Снова в Олекме
В Сретенске я сформировал в ноябре партию в 40 человек рабочих, по преимуществу плотников, и, купив двадцать лошадей, пустился, при сорокаградусном морозе, в далекий и трудный путь вниз по Шилке, до Семи смертных грехов. Ехали без вожатого, руководствуясь только картой. С Шилки повернули на речку Амазар, а затем, по речке Могоче, поднялись на водораздел Амура и Олекмы и оттуда спустились к моему прииску, на речку Тунгир.

Самый тяжелый участок пути пришелся на верховья Могочи. Небольшая речка эта была сплошь завалена валежником, который приходилось удалять с дороги с помощью пил и топоров. С боков речку сжимали скалы и непроходимый лес. Последние пять или шесть дней нам удавалось проходить не более 5 верст.

По прибытии на место мы испытали весьма невеселые впечатления. Вокруг раскинулась необъятная, пустынная тундра, покрытая мхом, с небогатой фауной: не водились в тундре ни медведи, ни козы, ни волки, лишь в небольших количествах встречались олени, белки и соболи. Снег лежал неглубокий, всего с пол-аршина. На далеком севере, отрезанная от мира, начала наша партия строить жилые дома, склады для хранения продуктов, рыть осушительные и водоотводные канавы, подготавливаясь к вскрытию торфа. В мае или июне предполагалось начать добычу золота. Организовав предварительные работы, я вернулся в Сретенск для закупки приискового оборудования, провианта, различных материалов, товаров, лошадей и для найма рабочих; все это требовало значительных средств. Располагал же я всего-навсего 30 тысячами рублей, что составляло приблизительно третью часть необходимого для дела капитала; остальные две трети я рассчитывал получить в кредит и в расчете этом не ошибся. Существовавшие условия мне благоприятствовали: благодаря застою в торговле купцы, наперерыв один перед другим, предлагали мне товары в кредит. Две местные крупные фирмы, Андоверова и Машковича, назначили особенно низкие цены на овес, муку, мясо и тому подобное, с доставкой на место. Я передал подряд Андоверову по следующим ценам: мука и овес по 2 рубля за пуд, мясо по 3 рубля за пуд. Продукты надо было везти на расстояние в 300 верст, из них 100 верст от берега Шилки до прииска по неезженому, неизвестному для возчиков пути.

Мир устроен таким образом, что, когда выигрывает один, другой неизбежно проигрывает. Время благоприятствовало тогда предпринимателю, но создавало тяжелые условия работы для купца и донельзя скверные для крестьянина. Извозом крестьянин занимался, не преследуя выгоду и пользу для себя, а по необходимости, по нужде. Забирая в продолжение года товар у купца в кредит, крестьянин уславливался отработать долг извозом, потому что других средств расквитаться у него не было. Купец, понятно, старался вернуть свои деньги и искал случая заставить крестьянина отработать ему долг.

Цены на продукты в Забайкалье стояли в те времена низкие: мука ржаная стоила 60 копеек пуд, мясо 2 рубля пуд. В силу вышеназванных обстоятельств, я имел возможность на сравнительно ничтожные средства, находившиеся в моем распоряжении, прилично обставить прииск, нанять 100 человек рабочих и купить 45 лошадей. После отправки людей, лошадей и материалов на место работ, успокоенный благополучным решением трудной задачи, я написал в Иркутск своему доверенному, чтобы он хлопотал об ускорении составления актов, утверждающих за мной прииск, и, не медля, выслал казенную книгу для записи добытого золота. В ответ на мое письмо пришла ошеломившая меня телеграмма: «Прииска не утверждены. Вследствие ходатайства Кабинета дело вытребовано в Горный департамент в Петербург».

Необходимо было спешно предпринимать что-то. Одну за другой посылал я телеграммы в министерства, куда надо и не надо, указывая статью горного устава, утвержденного государем, прося законной защиты от произвола чиновников Кабинета двора его величества. Первая ответная телеграмма пришла, дня четыре спустя, от министра двора Фредерикса, который уведомлял меня, что им отдано распоряжение горному отделу кабинета дать немедленно объяснение в Горный департамент о сущности их претензии. Во второй полученной мной телеграмме министр финансов, торговли и промышленности сообщал, что он принимает деятельное участие в скорейшем разрешении возникшего вопроса. На восьмой день пришла телеграмма из Горного департамента: «Отдано распоряжение горному управлению утвердить прииска за вами».

Не буду рассказывать о тех волнениях и тревоге, которые пришлось мне пережить, ожидая решения вопроса. В дело было затрачено не только свое, добытое с большим трудом состояние, но – и это самое главное – чужое. Потеря имущества одновременно означала бы для меня и потерю доброго имени перед теми, кто оказал мне личное доверие. Но теперь все эти неприятности и тревоги остались позади. Полный надежд на будущее, я приступил к работе.

