.), большевикам было не до императорских регалий и коронных бриллиантов. Поэтому, вплоть до весны 1922 г. восемь ящиков с регалиями и коронными бриллиантами, благополучно пролежали в Оружейной палате, заваленные другими ящиками, перевезенными из Петрограда в сентябре 1917 г.

Решение об использовании «ювелирного потенциала» Оружейной палаты стало частью политики советского правительства в 1921 г. К этому времени, после взятия белого Крыма в ноябре 1920 г., фактически закончилась Гражданская война. В 1921 г. советская власть оказалась перед лицом острейшего политического кризиса, проявившегося в Кронштадтском восстании и восстании крестьян в Тамбовской губернии. Эти события вынудили большевиков отказаться от политики военного коммунизма и провозгласить новый курс, выразившийся в переходе к новой экономической политике. В этом же 1921 г. Поволжье поразил страшный голод, послуживший поводом для массового изъятия церковных ценностей.

Поэтому решение Совета труда и обороны от 29 июня 1921 г. о признании работы Гохрана ударной, вполне объяснимо. Следующим постановлением от 8 июля 1921 г. СТО решил: «2. Предложить Наркомтруду предоставить Гохрану нужное количество ювелиров и бриллиантщиков, которые руководили крупными фирмами, ….даже путем снятия их из других ведомств, где бы они ни работали, по спискам, вырабатываемым Наркомтрудом совместно с НКФ и ВЧК… 4. Обязать Московский Комгоссор в кратчайший срок построить при Гохране плавильные печи для золота и серебра и оборудовать все здания по заданиям НКФ. 5. Обязать ВСНХ по химическому отделу построить кислотную комнату при Гохране для удаления бриллиантов и анализа благородных металлов. 6. Обязать Комвойск МВО обеспечить Гохран вполне пригодным и надежным караулом».989

Решение о вскрытии сундуков с императорскими регалиями приняли в начале 1922 г. 14 января 1922 г. председателем специально созданной «Комиссии по учету и сосредоточению ценностей» стал бывший подполковник царской армии Г.Д. Базилевич990 – заместитель председателя РВС Л.Д. Троцкого.991 Одной из главных задач комиссии являлась экспертиза и отбор ценностей, хранившихся в Оружейной палате Московского Кремля, в том числе ящиков с содержимым Бриллиантовой комнаты.

По воспоминаниям академика А. Ферсмана, в апреле 1922 г. в верхнем этаже Оружейной палаты вскрыли сундуки с императорскими регалиями и коронными бриллиантами. Самыми важными сундуками, перевезенными из Петербурга в Москву в июле 1914 г., безусловно, оказались два сундука с императорскими регалиями. С них и начали. При вскрытии сундуков с регалиями присутствовали: заместитель особоуполномоченного Совнаркома Г.Д. Базилевич, академик А.Е. Ферсман и секретарь заместителя Особоуполномоченного В.М. Соболев: «Работа начата в И час. 05 мин. дня при температуре в 4 градуса С. Печати особоуполномоченного Совнаркома и Оружейной палаты на дверях серебряного зала оказались в целости… Мы собираемся в единственной отапливаемой комнатушке Палаты: уполномоченный Совнаркома Г.Д. Базилевич, представитель Рабкрина В.А. Никольский, хранитель Оружейной палаты М.С. Сергеев, представитель Главнауки Д.Д. Иванов, Исторического музея – А.В. Орешников. Среди них я как специалист по камню… Громыхают ключи. В теплых шубах, с поднятыми воротниками, мы идем промерзшими помещениями Оружейной палаты. Вносят ящики. Их пять. Среди них – железный ящик, прочно перевязанный, с большими сургучными печатями. Мы осматриваем печати, все цело. Опытный слесарь легко открывает без ключа незатейливый очень плохой замок, внутри – наскоро завернутые в папиросную бумагу драгоценности русского царя. Леденеющими от холода руками вынимаем один сверкающий самоцвет за другим. Нигде нет описей и не видно какого-либо определенного порядка, очевидно, наскоро, по приказу последнего царя или, может быть, даже царицы, камни, ожерелья, диадемы и броши были уложены в знаменитой Бриллиантовой кладовой Зимнего дворца и, не вызывая ничьего любопытства, просто в обычном поезде отвезены в Москву».992


Бриллиантовая диадема с жемчужными подвесками. Около 1815 г.


