Первое упоминание о Всепьянейшем соборе встречается в дневниковой записи Патрика Гордона, относящейся к осени 1691 года. Это было своеобразное питейное общество, пародировавшее церковные и государственные власти. Первым «патриархом» собора являлся боярин Матвей Филимонович Нарышкин, умерший на рубеже 1691 — 1692 годов. В январе 1692 года царь с товарищами избрали его преемником старого учителя Петра, думного дьяка Никиту Моисеевича Зотова, чей титул в конце концов преобразился в князь-папу. Членами Всепьянейшего собора стали Франц Лефорт, Тихон Стрешнев, князь Федор Ромодановский, Александр Меншиков, Федор Апраксин, Гавриил Головкин, Иван Мусин-Пушкин, князь Михаил Львов, Александр Протасьев и обрусевший голландец Андрей Виниус. В этом обществе царских любимцев аристократы были смешаны с выходцами из «никакой породы». К аристократии принадлежали Ромодановский, Стрешнев, Головкин, Апраксин и Львов. Мусин-Пушкин и Протасьев были новичками среди правящей элиты, первыми членами своих семейств, попавшими в Боярскую думу в чине окольничих. Еще ниже на социальной лестнице стояли Меншиков и Виниус(287). Вскоре состав собора значительно расширился: Петр включил в него всех своих придворных шутов, а также множество самых отъявленных пьяниц и обжор Москвы.
В январе 1699 года секретарь австрийского посольства И. Г. Корб отметил в своем дневнике, что «театральный патриарх» Зотов «в сопровождении мнимых своих митрополитов и прочих лиц, числом всего 200 человек, прокатился в восьмидесяти санях через весь город в Немецкую слободу, с посохом, в митре и с другими знаками присвоенного ему достоинства». Вся эта пьяная компания вламывалась в дома богатых москвичей и немецких офицеров, распевая рождественские псалмы(288).
В следующем месяце тот же дипломат описал очередное мероприятие Всешутейшего собора: «Особа, играющая роль патриарха, со всей труппой своего комического духовенства праздновала торжественное посвящение Вакху дворца, построенного царем и обыкновенно называемого дворцом Лефорта. Шествие, назначенное по случаю этого обряда, выступило из дома полковника Лимы. Патриарха весьма приличное облачение возводило в сан первосвященника: митра его была украшена Вакхом, возбуждавшим своей наготой страстные желания. Амур с Венерой украшали посох, чтобы показать, какой паствы был этот пастырь. За ним следовала толпа прочих лиц, отправлявших вакханалии: одни несли большие кружки, наполненные вином, другие — сосуды с медом, иные — фляги с пивом и водкой…» Вся эта толпа непрестанно курила. Князь-папа Зотов благословлял свою «паству» двумя сложенными крест-накрест чубуками длинных трубок(289).
Сохранились довольно остроумные письма Зотова Петру I, который именуется в них протодьяконом — титулом, присвоенным ему в иерархии Всешутейшего собора. 23 февраля 1697 года Никита Моисеевич писал: «Нашего смирения сослужителю геру протодиакону П. А. со всею компаниею о Господе здравствовати! Благодарствую вашей любви за возвещение путешествия вашего (за границей) при добром здравии (о чем уведомлен от азовского владыки), и впредь о сем нам ведомо чините. Зело удивляемся вашей дерзости, что изгнанную нашу рабыню, т. е. масляницу, за товарища приняли, не взяв у нас о том свободы; только ведайте: есть при ней иные товарищи Ивашка (т. е. пьянство) и Еремка (распутство), и вы от них опаситесь, чтоб они вас от дела не отволокли; а мы их дружбу знаем больше вашего. Сего числа поехали к вам иподиаконы Готовцев и Бехтеев, с которыми наказано от нас подати вам словесно мир и благословение; а масляницу и товарищев ея отлучати: понеже при трудех такие товарищи непотребны; а к сим посланным нашим иподиаконам будьте благоприятны. При сем мир Божий да будет с вами, а нашего смирения благословение с вами есть и будет. Smirenni Anikit власною рукою»(290). Официальный же титул Зотова звучал следующим образом: «Всешутейший и всесвятейший патриарх кир-ети Никита Прешбургский (по названию «потешной фортеции», построенной в 1686 году — В.Н.), Заяузский, от великих Мытищ и до мудищ».
