2. Судостроение и торговля
С развитием морских и речных промыслов теснейшим образом связана история поморского судостроения, без которого была бы немыслима никакая приморская система хозяйства, так как ни один из морских и речных промыслов, даже производившийся недалеко от берега или в осенне-зимний период, когда море сковано льдом, не обходился без судна. На подледном рыбном лове или на весеннем зверобойном промысле во время движения льда («шуги») судно использовалось для самых различных целей: в качестве транспорта для перевозки улова рыбы или сплавления по воде связанных шкур морского зверя на звериных промыслах; для передвижения по льду к лежбищам зверей (лодки с полозьями); в качестве жилища на мурманских тресковых промыслах и на льдах в открытом море, для чего лодку переворачивали кверху дном, и т. д. Накопление народного опыта и знаний в течение веков обогащало поморскую традицию судостроения: население вырабатывало свои типы судов, пригодных для плавания по порожистым северным рекам, Белому и Баренцеву морям.

Все поморские берега из поколения в поколение имели своих мастеров и центры судостроения, хотя почти каждый житель Поморья мог своими руками построить лодку или небольшой карбас для ближних передвижений. Морская и речная терминология, связанная с различными типами судов, была довольно разнообразна; непрерывное развитие и усовершенствование практики народного судостроения приводило к исчезновению одних и появлению других типов судов, к использованию опыта соседнего нерусского (карелы, саамы, ненцы) и иностранного (норвежцы) судостроения для ближних и дальних промыслов, торговли и мореплавания. Во второй половине XIX в. уже не встречались морские суда типа соймы, гукора, буяра, на которых в XVII—XVIII вв. промышляли в Белом море и Ледовитом океане, отвозили муку и продовольствие в мурманские становища и «поморские волости»1. Из старинных морских судов к середине XIX в. сохранились больше всего кочмары, шняки, раньшины и лодьи, причем кочмары и лодьи продолжали строиться и использоваться для различных промысловых и торговых целей на всех берегах, где существовало развитое морское судостроение. Шняки, как и в XVIII в., строились только для плавания на Мурманский берег и трескового лова, а раньшины изредка встречались на Поморском берегу и в Коле2. Наряду со старыми типами судов у поморов начали входить в употребление с середины XIX в. новые суда: ёла — судно, завезенное норвежскими и шведскими колонистами Мурмана; шлюп, на котором поморы ходили в Норвегию; лихтер, употреблявшийся для подвоза грузов к торговым купеческим кораблям в Архангельске, а также для перевозки леса с онежских лесопильных заводов к Архангельску; шхуна — самое большое парусное судно для плавания в морских и океанских водах, клипер и др.3 Повсюду в Поморье бытовали древние типы долбленых, с нашивными бортами небольших морских и речных судов, немного различающихся по конструкции, но известных под широко распространенным названием карбас. Карбасы строились исключительно для промысловых целей. Различия в постройке и оснастке зависели от данной местной традиции, вида промысла, промыслового сезона, что отразилось в их названиях: «извозный» карбас — для перевозки продуктов промысла, «поморский» карбас — для мурманских промыслов, «весновальный» карбас — для весенних зверобойных промыслов и др. Вообще в Поморье небольшое парусное судно местного производства часто называлось карбасом. Особняком стояла шестивесельная парусная лодка, не называвшаяся карбасом (тройник), известная жителям Темского, Кандалакшского, Карельского, Поморского, Летнего берегов, употреблявшаяся для переездов вдоль морского побережья, а также на мурманском тресковом промысле. На зверобойном промысле промышленники Терского и Зимнего берегов использовали ледянки — маленькие двухвесельные лодочки с узкими полозьями, райны, двойки и т. п.

По статистическим данным, второй половины XIX в. (1875 г.), большие и малые морские суда строились на всех поморских берегах, за исключением Летнего и Онежского. Количество различных типов морских и речных судов распределялось в Поморье примерно следующим образом (табл. 2).

Таблица 2
Таблица 2

У судовладельцев Зимнего и Карельского берегов насчитывалось еще 14 клиперов4.

Среди морских судов явное преимущество шняк было связано с мурманским тресковым промыслом, для которого эти суда специально строились, причем промышленники Поморского берега, державшие в своих руках мурманский промысел, владели 4/5 общего количества судов этого типа в Поморье.

