М.Д. Бутин
Хочу познакомить моих читателей еще с одним крупным сибирским самородком – Михаилом Дмитриевичем Бутиным, известным сибирским торговопромышленником, деятелем моего времени. Этот деятель был более крупного масштаба и более прогрессивного направления, чем Цыбульский.
Внешность Бутина выдавала его азиатское происхождение. Родом он был из Нерчинского округа Забайкальской области, и, кажется, его предки принадлежали к тем тунгусам, которые вели свое происхождение от известного князя Гантимура, добровольно перешедшего еще в XVII веке из китайского подданства в русское. От этого Гантимура пошел потом род князей Гантимуровых и некоторые другие роды Забайкалья.
Родословной Бутина я в подробностях не знаю. Не осведомлен я и о том, с чего он начал свою деятельность.
Познакомился я с Михаилом Дмитриевичем в Иркутске, в 1880 году. Я вел тогда с ним переговоры о продаже ему спирта с моего винокуренного завода, находившегося в Мариинском округе. Бутин вел в то время большую водочную торговлю в Иркутской губернии и Забайкальской области. Тогда это был еще сравнительно нестарый человек, приблизительно лет сорока – пятидесяти, и считался он одним из крупных торговых деятелей Иркутско-Забайкальского края. У него было два больших винокуренных завода: один, Александровский, находился под Иркутском, по Ангарскому тракту; другой, Борщевский, – около города Нерчинска.
Кроме сего, он оборудовал в крупных размерах железоделательный завод, называвшийся Николаевским. Этот завод находился по реке Ангаре, верстах в 300 от Иркутска; на нем выделывалось разное сортовое железо.
М.Д. Бутин был и крупным золотопромышленником и разрабатывал Дарасунские золотые промыслы, находившиеся в 50 верстах от Нерчинска. На его промыслах сдельно работали по вскрытию торфов местные крестьяне со своими лошадьми; на летние работы ему, кроме того, приводили с нерчинской каторги человек до 500 каторжан. Последние работали под охраной воинских частей и получали на руки за свою работу грошовую плату; большая же часть их заработка шла на их содержание. И все же каторжане считали за счастье попасть на эти приисковые работы, получая здесь возможность приобрести на заработанные деньги кое-что необходимое для себя; да и, помимо этого, самая трудовая жизнь на приисках казалась им более содержательной и приятной, чем прозябание в каторжных тюрьмах.
О жизни этих каторжан на бутинских приисках мне много рассказывал бывший их смотритель, казачий офицер Яков Львович Большаков, живший в моем доме в Сретенске. Он, видимо, сочувственно относился к каторжанам и ознакомил меня со многими интересными эпизодами из их жизни, аттестовавшими их с хорошей стороны.
Бутин на своих Дарасунских золотых промыслах не ставил своей исключительной целью достижение крупного заработка. Его интересовали и другие задачи: он старался вводить в работу своих приисков все горно-технические усовершенствования и новинки, выписывая все это из-за границы; я имею в виду рельсовые пути, самоопрокидывающиеся железные вагонетки, цепные самотаски и пр. За неимением тогда в Сибири железнодорожных путей все это доставлялось на место из-за границы с большим трудом и с затратой значительных средств, но Бутин, этот выдающийся сибирский самородок, находил для себя возможным преодолевать все эти препятствия, будучи заинтересован техникой дела и даже пропагандой этой техники в Сибири.
По прошествии двадцати лет Дарасунские золотые промыслы перешли в мою собственность. Из некоторых старых конторских материалов и от двух прежних служащих Бутана я узнал, что за все время разработки рассыпного золота на названных промыслах М.Д. Бутиным было добыто около 2 тысяч пудов драгоценного металла, но прибыли от этой добычи почти не было: все уходило на введение и применение разных новшеств. Я говорил до сих пор о промышленной деятельности Бутина, но теперь хочу засвидетельствовать, что он был и выдающимся коммерсантом, гремевшим на все Забайкалье. У него не было ни лавок, ни магазинов, а он брал от местных купцов заказы на покупку московских товаров. Покупал он разные товары большими партиями в Москве, по заказу от всех купцов, на миллионы рублей. Он был для Москвы весьма интересным и желанным покупателем, поэтому москвичи продавали ему товар с большой охотой, в кредит, на срок от девяти до двенадцати месяцев.