Царь собственноручно писал инструкции и уставы для Всепьянейшего собора. По справедливому замечанию В. О. Ключевского, «Петр старался облечь свой разгул с сотрудниками в канцелярские формы, сделать его постоянным учреждением». В собор, или «коллегию пьянства», входил конклав из двенадцати «кардиналов», отъявленных пьяниц и обжор, с огромным штатом таких же «епископов», «архимандритов» и других «духовных чинов». Первейшей заповедью членов собора было ежедневно напиваться и не ложиться спать трезвыми. У собора, целью которого было «славить Бахуса питием непомерным», были свой порядок «пьянодействия», «служения Бахусу и честнаго обхождения с крепкими напитками», свои облачения, молитвы и песнопения. Трезвых «грешников» отлучали от всех кабаков в государстве(291).
Мнения историков о Всешутейшем соборе разнятся. В. О. Ключевский полагал, что «это была неприличнейшая пародия церковной иерархии и церковного богослужения, казавшаяся набожным людям пагубой души, как бы вероотступлением», но в то же время замечал, что Петр и его собутыльники «в пародии церковных обрядов глумились не над церковью, даже не над церковной иерархией как учреждением: просто срывали досаду на класс, среди которого видели много досадных людей»(292). Современная исследовательница Елена Уханова склонна считать собор аналогом европейского карнавала, «праздника глупцов» и «пасхального смеха», принесенным в Россию из Европы вместе с серьезными преобразованиями(293).
На Масленицу 1699 года после пышного придворного обеда Петр I устроил «служение Бахусу». Князь-папа Никита Зотов невероятно много пил и благословлял преклонявших перед ним колена гостей, осеняя их крестом из двух сложенных трубок. А потом «владыка» с посохом в руке пустился в пляс(294). На Святках веселая компания человек в двести в Москве или Петербурге на нескольких десятках саней на всю ночь до утра пускалась по городу «славить». Во главе процессии ехал шутовской патриарх в полном облачении, с жезлом и в жестяной митре; за ним мчались сани, битком набитые его сослуживцами; из каждых саней разносились пьяные песни и свист. Хозяева домов, которые были удостоены посещением таких гостей, обязаны были их поить, кормить да еще и платить за славление.
На первой неделе Великого поста «его всешутейшество» с соборянами иногда устраивали покаянную процессию. Ее участники надевали полушубки, вывернутые мехом наружу, ехали верхом на ослах и волах или же в санях, запряженных свиньями, медведями и козлами(295).
Члены собора с их безобразными выходками участвовали и в других праздниках. По свидетельству Юста Юля, в День святого Андрея 30 ноября 1709 года «многочисленные шуты, сидя рядом с царем, кричали, свистели, курили и пели. Патриарх Зотов так напился, что всюду спал за столом и в присутствии царя, державшего ему свечу, мочился… прямо под стол»(296).
После смерти Никиты Моисеевича Зотова необходимо было избрать нового князь-папу. Это мероприятие было обставлено Петром I чуть ли не как важнейшее государственное событие: он лично разработал два основополагающих документа — «чин избрания» и «чин поставления». Кандидаты на должность князь-папы должны были восседать «в особой каморе на прорезанных стульях». Архидьякон, ключарь и протодьякон Всешутейшего собора должны были «свидетельствовать их крепким осязанием», то есть, просунув руки в прорези на сиденьях стульев, ощупывать половые органы кандидатов, провозглашая: «Габет, габет!» или «Нон габет!»[55] (Эта процедура являлась пародией на обряд избрания римского папы, который аналогичным образом подвергался освидетельствованию на мраморном стуле с отверстием в сиденье. Обряд возник после известного казуса, когда в IX веке на папском престоле оказалась женщина, скрывшая свой пол. Она правила под именем папы Иоанна VIII больше года, пока не забеременела от одного кардинала и не умерла при родах(297).)
После такого освидетельствования кандидатов князь-игуменья Дарья Гавриловна Ржевская, разбитная веселая старуха, раздавала членам собора «балы», а они целовали ее «в перси». «Балами» являлись два яйца: «натуральное», то есть куриное, служило белым шаром при баллотировке, а деревянное, обшитое материей — черным. Члены собора должны были голосовать, опуская яйца в ящик; после окончания процедуры производился подсчет голосов.
Избранный таким тайным голосованием князь-папа обряжался «папиною мантиею». «Потом, — законотворчествовал Петр I, — целуют его все в руку, держащую орла (то есть знаменитый кубок Большого орла, вмещавший более литра спиртного. — В.Н.); и в ж…у, под лоном. И пиют из десницы в знак присяги верности закона… И тако сотворившуся, посаждают новоизбранного в ковш (громадных размеров). И провождают всем собором к дому его. И опускают в чан, как и прежде бывало, наполненный пивом и вином. И пив из онаго расходятся».
Для избрания нового князь-папы Петр I 15 декабря 1717 года выехал со свитой из Петербурга в Москву. На другой день вслед за ним отправилась царица Екатерина Алексеевна со своим двором. 23-го числа государь с супругой прибыл в старую столицу, а 28-го состоялись выборы князь-папы с точным выполнением всех разработанных царем предписаний. Им стал престарелый боярин Петр Иванович Бутурлин, «жаркий поклонник Бахуса», прежде занимавший во Всешутейшем соборе должность петербургского «митрополита».