По данным того же времени, количество судостроителей, видимо главным образом морских судов, на всех поморских берегах дсотигало 300 человек, из них 137 находилось на Зимнем берегу, в Патракеевской вол. (с. Мудьюга). На Поморском берегу судостроением занимались на всех крупных реках, но главными были Вачевская (села Кушрека, Унежма, Малошуйка, Нименга, Ворзогоры) и Сорокская (в основном села Выгостров, Шуя, Колежма) волости. Славились своим искусством мастера-карелы из с. Подужемье около Кеми. На Карельском и Кандалакшском берегах большое количество судов строилось в Поньгомской, Керетской и Ковдской волостях; на Терском берегу — в д. Оленица, селах Умбе и Варзуге5. Речные суда строились повсеместно, почти в каждом селении; мастера обычно не имели чертежей, мастерство и навыки судостроения передавались по наследству. Стоимость морских судов (с оснасткой) была очень высокой, особенно на Поморском берегу, где, по данным 1875 г., шхуна стоила до 10 тыс., лодья — до 4, а клипер — до 2 тыс. руб.6

В самом конце XIX—начале XX в. мурманский промысел переживал кризис, вызванный бурным развитием лесопильной промышленности, отвлекающей население, а также образованием постоянных поселений — колоний на восточном Мурманском берегу, жители которых конкурировали с поморами, и конкуренцией со стороны столичных фирм, ставшей возможной в связи с развитием парового флота. В начале XX в. шло неуклонное сокращение строительства парусных судов в Кемском уезде (Поморский, Карельский, Кандалакшский берега). Центром судостроения в Поморье становится Патракеевская волость на Зимнем берегу, причем строительство грузовых судов преобладает над промысловыми7.

С морскими промыслами и судостроением была тесно связана поморская торговля.

Внутренние и внешние торговые связи в Поморье были обусловлены особенностями историко-экономического развития этого промыслового района и той ролью, которую он играл в экономике Русского государства. Прежде всего, поморское население не могло существовать без хлеба, поэтому самыми важными торговыми артериями были те, по которым из Поморья шли соль, рыба и другие продукты в обмен на хлеб. С начала XVII до начала XIX в. почти единственным пунктом, снабжавшим хлебом поморские волости и промысловые становища на Мурмане, Шпицбергене и Новой Земле, был Архангельск. Можно даже сказать, что отсюда в Поморье ежемесячно отправлялась большая часть муки и зерновых продуктов, привозившихся купцами северных земледельческих и центральных областей: в cpeднем свыше 20 тыс. пудов ржаной муки и около 800 пудов круп8. В год на одну промысловую артель в 10—12 человек, отправлявшуюся на Грумант, требовалось, например, 390—580 пудов ржаной муки9. Отпуск такого огромного количества хлебных продуктов требовал упорядочения в его распределении, тем более что поморы, занимавшиеся перевозкой хлеба на места, нередко злоупотребляли его продажей: вместо доставки в мурманские становища или поморские волости они продавали или обменивали хлеб в других местах и за границей10.

Во второй половине XIX—начале XX в. хлеб в Архангельскую губ., в том числе и в Поморье, привозился из Вологодской и Вятской губерний. Кроме Архангельска, по-прежнему остававшегося в летнее время основным торговым центром Архангельского Севера, поморы разных берегов удовлетворяли свою потребность в хлебе непосредственными торговыми связями с хлебными районами. Крупную роль в этих связях играли Весьегонская и особенно Шунгская ярмарка, благодаря которым в зимнее время почти все Поморье, кроме Летнего и Зимнего берегов, снабжалось хлебом. К Шунге сходились исторически сложившиеся тракты, один из которых шел из Колы через Кандалакшу — Кемь, осуществляя связь Мурмана, Терского, Кандалакшского, Карельского и Поморского берегов, а другой — через Онегу, Нюхчу, Повенец, обеспечивая снабжение Онежского и юго-восточной части Поморского берега. Поморский берег, находившийся на пересечении обоих направлений, оказался в самом выгодном положении, которым воспользовались поморские промышленники; они имели к тому же в своих руках основные поморские продукты, которые шли во внутренние районы в обмен на хлеб — сначала соль и рыбу (до XVIII в.), позднее — рыбу (треску) и морского зверя. На Шунгской крещенской ярмарке торговцы с Поморского берега закупали хлеб, крупы, коноплю, лен, привозившиеся из Вологодской и Вятской губерний, самые разнообразные продукты и предметы обихода и снабжали ими жителей пяти берегов. Во второй половине XIX в. владельцы хлебных магазинов в Шуе и Кеми закупали также хлеб для карельского населения Кемского уезда, а в Керети и Ковде — для продажи его карелам и финнам11.