Бутин доставлял эти товары в Забайкалье и передавал их заказчикам за наличные деньги или под векселя, с учетом за счет покупателей, и векселя представлял к учету в Государственный или Сибирский банк; все вырученные миллионы рублей он пускал в оборот по своим личным заводским и золотопромышленным предприятиям, около которых кормились тысячи людей.
В таком роде Бутин продолжал свою энергичную деятельность многие годы, пока один печальный случай не подорвал его торгового благосостояния. Случай этот заключался в следующем.
Закупив как-то товар в Москве, он отправил его на Амур, пользуясь пароходом Добровольного флота. Такая морская отправка товаров практиковалась им и ранее. В этот раз пароход с товаром затонул в пути – вот тут-то и получилась для него катастрофа. Купцы-заказчики остались без товара; однако выданных Бутину вперед денег и векселей они не потеряли, получив за погибшие товары страховку; денег же вновь под товары Бутину не дали. Поэтому ему рассчитаться с Москвой было нечем. Пришлось ему объявить себя несостоятельным должником на 7 миллионов рублей.
По добровольному соглашению с Москвой была учреждена администрация по делам Бутина. Не знаю, по чьему указанию во главе администрации был поставлен молодой юрист, незнакомый с коммерческими делами, – это был Петр Федорович Горданский, сын одного канского купца, хорошо мне знакомого. Видимо, этот юрист и Бутин во взглядах на дела разошлись, и отсюда начался полный развал во всех остававшихся у Бутина промышленных делах. В течение двух лет этот развал завершился; все дела были остановлены, и Бутин выехал в Петербург, откуда в течение восемнадцати лет не возвращался в Сибирь, ведя судебный процесс со своими кредиторами-москвичами.
Подробностей этого процесса я не знаю, но в результате его Бутин снова сделался единственным обладателем всего своего имущества в Сибири и поселился в Иркутске, где, недалеко от городского театра, построил себе барский особняк.
М.Д. Бутин скончался до наступления русской революции. Не имея детей, он завещал часть своих средств на дела благотворительности. Мне как-то в Иркутске передавали, что жена Бутина, постоянно жившая в Петербурге, после смерти мужа приезжала в Иркутск и здесь своим добрым знакомым жаловалась по поводу того, что ее скончавшийся супруг оставил ей, по завещанию, всего только 100 тысяч рублей.
Вспоминая теперь жизнь М.Д. Бутина, я должен сказать: да, этот потомок князя Гантимура умел работать, умел и пожить в свое удовольствие, и притом пожить красиво.
В маленьком городе Нерчинске он примерно еще в 70-х годах прошлого столетия, построил себе большой барский каменный дом, похожий на замок; дом этот окружала большая усадьба с садом и оранжереей. Внутри он был так прекрасно обставлен, что любой барин-аристократ мог бы позавидовать этому. В комнатах его замка висело много отличных картин, нередко оригинальных, принадлежавших кисти известных художников. Танцевальный зал бутинского дома украшало огромное, во всю стену, зеркало, размером, кажется, в 9 квадратных сажен, доставленное в Нерчинск из Парижа. Многие приходили посмотреть на это зеркало, как на редкость, привезенную из-за границы. В танцевальном зале были устроены хоры для музыкантов: при доме содержался довольно приличный оркестр музыки.
Проездом через Нерчинск в доме Бутина останавливался наследник цесаревич, будущий император Николай II, во время его путешествия по Сибири в 1891 году. Разумеется, по тому времени дому Бутина была оказана этим высоким посещением большая честь.