Об этом же писал хранитель Оружейной палаты Д.Д. Иванов: «…работая с утра до вечера в необыкновенно быстром темпе, разбирая за день сплошь и рядом по несколько сотен предметов самого разнообразного качества: от первейших в мире до самых грошовых, определяя бесповоротно их судьбу и значение в несколько мгновений и испытывая в течении долгого времени в самой тяжелой форме удручающий гнет крайне резких притязаний Гохрана».993

Самый ценный из сундуков, кожаный, с короной на крышке, пришлось взломать 8 апреля в 12 часов 25 минут в присутствии заместителя Л.Д. Троцкого Г.Д. Базилевича – ни один из доставленных из Политуправления ключей к нему не подошел. Когда крышку сундука открыли и сняли упаковочный материал, то перед членами комиссии предстали сияющие бриллиантами Большая корона, обе Малые короны, Брачный венец, императорская держава и скипетр. Помимо регалий в кожаном сундуке находились и все драгоценности Короны: семь цепей, двадцать три знака отличия (звезды, кресты); двенадцать диадем, шестнадцать ожерелий, в том числе шесть бриллиантовых; пятьдесят шесть брошей, десять пряжек, сто восемьдесят пять булавок для волос, серег, пуговиц, колец, браслетов, медальонов, пряжек; семь неоправленных камней, девятнадцать золотых табакерок и шестьдесят золотых брелоков.994


Диадема с крупными сапфирами. Около 1805 г.


Поскольку к сундукам не прилагалось передаточных ведомостей, то их идентифицировали по старым описям коронных драгоценностей (1898 г.). В ходе работы драгоценности сразу же были разделены на 3 категории: 1. Первоклассные изделия художественной и исторической ценности. 2. Изделия меньшего исторического значения. 3. Отдельные камни, нитки жемчуга и изделия меньшего значения.


Диадема из брилиантовых колосьев с лекосапфиром. Первая четверть XIX в.


По результатам экспертизы составили описания 271 ювелирного изделия. При этом свыше 200 ювелирных изделий согласованы с описью 1898 г. Большинство предметов датировали и «разнесли» по царствованиям: Петр I (1689 1725 гг.) и Елизаветы (1741–1761) – 52 номера, около 20 %; Екатерина II (1762–1796) и Павел I (1796–1801) – 110 номера, или 40 %. Следует отметить, что предметы этого периода – основа ювелирной коллекции, среди них были всемирно знаменитые уники. Такие как апмаз «Орлов», весивший 182,62 карата или подаренный Екатерине II шведским королем Густавом III кулон в виде виноградной грозди и розового турмалина весом 260,86 карат. Александр I (1801–1825) и Николай I (1825–1855) – 62 номера, или 25 %; в этот период в коллекции появляется алмаз «Шах», камень с драматичной историей весом 88,70 карат. Александр II (1855–1881), Александр III (1881–1894) и начало царствования Николая II (1894) – 24 номера, или 10 %. Начало XX в., правление Николая II (1900 1916) 14 номеров, или 5 %. Не датированы 7 предметов.995

Эти 271 предмет по типу изделий можно разделить на: короны – 3; регалии (цепь ордена Св. Андрея Первозванного, держава и скипетр) – 9; звезды и кресты – 23; диадемы – 12; колье (склаважи) – 16; ривьеры 6; броши (фермуары, аграфы и т. д.) – 56; медальоны – 9; Эгреты – 10; шпильки, булавки – 74; серьги, подвески – 29; браслеты – 19; кольца – 2; пуговицы – 40; нашивки для платьев (украшения) – 16; табакерки – 19; солитеры – 7; разные другие драгоценности 60.