Десятого января 1718 года в селе Преображенском был совершен обряд поставления нового главы собора. При этом опять же с точностью соблюдались все разработанные Петром I предписания. Старший архижрец собора благословил Бутурлина: «Пьянство Бахусово да будет с тобою, затмевающее, и дрожащее, и валяющее, и безумствующее тя во вся дни жизни твоея!»
Голову князь-папы помазали «крепким вином»; потом тем же «елеем» обвели ему круги «около очей» со словами:
— Тако да будет кружитися ум твой, и такие круги, разными виды, да предстанут очесам твоим во вся дни живота твоего!
Архижрец провозгласил:
— Рукополагаю аз старый пьяный сего нетрезвого! Прочие жрецы запели:
Новый князь-папа произнес торжественный обет: — Обещаюсь вяще и вяще закон Бахусов не точию исполнять, но и врученное мне стадо денно и нощно тому поучать, еже да поможет мне честнейший отец наш Бахус!
Всешутейший собор участвовал во всех праздниках и маскарадах петровского времени. А в промежутках между этими торжественными мероприятиями его члены в полном составе посещали дома петербургских или московских вельмож, заблаговременно предупреждая хозяев о предстоящем набеге. Те, разумеется, старались приготовить для гостей лучшие блюда, ведь в составе пьяной компании ожидался «протодьякон» Петр Алексеевич. Однако порой верные служители Бахуса заранее напивались так, что не были в состоянии нанести запланированный визит. В связи с этим князь-папа Бутурлин под диктовку Петра I написал следующий указ: «Объявляет наша немерность, что мы иногда так утруждены бываем, что с места двинуться не можем; отчего случается, что не все домы посетить можем, которые того дня обещали; а хозяева оттого в убыток входят, ради другова приуготавливания. Того ради, сим объявляем и накрепко заповедуем, под наказанием великого орла: дабы ядей никаких никто не готовил; но точию следующее по сем…» Далее приводился список продуктов, которые необходимо было иметь под рукой каждому хозяину для угощения членов собора: «Хлеб, соль, калачи, икра, сельди, окорока, сухие куры и зайцы, ежели случится; сыр, масло, колбасы, языки, огурцы, капуста, яйцы и шабаш. Над всеми же сими превозлюбленные наши вины, пиво и меды, сего что вяще, то нам угоднейше будет, ибо в том живем, и не движемся, и есть ли или нет, не ведаем»(299).
Архиереи Всешутейшего собора носили забавные и не всегда приличные клички. У самого Петра I было нецензурное прозвище Пахом Пихайхуй[57]. К августу 1723 года насчитывалось восемь «митрополитов»: Ианикадр, Морай, Тарай, Ияков Прыткой, Гнил, Бибабр, Мудак, Феофан Краснойхуй, а также «архидьакон» Идинахуй.
Деятельность Всешутейшего собора являлась для Петра I и его соратников одним из способов расслабиться, отдохнуть и позабавиться после тяжелого напряженного труда. Излишне упрекать царя-реформатора за отразившуюся в приведенных выше документах грубость нравов: таков был стиль эпохи и таковы были отнюдь не безупречные вкусы государя.
287. См.: Бушкович П. Петр Великий: Борьба за власть (1671 — 1725). СПб., 2008. С. 183.
288. Корб И. Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 112.
289. Там же. С. 125-126.
290. Цит. по: Семевский М. И. Слово и дело. 1700 — 1725: Очерки и рассказы из русской истории XVIII в. М., 1991. С. 283.
291. См.: Ключевский В. О. Русская история. Кн. 2. С. 485.
292. Там же.
293. См.: Уханова Е. Указ. соч. С. 35.
294. См.: Ключевский В. О. Русская история. Кн. 2. С. 486.
295. См.: Там же.
296. Юль Ю. Указ. соч. С. 89.
297. См.: Семевский М. И. Слово и дело. С. 301, 328.
298. См.: Там же. С. 304-310.
299. Цит. по: Там же. С. 314-315.
55 Habet (лат.) — имеет. (Прим. авт.)
(обратно)56 3 е р н щ и к — игрок в зернь (кости).
(обратно)57 Прозвища соборян, как и монашеские имена на Руси до XVIII века, начинались на те же буквы, что и мирские: Иван Бутурлин звался Иоиль Попирайхуй (варианты: Петрохуй, Петропизд), Иван Мусин-Пушкин — Изымайхуй, Никита Репнин — Неоманхуй и т. п.
(обратно)<< Назад Вперёд>>