Не забывал Михаил Дмитриевич и при жизни своей дел благотворительности, уделяя большое внимание просвещению русского юношества. Он выстроил в Нерчинске за свой счет прекрасное здание реального училища, которому помогал затем и денежными средствами.
Внешность Бутина выдавала его азиатское происхождение. Родом он был из Нерчинского округа Забайкальской области, и, кажется, его предки принадлежали к тем тунгусам, которые вели свое происхождение от известного князя Гантимура, добровольно перешедшего еще в XVII веке из китайского подданства в русское. От этого Гантимура пошел потом род князей Гантимуровых и некоторые другие роды Забайкалья.
Родословной Бутина я в подробностях не знаю. Не осведомлен я и о том, с чего он начал свою деятельность.
Познакомился я с Михаилом Дмитриевичем в Иркутске, в 1880 году. Я вел тогда с ним переговоры о продаже ему спирта с моего винокуренного завода, находившегося в Мариинском округе. Бутин вел в то время большую водочную торговлю в Иркутской губернии и Забайкальской области. Тогда это был еще сравнительно нестарый человек, приблизительно лет сорока – пятидесяти, и считался он одним из крупных торговых деятелей Иркутско-Забайкальского края. У него было два больших винокуренных завода: один, Александровский, находился под Иркутском, по Ангарскому тракту; другой, Борщевский, – около города Нерчинска.
Кроме сего, он оборудовал в крупных размерах железоделательный завод, называвшийся Николаевским. Этот завод находился по реке Ангаре, верстах в 300 от Иркутска; на нем выделывалось разное сортовое железо.
М.Д. Бутин был и крупным золотопромышленником и разрабатывал Дарасунские золотые промыслы, находившиеся в 50 верстах от Нерчинска. На его промыслах сдельно работали по вскрытию торфов местные крестьяне со своими лошадьми; на летние работы ему, кроме того, приводили с нерчинской каторги человек до 500 каторжан. Последние работали под охраной воинских частей и получали на руки за свою работу грошовую плату; большая же часть их заработка шла на их содержание. И все же каторжане считали за счастье попасть на эти приисковые работы, получая здесь возможность приобрести на заработанные деньги кое-что необходимое для себя; да и, помимо этого, самая трудовая жизнь на приисках казалась им более содержательной и приятной, чем прозябание в каторжных тюрьмах.
О жизни этих каторжан на бутинских приисках мне много рассказывал бывший их смотритель, казачий офицер Яков Львович Большаков, живший в моем доме в Сретенске. Он, видимо, сочувственно относился к каторжанам и ознакомил меня со многими интересными эпизодами из их жизни, аттестовавшими их с хорошей стороны.
Бутин на своих Дарасунских золотых промыслах не ставил своей исключительной целью достижение крупного заработка. Его интересовали и другие задачи: он старался вводить в работу своих приисков все горно-технические усовершенствования и новинки, выписывая все это из-за границы; я имею в виду рельсовые пути, самоопрокидывающиеся железные вагонетки, цепные самотаски и пр. За неимением тогда в Сибири железнодорожных путей все это доставлялось на место из-за границы с большим трудом и с затратой значительных средств, но Бутин, этот выдающийся сибирский самородок, находил для себя возможным преодолевать все эти препятствия, будучи заинтересован техникой дела и даже пропагандой этой техники в Сибири.
По прошествии двадцати лет Дарасунские золотые промыслы перешли в мою собственность. Из некоторых старых конторских материалов и от двух прежних служащих Бутана я узнал, что за все время разработки рассыпного золота на названных промыслах М.Д. Бутиным было добыто около 2 тысяч пудов драгоценного металла, но прибыли от этой добычи почти не было: все уходило на введение и применение разных новшеств. Я говорил до сих пор о промышленной деятельности Бутина, но теперь хочу засвидетельствовать, что он был и выдающимся коммерсантом, гремевшим на все Забайкалье. У него не было ни лавок, ни магазинов, а он брал от местных купцов заказы на покупку московских товаров. Покупал он разные товары большими партиями в Москве, по заказу от всех купцов, на миллионы рублей. Он был для Москвы весьма интересным и желанным покупателем, поэтому москвичи продавали ему товар с большой охотой, в кредит, на срок от девяти до двенадцати месяцев.