Летом, во время навигации, с разных поморских берегов направлялись суда в Архангельск с треской, палтусиной, солью, салом и кожами морских зверей, которые закупали жители Архангельской, Вологодской, Вятской, Московской и Петербургской губерний.

Обмен рыбы на хлеб составлял основное и главное содержание поморской торговли с внутренними районами России. Он же вызвал к жизни и определил назначение местных поморских торгов и ярмарок на разных берегах: на них сосредоточивались все продукты промыслов населения данного поморского района, скупались и отвозились в Архангельск, Шунгу, Петербург. Местное население покупало в свою очередь хлеб и все необходимые предметы, доставляемые этими же скупщиками, главным образом с Поморского берега. По сведениям второй половины XIX в., скупкой и продажей занималось свыше 70 человек12. Постоянно действующих ярмарок в Поморье было немного. На Покровской ярмарке в Кузомени (Терский берег), происходившей с 1 X по 1 XI, основным местным товаром была семга13. На Никольскую ярмарку в Кандалакше (6 XII) саамы привозили главным образом продукты оленеводства — шкуры, панты, задки, отчего ярмарка носила название «оленьей»14. Введенская ярмарка в Сороке (Поморский берег), продолжавшаяся с 21 XI по 5 XII, называлась «рыбной», так как здесь возами продавались сельдь, навага, корюх, камбала; старинными скупщиками рыбы были купцы Олонецкой (Каргополь) и Вологодской губ.15 Тот же товар продавался и на Никольской ярмарке в Сумпосаде (6 XII-II)16.

На Онежском п-ове (Онежский и Летний берега) значительных ярмарок по оптовой продаже рыбы не было, существовал только «мелочный торг по крестьянскому быту»17. На Зимнем берегу скупка рыбы, сала и кож происходила на Успенской ярмарке в с. Куя (16—25 VIII), после чего все товары отвозились на Маргаритинскую ярмарку в Архангельске, следовавшую непосредственно за Успенской18.

Довольно тесные торговые связи наблюдались между жителями Терского, Кандалакшского, Карельского и Поморского берегов, связанных к тому же в этническом, хозяйственном и культурном отношениях. Торговые же интересы поморов Зимнего, Летнего и Онежского берегов притягивались к Архангельску, так что Поморье делилось как бы на два района, торговые связи между которыми были значительно слабее внутренних.

Данные второй половины XIX в. о ценах на важнейшие продукты обмена — хлеб и рыбу, обусловившие развитие и смысл торговли Поморья с внутренними областями России, подчеркивают специфическую особенность Поморья как промыслового района и его важную роль в экономике Русского Севера: средняя стоимость пуда хлеба (муки) и трески по всем поморским берегам была одинакова и равнялась 1 руб. серебром. Неурожаи в земледельческих районах, откуда хлеб шел в Поморье, и непромысловые годы на мурманском промысле одинаково тяжело сказывались на жизненном уровне местного населения, так как цены на треску и хлеб поднимались в таком случае до 1 руб. 50 коп.—2 руб., а в страшные неурожайные 1867—1868 гг. в Архангельской и соседних северных губерниях цены в Поморье на черный хлеб поднялись до 2 руб. 30 коп.19

Во второй половине XIX в. снабжение поморского населения продуктами и «красным» (мануфактурным и др.) товаром происходило через частные лавки и магазины, в которых жители могли покупать хлеб в любое время, а не только на ярмарках. Таких лавок в то время насчитывалось по Поморью свыше 80, из них примерно 50 находилось на Поморском берегу, 13 — на Терском, по 10 — на Кандалакшском и Карельском. На Онежском, Летнем и Зимнем берегах частные магазины стали появляться только в конце XIX—начале XX в. Около 150 человек в Поморье занималось мелкой продажей съестных продуктов, соли, предметов быта либо в своем селе, либо отъезжая в другие местности; примерно 70 из них составляли торговцы с Поморского берега и около 30 — с Терского20.