Диадема большая с жемчугами. Первая четверть XIX в.


Судя по заключению экспертов, коронные драгоценности содержали: 25 300 карат бриллиантов, 1000 карат изумрудов, 1700 карат сапфиров, 6000 карат жемчуга, а также множество рубинов, топазов, турмалинов, александритов, аквамаринов, хризопразов, бериллов, хризолитов, бирюзы, аметистов, агатов, лабрадоров, альмандинов и т. п.


Диадема из бриллиантового гарнитура с изумрудными кабошонами. Около 1900 г.


Анализ ювелирных изделий по характеру камней позволяет констатировать, что алмаз на протяжении всего имперского периода в истории России являлся «представительским камнем» № 1. Общий вес бриллиантов в ювелирной коллекции превышал 23.300 метрических карат. Например, в литературе неоднократно упоминается розовый бриллиант в 10 карат алого цвета, купленный Павлом I за 100 000 руб. Этот прекрасный камень точным весом в 1340/100 метрических карат нежно-светлого тона, был вставлен в знаменитую диадему с бриллиантовыми панделоками.996 Бриллианты в коллекции распределялись следующим образом: крупных камней, солитеров и экземпляров особой ценности – свыше 70 единиц общим весом около 1500 метрических карат; первоклассных камней весом от 5 до 12 метрических карат – свыше 110 единиц, общим весом около 800 метрических карат; камней весом меньше 5 карат, общим весом более чем на 22 500 метрических карата; роз общим весом – около 500 метрических карат.

Лучшие камни были привезены в Россию из Индии, в украшениях использовалось много старых бразильских бриллиантов, меньше всего бриллиантов было «родом» из Южной Африки.


Бриллиантовая диадема. Фирма Фаберже. Около 1895 г.


Второе место в коллекции Коронных драгоценных камней, занимали изумруды. Далее шли сапфиры, рубины и жемчуга. Ювелиры отмечали совершенно исключительные достоинства жемчугов, среди которых обнаружилось несколько выдающихся жемчужин общим весом в 300 карат, остальные жемчуга суммарно весили свыше 6000 карат.


Жемчужная диадема. XIX в.


Была также большая коллекция шпинелей(рубинов-бале) очень крупных размеров общим весом около 600 карат. Кроме этих исключительных по своим достоинствам камней ювелирные изделия содержали шерл розовый, топаз розовый, александрит, аквамарин, берилл, хризолит, бирюзу, хризопраз, дымчатый топаз, аметист, кремнистый агат, гранат богемский, Лабрадор, альмандин, перламутр (кок де перл), пегматит и др.997 Ситуация складывалась так, что становилось понятно: в Алмазный фонд попадут только те предметы, которые отнесли к первой категории. Тогда же провели фотосъемку имперских регалий и коронных бриллиантов.998

Особым актом от 10 апреля 1922 г. коронные бриллианты и регалии председатель коллегии хранителей Оружейной палаты М.С. Сергеев сдал представителю особоуполномоченного. Экспертная комиссия в акте подчеркнула необходимость «сохранения коронных драгоценностей в неизменном виде в достоянии Рабоче-Крестьянского государства».999 В этот же день ящики с регалиями и коронными бриллиантами приняли для перевозки их в Государственное хранилище ценностей (Гохран), куда они и поступили на хранение. Собственно, длительное хранение этих ценностей и не предполагалось, поскольку Гохран изначально «затачивался» под реализацию собранных ювелирных изделий и прочих ценностей.


Корона с 18 грушевидными жемчужинами


Дальнейшая судьба ценностей, хранимых в Камеральном отделении, сложилась по-разному. Часть из них по сей день храниться в Алмазном фонде Московского Кремля. Это касается императорских регалий и части коронных бриллиантов. О том, какая это «часть», дает представление следующий факт: из 18 диадем и корон в Алмазном фонде сегодня хранятся только две короны и две диадемы, некогда принадлежавшие дому Романовых.

