1. Мирской сход
Понятие народа о власти, государстве и обществе. — Влияние общины на нравственную и материальную сторону своих членов. — Влияние богачей на общину. — Мирской сход; лица, участвующие в сходах; участие женщин. — Взгляд крестьян на самоуправление. — Пьянство на сходах; куим. — Порядок подачи голосов и решение дел. — Мироеды, говоруны, или крикуны. — Участие солдат; участие бывших под следствием и судом. — Шумиха. — Мирские сходы без созыва начальства. — Ближайшее ознакомление с личностью мироеда. — Образец мирской сходки.

Властью народ считает все чиноначалие, с тою только разницей, что Государь есть власть властей, а прочие — управители, делающие не всегда так, как им повелевает власть властей.

Понятие о государстве неверно. Государством народ называет одно пространство России. Общество составляют одни обитатели административной единицы, называемой сельским обществом, которое из среди себя избирает Указанных законом распорядителей и властей.

Общество влияет в нравственном и материальном отношениях на своих членов, в первом — исправительными мерами, например экзекуцией на сходе за пьянство, если оно служит причиною неисполнения общественной денежной повинности, и разбором, на общем же сходе, семейных несогласий и раздоров, а во втором отношении — поддержкой неимущих и нищенствующих своих членов вспомоществованием из общественных хлебных магазинов и раздачей милостыни [АГВ 1865: № 42-46].

В большей части местностей благотворительность между крестьянами ограничивается подачей под окнами нуждающимся кусков хлеба и дачей помещения. Накануне великих праздников: Пасхи, Рождества Христова, Богоявления и др., кроме хлеба, подается по чашке муки, толокна, иногда треска и холст. В приморских местах то же бывает при закрытии навигации и возвращении зажиточных домохозяев восвояси. Похороны, как и везде, сопровождаются еще более богатой милостынею, смотря по зажиточности покойника; нищих угощают столом, наделяют одеждой и деньгами [АГВ 1868: №31].

В местах, отличающихся особенною зажиточностью населения, например в с. Борке Шенкурского уезда, для устранения нищенства употребляют такие меры: если семья пошла по миру оттого, что хозяин пьяница или ленивец, неработящий, то, по приговору общества, лишают его права продавать землю, как пахотную, так и всякую иную, или не прямо запрещают, а просто никто из общества не покупает. Ленивый крестьянин волей-неволей оставляет за семьею землю, а сам отправляется в чужую сторону, хотя бы для того, чтоб где-нибудь проболтаться и пропьянствовать рабочее летнее время, за паспортом для таких общество не стоит. Если у оставшейся семьи нет собственных рабочих рук для обработки пашни, то земля отдается на известных условиях, например исполу, другим лицам. Уплата податей, однако, идет своим чередом от хозяина: где хочешь возьми, а подай; не то подвергнут законному наказанию. Если же нищие сделались таковыми вследствие смерти главы семьи, то сироты смело могут рассчитывать на гораздо большее сочувствие соседей; когда нет у такой семьи родственников, которые бы, при материальной общественной помощи в виде горсти муки с каждого зажиточного дома, призрели ее и ей приходится ходить под окнами, то ее все же отличают от нищих других волостей и хорошая милостыня попадет в корзину непременно с окна каждого дома. Многие благотворят особенно тем семьям и отдельным лицам, которые предпочитают старую веру новой; на нищего же с троеперстным сложением благотворительность разливается не так щедро. Такой нищий, если он не урод и не столько дряхл, чтобы одним видом вызывать на сострадание, может разве только прокормиться; между тем как нищий раскольник всегда сыт и успеет меры две-три, а то и целый полдесяток насушить сухарей для продажи [АГВ 1868: № 24].

Но, говоря вообще, общество не в такой степени влияет на материальную и нравственную сторону своих членов, сколько богатые члены его на самое общество, ставя последнее в полную от себя зависимость на мирских сходах и эксплуатируя его в экономических сношениях, как уже видели мы отчасти и как еще увидим далее.