Сношения с администрацией горного округа, представителями которой являлись горный инженер и горный исправник, проживавшие на Ленских приисках, в Бодайбо, в полутора тысячах верст от места моих работ, представляли собой дело немалой трудности. Письмо шло в одну сторону месяца два-три и столько же времени обратно, в результате чего операции на приисках заканчивались раньше, чем получался ответ. В таких условиях пришлось мне начинать работу.

В марте месяце, твердо уверенный в успехе предпринятого мной дела, я приступил к основным работам на прииске. Увы, меня ожидало горькое разочарование! Напластование золотой россыпи оказалось не постоянным, а гнездовым. В местах, где пласт поднимался кверху, удавалось намыть в день золота фунта два, но дня через три удача покидала нас, пласт углублялся вниз, и до следующего скачка недели две-три мы работали в убыток, намывая в день от пяти до десяти золотников. Вообще, северные склоны хребта оказались плохо разрушенными, и за три года работы пришлось сделать три отдельных разреза, один с другим не связанных. Сезонные заработки приходилось затрачивать на новые подготовительные работы. С большими усилиями, едва-едва удалось мне оправдать затраты. А сколько опасений, волнений, тревог пришлось перенести за эти годы! Как трудно было разговаривать с рабочими, которые прекрасно учитывали, что их своеволие, грубость и непослушание сойдут безнаказанно для них, что у хозяина нет способов в этом отрезанном от мира уголке воздействовать на них силой – единственной реальной угрозой. Только благодаря предшествовавшему пятнадцатилетнему опыту моему по приисковым работам удавалось мне, сглаживая все острые углы, обходиться без неприятностей и вредных для дела скандалов. Эти три года принесли мне столько тяжелых забот, сколько не приходилось испытывать мне в другие годы, и оставили неизгладимый след в моей жизни.

В районе моего прииска жило несколько партий хищников, из беглых каторжан, по пять-шесть человек в партии. Спасаясь от полиции, забирались они в тайгу, хищнически добывали золото и этим обеспечивали свое существование; но нередко и погибали от голода и холода, заблудившись в тайге. Золото они сдавали спиртоносам, в обмен на сухари и кое-какие другие припасы, главным образом, конечно, на спирт. Пуд сухарей считали по 8 рублей; по соответствующим ставкам расценивались и остальные продукты. Разумеется, спиртоносы в этих сделках себя не обижали, и обманутые, обворованные каторжане после отъезда своих «благодетелей» продолжали влачить безрадостную, унылую жизнь.

Однажды ко мне пришли два человека из такой хищнической партии, с целью разведать, возможно ли им приобретать на прииске продукты против сдаваемого ими золота. Я заявил, что это будет возможно, причем продукты будут отпускаться по нижеследующим ценам: хлеб печеный или сухари по 2 рубля за пуд, мясо по 4 рубля за пуд и по соответствующим ценам и другие продукты, кроме водки, которой они не получат ни капли. Далее, никто из каторжан не имел права показываться в казарме среди рабочих. Вся ответственность за пропавший из разрезов инструмент будет падать на каторжан, так как, кроме них, красть было некому. Разведчики с видимой радостью выслушали мое заявление и приняли мои условия. Действительно, в будущем каторжане строго выполняли заключенное между нами соглашение.

Интересно отметить, однако, как реагировал на развернувшиеся события начальник Нерчинского горного округа, инженер Нестеров, которому было не только отказано в его претензиях, но еще он получил строгий выговор и приказ в дальнейшем на свободные казенные земли разведывательных партий не посылать. Желая компенсировать себя за перенесенное унижение, Нестеров отдал распоряжение своим управляющим не пропускать моих рабочих и продукты через район Нерчинских золотых приисков. Управляющие приисками не нашли, однако, возможным привести в исполнение абсурдное требование своего начальника. Как раз в то время, когда Нестеров отдал упомянутое распоряжение, через Сретенск проезжал вновь назначенный в Приморскую область генерал-губернатор Корф, который, отвечая на поднятый мной перед ним вопрос, объяснил, что, согласно законам Российской империи, дороги не считаются частной собственностью, и поэтому каждый вправе ими пользоваться. Еще одна попытка Нестерова насолить мне закончилась неудачей.

Непрерывная цепь разочарований на золотопромышленном поприще вынудила меня искать иной сферы деятельности. Вскоре представился случай продать мое дело нерчинскому золотопромышленнику Бляхеру за 25 тысяч рублей, что позволило мне только вернуть затраченные в это дело деньги.



<< Назад   Вперёд>>