Часть хранится в различных музеях России, являясь жемчужинами экспозиций, таких как ценности «Бриллиантовой комнаты» Государственного Эрмитажа. Другая часть осела в сейфах различных европейских королевских домов, как это произошло с драгоценностями императрицы Марии Федоровны, которые ей удалось вывезти из России в 1919 г.

Часть драгоценностей продали по поручению советского правительства на аукционах в 1926, 1927, 1929, 1933, 1934 и 1938 гг., которые проходили в Берлине, Вене, Лондоне и Нью-Йорке. Организационно готовить эту операцию начали в первой половине 1920-х гг., после того как в марте председатель Совнаркома В.И. Ленин потребовал введения «особо срочных мер для ускорения разбора ценностей».

Прощупывать почву на предмет продаж российских драгоценностей начал Л.Б. Красин. Он был не простой партийный функционер. Старый большевик Леонид Борисович Красин еще в годы Первой русской революции (1905–1907 гг.) организовывал динамитные лаборатории, закупал оружие за границей и доставлял его в пределы России, отвечая за материальное обеспечение боевых отрядов большевиков. Во время этой революции Л.Б. Красин непосредственно контактировал с миллионером Саввой Морозовым, получая от него деньги «на революцию». Вместе с тем выпускник Харьковского технологического института являлся топ-менеджером и высокооплачиваемым представителем фирмы «Сименс» в России. Связи у него были колоссальные. Поэтому именно его направили «на прорыв дипломатической блокады» советской России. Попутно Красин решал и «бриллиантовые дела».

Осенью 1920 г. Л.Б. Красин работал по поручению партии в Лондоне. О результативности его работы и, косвенно, о связях, говорит то, что Красину уже в марте 1921 г. удалось подписать торговый англосоветский договор, ставший первым подобным договором со странами Антанты. В это же время Внешторг подыскал надежного уполномоченного для работы по реализации российских бриллиантов за границей. Глава Совнаркома В.И. Ленин держат это «направление» работы под своим личным контролем: «Надо принять особо срочные меры для ускорения разборки ценностей. Если опоздаем, то за них в Европе и Америке ничего не дадут. В Москве можно бы (и должно) мобилизовать на это тысячу членов партии и т. п. с особым контролем. У Вас, видимо, все это дело двигается архивяло. Напишите, какие экстренные меры для ускорения Вы принимаете. Ленин».1000

В результате с 1920 по 1924 г. удалось продать драгоценностей на 20 млн рублей, причем половину суммы принесла продажа бриллиантов в Париже в марте 1924-го, когда удалось реализовать в общей сложности более 270 тысяч карат.1001 Однако в этот период коронные бриллианты еще не распродавали.


Обложка каталога аукциона Кристи по продаже драгоценностей Императорской семьи. 1927 г.


Подготовка к их распродаже началась в 1923 г. Для подготовки аукционов с 1923 по 1925 г. в Москве работала особая комиссия, руководимая академиком Александром Ферсманом. В состав комиссии в качестве эксперта входил Агафон Фаберже. Главной задачей комиссии было не столько изучение императорского ювелирного наследия, сколько подготовка этого наследия к продаже. Работа с императорскими регалиями и коронными бриллиантами подтвердила идеальную сохранность всех драгоценностей и регалий, объявленных правительственным фондом драгоценных металлов. Занимавшаяся его научной обработкой комиссия описала и внесла в инвентарь 271 номер, включавший 406 художественных предметов (расхождение в цифрах объяснялось тем, что отдельные изделия составляли целые гарнитуры, в которые входило по несколько драгоценных предметов).1002

К этому времени Алмазный фонд, основу коллекции которого составили ювелирные изделия бывшей Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, уже привычно рассматривался членами Совнаркома, как неиссякаемый «валютный резерв». Именно эта комиссия, планируя дальнейшие продажи, разделила все ювелирные изделия на две категории. К первой категории «Х» отнесли изделия «большого исторического значения». Ко второй категории «Y» – «просто художественные изделия». Тогда же произвели первую, «суммарную» оценку стоимости ювелирных изделий Алмазного фонда, который специалисты оценили в 318 млн руб. При этом материальная оценка (стоимость камней) всего Алмазного фонда была определена лишь в 2,9 млн руб. Остальная сумма в 315,1 млн руб. составляла «процентные надбавки и коэффициент», которые ввела комиссия на историческое и художественное значение предметов.1003


Госхран. Императорские драгоценности. 1923 г.