Хлеб и рыба составляли также основу торговли поморов с иностранцами, главным образом с норвежцами.

Меновая торговля поморов с Норвегией в середине XIX—начале XX в. — результат государственного узаконения многовековой стихийной торговли поморских жителей, начавшейся еще в период заселения Поморья и организации морских промыслов на мурманском побережье. Как известно, в 50—60-х годы XVI в. в становище Кегор (Вайда-губа) на западном Мурмане в Петров день (29 июня по ст. ст.) съезжались промышленники, русские, карелы и саамы, с одной стороны, и иностранные купцы (норвежцы, датчане, немцы, англичане) — с другой. Поскольку в XVI—XVII вв. морские промыслы были в основном вольными, т. е. доступными для всех, то и сбыт продукции был тоже вольный. Каждый промышленник мог свободно распоряжаться своей добычей: продавать ее скупщикам в районе промысла (русским и иностранным) или отвозить в другие районы государства. Мурманская торговля в Кегоре, а затем в Коле была выгодна поморским промышленникам еще и потому, что здесь иностранцы платили в 1.5—2 раза дороже, чем, например, англичане на Двине. На торги в Коле иностранные купцы привозили дорогие ткани, оружие, металлы, бумагу, сахар и т. п., а русские промышленники, помимо продуктов морских промыслов, торговали и «большим товаром», доставляемым из внутренних областей России по тракту Новгород—Каргополь—Кандалакша. В 1585 г. последовал царский указ о переводе торга с иноземцами в Архангельск. Торговля в Коле ограничивалась с этих пор только продуктами местных промыслов.

Правительственные мероприятия XVIII в., отдававшие северные морские промыслы и сбыт добычи в руки отдельных монополистов, сильно подорвали и сами промыслы, и местную торговлю. Несмотря на официальные запрещения, поморы продолжали контрабандным путем вести торговлю с Норвегией, закупая там треску; особенно преуспели в этом промышленники Поморского берега, занимавшиеся мурманским тресковым промыслом, так как спрос на рыбу (треску) на внутреннем рынке все время возрастал, и мурманская добыча не удовлетворяла потребности севернорусского населения в этом продукте.

Заметное оживление в поморско-норвежской торговле наблюдается с конца XVIII в., когда были отменены монополии на рыбные и зверобойные морские промыслы, в первую очередь тресковые, и они поступили «в вольную и свободную куплю и продажу». Правда, право торговли за морем было предоставлено архангельскому купечеству, и еще более 50 лет боролись поморы за беспрепятственный и беспошлинный обмен товарами с Норвегией21. В 10-е годы XIX в. жители Колы, Кеми и Сумского Посада первыми получили привилегию обмена русского хлеба на норвежскую рыбу; в 1837—1838 гг. меновую торговлю было разрешено вести всем поморам.

Уже в 50-е годы XIX в. поморы вывозили хлеба и других товаров в Норвегию на 160—170 тыс. руб. ежегодно; к середине 70-х годов сумма поднялась до 500 тыс. руб. с лишним. Важное место торговля с Норвегией занимала в экономике жителей Поморского, Терского и южной части Зимнего берега. В 1874 г., например, из 360 судов, ушедших для меновой торговли в Норвегию, 250 судов принадлежали жителям Поморского и Терского берегов, остальные — судовладельцам Зимнего берега, преимущественно Патракеевской и Золотицкой волостей22. Торговля с Нор шла через Архангельский и Онежский порты, а также
через Кольский, Кемский и Сумской таможенные посты. Поморы везли за границу ржаную муку, рожь, овес, крупу, лесной товар, невыделанные кожи и меха, пеньку, смолу, сало и ворвань; привозили из Норвегии сушеную и соленую рыбу, соль, точильные камни, ружья и пользовавшиеся большим спросом у судостроителей норвежские канаты, веревки и парусное полотно.