Мирской сход у крестьян называется скопкою, от слова скопляться — сходиться, собираться. На сход приходят только мужчины-домохозяева. Представленное Положением право собираться на сходку и участвовать в совещаниях схода за отсутствием домохозяина кому-либо из семейных его, вызывает лишь пререкания, и члены семьи без хозяина все-таки не ходят на сходы, женщин, и то собственно домоправительниц, допускают с правом голоса только в сходку десятка [Иванов].

В Архангельском уезде на сходках, на которых выбираются двадцатипятидомные, женщины участвуют с правом голоса вместо своих мужей, до окончания срока выборной службы последних, — тогда, когда жена заведывает хозяйством за смертию мужа, которому не истек срок службы, или за болезнью его, до выздоровления, или, наконец, во время отсутствия, до возвращения его [Федоров]. По словам священника Макарова, хотя женщины и участвуют на сходах как члены, но не подают никогда голоса, по той причине, что голос их не только не принимается к сведению, а даже презирается. В мирскую избу в Золотице их призывают только для того, чтобы они заплатили подати за детей или за Мужа, в случае отсутствия последних, или по другим мирским и частным нуждам [Владимирец]. В качестве зрителей Могут участвовать на сходе все обыватели и духовные. Местной священник бывает председательствующим схода только тогда, когда дело касается церкви или притча. Голос его, как зрителя, всегда принимается и ставится выше голоса не только сельского старосты, но даже самого старшины. Сходки собираются в так называемой мирской избе, собственно для этого и предназначаемой [Максимов 1859].

Многие из крестьян не являются на сходки без уважительных причин. Ограждая только свое достояние и немного свою личность, здешний крестьянин мало заботится об интересах целого общества. При сборе на сходе нередко можно услышать от него: «Да стоит ли ходить-то, вязаться изо всяких пустяков».

Серьезных рассуждений на сходе об общественных делах бывает мало, а больше стараются о том, как бы только с рук долой. Часто, узнавши предварительно о предмете, который будет передан на обсуждение сходчиков, крестьяне мнения свои составляют где-нибудь вне сборища. Сход мало придает значения своим определениям потому, что крестьяне привыкли видеть на деле, что по общественным предметам осуществились не их постановления, а распоряжения начальства, под попечительством которого досель находились они; поэтому крестьяне не дорожили своими решениями, а полагали, что дело-то и без их мужицкого мнения обойдется. А что дела обсуждались худо, случаев и примеров можно найти много: сегодня постановили такой приговор, а на другой сход по тому же вопросу — новый, а попроси еще изменить приговор — опять будет новый.

Надо сказать, приговоры продавались за водку. Впрочем, это водится везде и ныне. В официальных циркулярах поставлялось на вид, что приговоры мирские составлялись зачастую в кабаках или же подписи отбирались по домам. И теперь это далеко еще не вывелось. Водка всегда поставлялась освобожденным или вообще удостоившимся получить от схода какое-либо удовлетворение. Желание как бы сорвать имелось в виду на первом плане. Этого сходчики лишались только в некоторых случаях, например когда составлялось определение схода при лице начальника или в пользу лица, не зависевшего от них. Но и в первом случае часто расчет на выпивку не упускался: заложенное слово вознаграждалось после схода [Иванов]. Такая выпивка на сходе на Терском берегу называется куим. Кто берет от общества в оброчное содержание какую-либо статью: сенокос, озеро, реку и проч., тот должен дать обществу куим — полведра, ведро и более водки, смотря по составу общества и важности статьи; кто просит приговора от общества о дозволении открыть в селении питейное заведение или просит увольнительного или приемного приговора, тот также ставит куим, если тот, кого, как, например, сельского старосту или как волостного старшину, усчитывает общество или десятидомные, даст куим, тогда всякая неправильно собранная и не записанная на приход денежная статья не считается неправильною и не заносится по книгам, а неправильно израсходованные деньги признаются правильным расходом. Тут сейчас и приговор составят, и весь учет продолжается, пока пьют куим. Но не дай куима, и правильную статью сочтут за неправильную; если же найдут простую ошибку — беда; итак, без куима, как в других случаях без липок, вы ничего не сделаете с мужичком: слова куим и липки — это какие-то магические слова, какой-то талисман, перед которым склоняется все и исполняется как бы по щучьему велению. Лица непьющие или такие, которые не пойдут за даровой чаркой, на Терском берегу составляют исключение, и их едва ли найдется десять на сто, а остальные почти все льнут к водке, как мухи к меду. Крестьянин, заслышав, что там-то пьют куим, если того же общества, оставляет все свое, даже и важные, занятия, бежит в собрание, чтобы не пропала и его доля выпивки. Замечательно, что чем мужик там беднее, чем он более нуждается в насущном куске хлеба, чем он более лишен средств выпить собственную трудовую чарку водки, тем он требовательнее к куиму или липкам, тем он находчивее в изобретении к ним предлога [АГВ 1868: № 53].