По воспоминаниям одного из участников работы комиссии «в июне 1923 г. все драгоценности были вынуты из коробок и футляров и разложены на большом столе для фотографирования. Освещенные солнечным светом бриллианты излучали невероятный блеск и сияние, производя зрелище невероятной красоты. В это время в Москве оказались представители французской ювелирной фирмы, желавшие приобрести бриллианты, и поскольку ничего еще не было готово к продаже, мы решили показать им коронные драгоценности».1004

В результате работы члены комиссии выдали рекомендации: что хранить вечно, а что пустить в переплавку или продать на аукционах. Некоторые вещи предлагалось передать музеям, так несколько предметов оказалось в Государственном Эрмитаже. Аукционы по продаже «царского золота» прошли в 1927–1931 гг., и вырученные средства пошли на приобретение «железа» на нужды индустриализации.

Подготавливая продажи уникальных камней, специалисты Гохрана предприняли очень разумные маркетинговые шаги. Так, с 18 декабря 1925 г. в Москве начала работать выставка, и время ее работы было также показательным – с 10 утра до 10 вечера. Фактически происходило знакомство потенциальных покупателей с ювелирными изделиями бывшей Бриллиантовой комнаты. В эти же годы (1924–1925 гг.) вышли прекрасно иллюстрированные издания «Алмазный фонд». Прекрасные черно-белые фотографии предметов в натуральную величину с подробными описаниями давали серьезный материал для подготовки аукционов в Европе.

Идеологически выставку прекрасно замотивировали. Заместитель Л.Д. Троцкого ЕД. Базилевич в статье «Вековые сокровища бывших царей» писал: «Шипящая обывательщина уже давно соткала ряд нелепых сплетен о расхищении большевиками царских сокровищниц. И эта клевета в самые тяжкие и ответственные моменты борьбы то там, то здесь на обширной территории Республик прорываясь, как злокачественный гнойник… Алмазы, бриллианты, жемчуга и самоцветы, стоившие бесконечных страданий трудящимся целых столетий, – теперь в надежных руках, и пролетариат сумеет их разумно использовать».1005

Распродажи коронных бриллиантов (или «разумное их использование») начались оптом в ноябре 1926 г. Ювелирные изделия продавались буквально «по весу». В результате почти 9 килограммов драгоценностей купил английский антиквар Норман Вейс за 50 тыс. фунтов стерлингов (полтора миллиона рублей). Купленное Н. Вейс немедленно перепродал аукционному дому Кристи, тот разбил ювелирные предметы на 124 лота и выставил на торги в Лондоне в марте 1927 года. Самым ценным лотом этой, наверное, единственной публичной продажи драгоценностей Российской Короны, стал брачный венец последней русской императрицы Александры Федоровны, украшенный 1 535 алмазами старинной огранки.

Любопытно, что к этому времени консультант Гохрана Агафон Фаберже уже бежал из Советской России. В декабре 1927 г. бывший придворный ювелир с женой и малолетним сыном Олегом по замерзшему Финскому заливу перебрался в Финляндию. Поскольку Агафон Фабереже прекрасно понимал, что по этому маршруту много с собой не вынесешь, то он «материально» обставил свой побег, передав различные уцелевшие ценности в Эстонское посольство, чиновники которого вывезли доверенные им ценности в Гельсинфорс, где передали их обратно Агафону Фаберже. Среди этих ценностей была и коллекция марок, поскольку Фаберже был их страстным собирателем.1006 Были там и 8 камнерезных фигурок, 6 из которых ранее входили в коллекцию Николая II. Как они попали к А. Фаберже, мы можем только предполагать. Но известно точно, что работа в Гохране оплачивалась, возможно, и такими «пустяками», как камнерезные «русские типы», ранее принадлежавшие царю.