Город Вардё на западном побережье Мурмана, насчитывавший в конце XIX в. 2500 жителей, с шоссе, водопроводом, телеграфом, был своеобразным центром рыбных промыслов и торговли: сюда с марта по май стекались русские, норвежские, финские, карельские и саамские промышленники. Благодаря давним и оживленным сношениям в Вардё и других норвежских пунктах был в большом ходу русский язык, а многие поморы и норвежцы в общении между собой употребляли особый русско-норвежский жаргон. Норвежские города и становища имели вторые, русские, названия: Vadso — Васин, Vardo — Варгаев, Kiberg - Под Биркой, Laksfiord — Угольная Губа, Tanafiord — Танькина Губа и т. п.23

Привозимая в Норвегию поморами мука, помимо местного потребления, находила сбыт на зимних ярмарках в Финляндии, где уже норвежские купцы меняли ее у финнов и саамов на дичь, масло и продукты оленеводства. Норвежцы, покупая одновременно хлеб лучшего качества, привозимый из балтийских черноморских портов, тем не менее были заинтересованы в торговле с поморами, так как преимущество этой торговли состояло в том, что мука приобреталась за рыбу, которую в летнее, «червивое», время было нельзя сушить и сбыть, кроме поморов, некому24.

В самом конце XIX—начале XX в. меновая торговля поморов с Норвегией стала сокращаться в связи с тем, что норвежские промышленники переключились на торговлю с Западом и Америкой.



1 ГAAO, ф. 1, оп. 1, д. 526-Н, л. 13, 21, 28, 68, 73, 80, 103, 113, 188 и др. (Челобитные о разрешении на выезд в море русским судам для рыбных промыслов, 1728 г.); ф. 4, оп. 9, д. 87, л. 4.
2 Там же, ф. 4, оп. 9, Д. 120, л. 131; д. 7, л. 29 (1786—1787 гг.) и др.
3 Материалы для географии и статистики России. Сост. Н. Козлов. СПб., 1865, с. 154.
4 Статистическое описание сельского населения и его промышленности в Архангельской губ. Архангельск, 1874, с. 147.
5 Там же, с. 187-189.
6 Там же.
7 Николаевский Б. Судовладение Архангельского уезда.— ИАОИРС, 1916, № 1, с. 16-17; № 2, с. 43—47.
8 ГAAO, ф. 1, т. 4, д. 6492а; ф. 4, оп. 9, д. 87, л. 4-10, 25-27, и др.
9 Там же, ф. 4, оп. 9, д. 86, л. 10, 19, 27, 37, 59 и др.
10 Там же, оп. 6, д. 632 (Об оштрафовании крестьянина Кемской округи А. Пахомова за недоставку хлеба в Сороцкую вол.); д. 585 (По обвинению крестьян, подозреваемых в тайном провозе хлеба за границу); д. 586 (О недоставлении хлеба мурманским промышленникам крестьянами Архангельской округи) и т. д.
11 АГО, р. 1, оп. 1, д. 91, л. 20, 27, 32.
12 Статистическое описание, с. 140; ГААО, ф. 4, оп. 9, д. 120, 1812 г.: д. 177, 1825 г.
13 ГААО, ф. 4, оп. 10, т. 3, д. 33, л. 62, 1856-1857 гг.
14 Архив ВГО, р. 1, оп. 1, д. 91, л. 38.
15 Статистическое описание, с. 125.
16 ГААО, ф. 4, оп. 10, т. 3, д. 33, л. 58, 59.
17 Там же, л. 37.
18 Материалы для географии и статистики России, с. 190.
19 ЛОААН, ф. 270, оп. 1 (М. К. Сидоров), д. 135, л. 5.
20 Статистическое описание, с. 196—198.
21 ГААО, ф. 4, оп. 6, д. 601, 735, 541, 631 и др.
22 Энциклопедический словарь. Изд. Ф. А. Брокгауз, И. А. Ефрон. СПб., 1891, т. V, с. 216; Статистическое описание, с. 115.
23 Островский Д. Н. Путеводитель по северу России. СПб., с. 109.
24 Островский Д. Н. Очерк торговой и промышленной деятельности русских на прибрежье Северного океана. СПб., 1910, с. 4, 8.

<< Назад   Вперёд>>