Неделю спустя

Итак, бытописание суворовской армии, обстоятельно и с удивительными подробностями рассказываемое Ильей Попадичевым, продолжается. Воспоминания идут строем, однако не всегда, как вспоминается, а потому укладывать их в строгий ранжир не имеет смысла. Нельзя неволить оживающую перед глазами череду былых событий.

Как-то в середине октября 1854 года корнет О. вновь навестил своего нового знакомца, былого драгуна. В ту пору ему шел уже 102-й год. Был он в прекрасной памяти и форме. Да еще и подшучивал над переступившим порог офицером.

В столовой солдат был один. Он обедал.

— Милости просим гривен на восемь, — сказал бравый драгун, увидев корнета.

— Что так рано обедаешь, дедушка?

— Молодежь отправляю верст за двести, к родным.

Уезжала дочь с мужем, унтер-офицером, а на руках старика оставалась стайка маленьких внуков.

— Кто ж будет тебе, дедушка, варить обед? Ведь сам, пожалуй, не управишься, это, пожалуй, похитрее, чем в действующей варить кашицу в поле?

— Извините, Ваше благородие, глупый тот человек, который думает об обеде: «…возверзи печаль твою на Господа и Той тя пропитает», — это Псалтирь говорит.

…Вот образец суворовских солдат, подумал О. Была бы чистая совесть, а завтрашний день их не беспокоит. И после этого неудивительно, что Суворов именно с такими солдатами невозможное делал возможным. И даже обыкновенным.

— Ну, дедушка, теперь расскажи про дни, проведенные в Белоруссии и Польше.

— Слушаюсь, Ваше благородие, с полным удовольствием.

На зимних квартирах в Белоруссии наш полк со штабом расположился в Могилеве, на Днепре. Потом 3, 4, 5 и 6 эскадроны переставили из Витебска на реку Двину. Другие же наши эскадроны занимали города Оршу и Копысь. На одном месте долго не стояли. Бывало, недели через три или через месяц переходим куда-нибудь в другое место. На квартирах не застаивались.

— Да этак вы небось лошадей поморозили и сами позатаскались? — был мой полуукор в вопросе.

— Помилуйте, Ваше благородие, да отчего же так? В ту пору сено на пуды не вешали, а овес меркой не меряли; бывало, наложишь воз сена, как только лошади могут свезти, да если еще дашь мужику рубль ассигнациями, так он же накланяется в пояс: спасибо вам, что рубль дали.

Нет-с, кони у нас были очень сыты; сено в ногах валялось. А овес не выходил из-под морды — с чего ж им быть худым? Сами мы всегда наготове. Солдатский багаж перевозился на артельных лошадях. В эскадроне было 6 капральств по 30-ти человек в каждом и по тройке добрых лошадей с исправной упряжкою, так переходы с одних квартир на другие были нам незатруднительны!

— Однако полки ваши были очень сильные, — заметил я.

— Сильные, Ваше благородие. По 10 эскадронов, двухтысячные, да и не одни наши драгунские, а все вообще пешие и конные, все имели по две тысячи людей, а гренадерские по четыре тысячи.

— На квартирах же, — продолжал старик, — стоять нам было привольно. Настоящим хозяином был солдат, а не обыватель. Бывало, если на квартире что ему случится, так иди прямо к эскадронному командиру и говори настоящую правду. Тогда, чтобы ни случилось, все будешь прав, а если не пришел и не доложил о случившемся да хозяин пожалуется командиру, тогда беда, взыщут строго!



<< Назад   Вперёд>>