Таким же образом, как и коллекция камнерезных фигурок, на Запад в 1927 г. попали и 4 альбома «царских» марок, с 1913 г. хранившихся в Зимнем дворце. Дело в том, что уже в советский период из императорских дворцов изымались не только ювелирные изделия колоссальной ценности, но и совершенные «пустяки». Например, такие, как коллекция марок Николая II. Следует напомнить, что первая почтовая марка России была отпечатана накануне великих реформ Александра II – в 1857 г. В это же время филателия как хобби получает и «высочайшее» признание. Из российских монархов начал подбирать отечественные марки, аккуратно складывая стопочки гашеных экземпляров, снимаемых с писем, в спичечные коробки, Александр III. Его увлечение разделил старший сын – Николай II. Он не был «фанатом» филателии, но тем не менее у него просто в силу «статуса» сложилась весьма ценная коллекция марок. Его консультантом по филателистическим вопросам являлся придворный ювелир Агафон Фаберже, сам страстный филателист.

Одной из жемчужин царской коллекции марок стала знаменитая подборка проб и эскизов «Романовской серии», подготовленной к юбилейным торжествам 300-летия династиии в 1913 г. Над созданием эскизов марок работали известные мирискусники (участники объединения «Мир искусства»). Примечательно, что эта «пробная» серия так и не попала в Букингемский дворец, несмотря на настойчивые просьбы двоюродного брата-филателиста Георга V.1007

Любопытно, что очень «приличное» хобби царя отслеживалось на официальном уровне. Так, 16 августа 1912 г. один из чиновников Кабинета направил запрос в Почтовый департамент с просьбой: «Узнать не было ли за последние два года почтовых марок новых типов, и если были, то набор их представить Ея Величеству». 20 августа 1912 г. петербургский почт-директор А.Я. Хреновский направляет запрос, с грифом «Весьма срочное» своим подчиненным с распоряжением: «…доставить в самое непродолжительное время… по 1 экз. почтовых марок, выпущенных в продажу в течение двух последних лет, а также переслать по 1 экз. юбилейных марок в случае, если печать их уже закончена». Уже 21 августа в Петергоф были доставлены «образцы почтовых марок, выпущенных с 1910 г., а также выпускаемых с 1 января будущего года».1008


Ювелирная мастерская Гохрана


В результате этой бюрократической переписки Николай II еще в августе 1912 г. стал обладателем «Романовской серии», которая поступила в продажу только с 1 января 1913 г.1009 Так что в собирании филателистической коллекции у Николая II отсутствовала очень важная психологическая составляющая, поскольку коллекция формировалась в результате «бюрократических телодвижений», а не искреннего собирательского интереса. Николай II, в отличие от своего двоюродного брата Георга V, типичного «чокнутого коллекционера» (все настоящие коллекционеры по определению «чокнуты» на предмете своего увлечения), который мог буквально «сорваться» и инкогнито уехать в Европу на филателистический аукцион, таких эскапад себе не позволял. Примечательно, что эти 4 «царских» альбома с марками из Зимнего дворца нелегально вывез в 1927 г. через Эстонское посольство Агафон Фаберже.

Возвращаясь к распродажам, можно отметить, что в конце 1920-х гг. «камни пошли». Поэтому надо было замотивировать дальнейшие распродажи с научной и искусствоведческой точки зрения. Для этого создали новую комиссию, которая работала в Гохране в 1928 г. В ее состав входили все те же лица: академик Ферсман, снятый к этому времени с поста директора Эрмитажа Тройницкий и еще ряд специалистов. Драгоценности короны на сей раз разделили уже на четыре категории, соответственно их историческому и художественному значению, причем к первой категории – самой ценной – относились императорские регалии.1010 На языке документов это означало, что к уже упоминавшимся категориям «X» и «Y» (1923 г.) ввели еще две категории под литерой «М» (малоценные), что позволило еще больше нивелировать вещи с точки зрения их ценности.