Бутин доставлял эти товары в Забайкалье и передавал их заказчикам за наличные деньги или под векселя, с учетом за счет покупателей, и векселя представлял к учету в Государственный или Сибирский банк; все вырученные миллионы рублей он пускал в оборот по своим личным заводским и золотопромышленным предприятиям, около которых кормились тысячи людей.
В таком роде Бутин продолжал свою энергичную деятельность многие годы, пока один печальный случай не подорвал его торгового благосостояния. Случай этот заключался в следующем.
Закупив как-то товар в Москве, он отправил его на Амур, пользуясь пароходом Добровольного флота. Такая морская отправка товаров практиковалась им и ранее. В этот раз пароход с товаром затонул в пути – вот тут-то и получилась для него катастрофа. Купцы-заказчики остались без товара; однако выданных Бутину вперед денег и векселей они не потеряли, получив за погибшие товары страховку; денег же вновь под товары Бутину не дали. Поэтому ему рассчитаться с Москвой было нечем. Пришлось ему объявить себя несостоятельным должником на 7 миллионов рублей.
По добровольному соглашению с Москвой была учреждена администрация по делам Бутина. Не знаю, по чьему указанию во главе администрации был поставлен молодой юрист, незнакомый с коммерческими делами, – это был Петр Федорович Горданский, сын одного канского купца, хорошо мне знакомого. Видимо, этот юрист и Бутин во взглядах на дела разошлись, и отсюда начался полный развал во всех остававшихся у Бутина промышленных делах. В течение двух лет этот развал завершился; все дела были остановлены, и Бутин выехал в Петербург, откуда в течение восемнадцати лет не возвращался в Сибирь, ведя судебный процесс со своими кредиторами-москвичами.
Подробностей этого процесса я не знаю, но в результате его Бутин снова сделался единственным обладателем всего своего имущества в Сибири и поселился в Иркутске, где, недалеко от городского театра, построил себе барский особняк.
М.Д. Бутин скончался до наступления русской революции. Не имея детей, он завещал часть своих средств на дела благотворительности. Мне как-то в Иркутске передавали, что жена Бутина, постоянно жившая в Петербурге, после смерти мужа приезжала в Иркутск и здесь своим добрым знакомым жаловалась по поводу того, что ее скончавшийся супруг оставил ей, по завещанию, всего только 100 тысяч рублей.
Вспоминая теперь жизнь М.Д. Бутина, я должен сказать: да, этот потомок князя Гантимура умел работать, умел и пожить в свое удовольствие, и притом пожить красиво.
В маленьком городе Нерчинске он примерно еще в 70-х годах прошлого столетия, построил себе большой барский каменный дом, похожий на замок; дом этот окружала большая усадьба с садом и оранжереей. Внутри он был так прекрасно обставлен, что любой барин-аристократ мог бы позавидовать этому. В комнатах его замка висело много отличных картин, нередко оригинальных, принадлежавших кисти известных художников. Танцевальный зал бутинского дома украшало огромное, во всю стену, зеркало, размером, кажется, в 9 квадратных сажен, доставленное в Нерчинск из Парижа. Многие приходили посмотреть на это зеркало, как на редкость, привезенную из-за границы. В танцевальном зале были устроены хоры для музыкантов: при доме содержался довольно приличный оркестр музыки.
Проездом через Нерчинск в доме Бутина останавливался наследник цесаревич, будущий император Николай II, во время его путешествия по Сибири в 1891 году. Разумеется, по тому времени дому Бутина была оказана этим высоким посещением большая честь.
Не забывал Михаил Дмитриевич и при жизни своей дел благотворительности, уделяя большое внимание просвещению русского юношества. Он выстроил в Нерчинске за свой счет прекрасное здание реального училища, которому помогал затем и денежными средствами.
<< Назад Вперёд>>