Жарких и дельных прений на сходах, как мы сказали, почти вовсе не бывает, потому что многие остерегаются попасть в выскочки, на которых скорее наложат тяжелую службу. Мнение подают вдруг общее, либо сначала большинство, а потом меньшинство несогласных, которые молчат, пока не услышат решения большинства. Впрочем, крестьянин охотно уступает мнению большинства [Иванов]. В других местах порядок таков. О предмете сходки объявляет главное лицо и, если это будет сельский старшина, — объявивши, спрашивает: «Ну как, ребята, думаете?» Такой вопрос выходит из уст старосты в каждую сходку. После вопроса начинают рассуждать, преимущественно пожилые, а не старики, которых удерживают словами: «В ваше время так было, а теперь не то». При обсуждении вопроса порядка не соблюдают, а говорят первоначально все, разделившись по партиям; потом, когда порассудят между собой, начнут высказываться. Прежде высказывает свое мнение та партия, в которой побогаче, а вместе с тем и побойчее мужички. Не успеет эта окончить, говорит свое мнение другая партия, третья и т. д., и в результате на первый раз не выйдет ничего. Снова староста задаст вопрос: «Ну что, ребята, как порешили?» Вторично приступают к решению — и опять по партиям. После этого дело так или иначе решается, и обыкновенно — по желанию богачей [АГВ 1865: № 42-46].

Из стариков, которые имели бы голос как бы за двух, бывает мало и только почетные односельцы. Более уважается голос богачей. При словах первого богача, всегда пускаемых серьезно и впопад, сход обращается в слух и внимание: мало-помалу слышится шепот и разговор, а далее со словами уважаемого соглашается сходка и подписывает приговор. Сколько оттого, что люди победнее находятся под зависимым влиянием богатого, а столько и оттого, что негордые поселяне привыкли отдавать предпочтение богатым людям и ставить их выше себя умом, богачу удается брать перевес везде. Даже в службе по выборам богач не будет служить, если сам не захочет принять выбора. Тут уже не имеет для крестьян силы и поговорка: беден, да честен, а и богат, да плутоват [Иванов]. Такие влиятельные богачи называются повсеместно мироедами, говорунами и горланами или харлапаями. Впрочем, последними бывают и не особенно богатые люди, а те, которые уже заслужили обществу отбытием рекрутской повинности и общественною службою и которым, следовательно, нечего опасаться попасть в выскочки. Говоруны эти решают вопросы после некоторых споров между собою. При этом каждый говорун защищает своих соседей или налегает на них. В старину голос их был силен, заговорить против них боялись: это значило накликать на себя беду. Да и теперь еще значение и сила их велики [АГВ 1868: № 35]. На Зимнем берегу мироеды и горланы зовутся каяфами. Они-то судят и рядят все дела и решают их, как угодно, кто одинок, беден, не служил по выборам, тот живет так, делает только то, как и что прикажут старики-каяфы. Вот пример из Тулгасского прихода, каким образом решаются дела мироедами. Тулгашане по случаю неурожая хлеба подавали прошение о выдаче из магазина зернового хлеба. Посредник дал резолюцию такую: выдать хлеба только тем из просителей, которые бедные, а богатым не выдавать, так как они хлеба сей год не покупали, а продавали. Объявивши на полном сходе эту резолюцию, староста предложил рассудить. Рассуждали, рассуждали и в результате вышло: не выдавать и бедным, если не дают нам (богачам).