В декабре 1931 г. из Гохрана изъяли ценности, проходившие по четвертой категории – так называемые «малоценные предметы», всего 145 номеров. Их перечень, по сегодняшним временам, удивителен. Это семь «малоценных» драгоценных яиц работы мастеров К. Фаберже из знаменитой «императорской пасхальной серии». «Товар» был отправлен в Ленинград, а затем вывезен из СССР и реализован за границей. Продан, вероятнее всего, на январском аукционе в Берлине в 1932 г. По другим сведениям, распродажа состоялась в феврале 1932 г. в Нью-Йорке. В итоге к началу 1932 г. значительная часть Алмазного фонда была продана.1011

В результате распродаж 1929 и 1934 гг. английская королева приобрела два яйца Фаберже: «Колоннада» и «Мозаичное». Об уровне цен говорит то, что пасхальное яйцо «Колоннада» королева купила за 500 ф. ст.

Весной 1932 г. состоялась очередная переоценка предметов Алмазного фонда. Самыми видными специалистами новой экспертной комиссии были все те же Ферсман и Тройницкий. Комиссия отметила, что коллекция Алмазного фонда уменьшилась на 200 предметов и к 1932 г. коллекция Алмазного фонда насчитывала всего 71 драгоценность. И тем не менее эксперты, выполняя указания «вышестоящих товарищей», вновь делят ювелирную коллекцию на 4 категории. К первой категории они отнесли предметы, «имеющие большое историческое значение», – императорские регалии: Большую Императорскую корону, скипетр, державу и еще 14 предметов. Вторая категория – это предметы, представляющие «большую материальную ценность и историческое значение». К ней отнесли 38 предметов. Третья категория – предметы, «не имеющие ни исторического, ни художественного значения». Таких осталось только 12. Была еще и четвертая категория – «не антикварные и не имеющие большой цены изделия» – 7 предметов. В заключении Комиссии безропотно и обреченно признавала, что продавать можно все, кроме «первой», «особо ценной». Тогда, в 1932 г., предполагалась продажа 37 предметов. В результате «снижения процентных надбавок и коэффициента на историческое и художественное значение», весь Алмазный фонд в 1932 г. оценили в 21,9 млн руб. При этом отдельные предметы оказались оценены гораздо ниже, чем в 1923 г.1012

Рубежной датой, после которой перечень экспонатов, хранимых в Оружейной палате Московского Кремля, уже не менялся – стал 1939 г. До этого года в судьбе императорских драгоценностей были возможны варианты… К этому времени заработали лагеря ГУЛАГА, обеспечивая СССР колымским золотом. Распродажи национальных сокровищ стали неактуальны, но памятью о них являются ценности, ранее хранившиеся в Камеральном отделении Министерства Императорского двора и по сей день периодически всплывающие на различных аукционах.1013

На сегодняшний день в Алмазном фонде РФ хранятся семь всемирно известных камней, «уцелевших» в ходе распродаж 1920–1930 гг. Это: алмаз «Орлов» (188,62 карата), вставленный в скипетр; алмаз «Шах» (88,7 карата); крупнейший в мире граненый сапфир (258,8 карата), украшающий брошь; изумруд редкой чистоты (136,25 карата) – брошь; самый крупный плоский (портретный) алмаз (площадью 7,5 см2), вмонтированный в золотой браслет; самый крупный в мире хризолит (192,2 карата) и темно-красная шпинель (398,72 карата), украшающая Большую Императорскую корону.1014

Говорить об этих распродажах, конечно, тяжело. Тяжело видеть утраченные шедевры в музеях Европы и США. Конечно, хочется клеймить большевиков, распродававших за бесценок историческо-художественное наследие России.

Однако, на наш взгляд, пришло время, когда к этому, безусловно, очень сложному вопросу следует относиться без той оголтелой политизации и посыпания головы пеплом, которая присутствовала в 1990-х гг.

Во-первых, исторические изломы эпох всегда характеризовались перетеканием ценностей из рук в руки, из страны в страну. Например, так происходило в эпоху Великой французской революции, когда разграбили хранилище ювелирных сокровищ французских королей, или в период «цивилизованных» Наполеоновских войн.

Во-вторых, «добрые соседи» всегда пользовались проблемами союзников, скупая по дешевке уникальные вещи. Так, во времена Екатерины II при создании ее Эрмитажа, в Европе, на аукционах на корню скупались целые собрания и кораблями вывозились в Россию.

В-третьих, в истории Императорского Эрмитажа также были периоды, когда «чистили запасники» и до 1917 г. Это особенно характерно для последнего десятилетия царствования Николая I. Аукционы по распродаже живописи из Императорского Эрмитажа проводились в 1854 г. Можно напомнить и эпизод, связанный с уничтожением дворцового серебра эпохи Екатерины II. Знаменитые многопудовые екатерининские сервизы: наместнические, жалованные «для повседневного употребления» безжалостно шли в переплавку. По воспоминаниям современников, «безжалостен был император и к семейным драгоценностям, наследованным от нелюбимой им бабки. Все, что было сделано Екатериной II, осуждалось государем, и он старался смести всякие следы этого, на его взгляд, недостойного прошлого. Бесценное сокровище, заказанное императрицей серебро, не пощадилось ее внуком».1015 В апреле 1847 г. «государь император, осматривая лично в Концертном зале… все вообще хранящиеся в сервизной должности серебряные сервизы, по одному образцу от каждого, изволил назначить некоторые обратить в сплавку на сделание из слиточного серебра других вещей, некоторые переделать».1016 Так, в период правления Николая I переплавляется свыше 90 пудов редчайшего серебра времен Екатерины II, в том числе более 14 пудов знаменитого Орловского сервиза, а также ряда наместнических.

Говоря о распродажах 1920-1930-х гг., естественно, возникает вопрос – а сколько все это великолепие могло стоить сегодня? Задавая экскурсоводу «дурацкий вопрос» в Бриллиантовой комнате Государственного Эрмитажа или Алмазном фонде Московского Кремля: «А сколько это стоит сегодня?» Получаешь совершенно справедливый ответ: «Эти экспонаты бесценны». Да, бесценны, но только для искусствоведов и людей науки…

Для политиков и антикваров все имеет свою цену. Поэтому на этот вопрос дают западные аукционы, на которых регулярно проводятся «русские торги». Для того чтобы «привязать» сегодняшние деньги к тем суммам, которые указывались в счетах в конце XIX – начала XX в., сошлемся на оценки двух авторитетных исследователей. Это, во-первых, американский исследователь Уильям Кларк, который «в миру» длительное время работал в различных солидных западных банках. По его оценкам, в 1897 г. 10 руб. золотом приравнивались к 1 ф. ст. В последующие годы, в связи с инфляционными процессами, это соотношение, естественно, менялось (табл. 62).


Таблица 62


Российский исследователь В. Скурлов в своих подсчетах приравнивает один доллар к двум царским рублям (на 1912 г.). Исходя из этого он переводит 2300 руб., уплаченные Николаем II в декабре 1913 г. за фигурку камер-казака Кудинова, в 1150 долл. в ценах 1912 г. При этом Скурлов подчеркивает, что это «очень большие деньги, если учесть, что газета «Нью-Йорк Тайме» стоила 2 цента, а зарплата полицейского офицера 40 долл. в неделю. 1150 долл. 1912 г. в 2007 г. соответствуют 23 000 долл. Если бы фигурка Кудинова была выставлена на аукцион, ее предварительная оценка составила бы 2–2,5 млн долл. За 95 лет цена выросла почти в 100 раз. В принципе, это нормальная степень возвышения цены по большинству ассортиментных групп Фаберже (умножаем в 100–200 раз)».1017 Правда, необходимо учитывать, что за последние 30 лет «бренд Фаберже» усилиями того же В. Скурлова обрел второе дыхание, и «к 2007 г. по отношению к 1985 г. цены на Фаберже повысились минимум в 8-10 раз».1018



<< Назад   Вперёд>>