Солдаты вообще не участвуют на сходе, но в Зимней Золотице, как уже говорили, солдату первый голос.

Опороченные по суду и наказанные телесно, а тем более подвергшиеся легчайшим взысканиям никогда не отстранялись от участия на сходе с правом голоса. Только разве в случае важного (по-ихнему) обсуждения, как, например, о платеже путевых издержек за пересыльного однообщественника, прекращался голос человека нехорошего поведения, при укоризне других, что подобные люди наводят тягости обществу. Напротив, в других случаях мнение опороченного принимается сходом, как от человека ходового, напрактикованного. Навряд ли и должностным лицам общественного управления когда-либо приходило в голову не допускать к участию в сходе крестьян, состоящих под следствием и судом по преступлениям, влекущим за собою потерю всех особенных или некоторых прав, или отданных под Надзор полиции и т. п.

Из прежде сказанного видно, что дела на сходах заканчиваются единогласно. Но надо сказать, что такое согласие часто рождается у большинства и меньшинства при немалых беспорядках. Уже то, что если взять в соображение, как Мужики-неучи обходятся между собой по-своему, и то, что Ими же шумихой называется та комната, в которой собирается сходчики и где они судят-рядят, показывает характер схода у крестьян. А когда совещатели об общественных нуждах бывают выпивши, поднимается чистый гвалт, сход обращается в веселую и буйную компанью, и тут всякий ораторствует кто во что горазд, с выкидыванием сальных словечек, которые считаются тогда самыми обыкновенными комплиментами. Присутствие сельского начальства нисколько не стесняет их, потому что у поселян вообще очень мало уважения к облеченным от них властью лицам, служащим по общественному управлению. В такие пьяные сходы бывают случаи, что искусный крикун отвращает сходчиков от сделанного ими определения и заставляет разными угрозами и нелепостями отказаться от него; приговоры рвутся, и писаря едва успевают писать их вновь. Нередко бывает и так, что сход, не придя ни к какому концу, расходится по себе, до другого раза. Между тем подобные коноводы, вследствие потворства их коварству, приобретают своего рода силу и славу между собратиями [Иванов].

Случаи мирских сходов без созыва и ведома сельского начальства нередки. Без приглашения старост и заколачиванъя десятских сходятся для составления жалоб на сельское начальство, и еще более — для просьб о ссудах хлеба, помимо местных властей. Надобно прибавить, что при таких сходбищах бывают и незаконные поборы [Иванов]. В Холмогорском уезде Имецкой волости года два с половиной тому назад производилось интересное следственное дело о подаче крестьянами будто бы ябеднической просьбы г-ну министру государственных имуществ о выдаче в ссуду хлеба с жалобой на управлявшего палатой, местных чиновников и сельских властей. Из него видно, что коноводы разъезжали по селам и собирали сходки, на которых подписывалась жалоба, при этом принимался от каждого подписавшегося взнос в несколько копеек в пользу двигателей дела, сочинителя просьбы, на переписку и отсылку прошения по назначению и проч.

Кроме приведенных уже причин, неустройство сходов зависит от последствий прежного порядка управления. Сельские и волостные начальники, везде большею частью люди неграмотные, не понимавшие своих служебных обязанностей и своего посреднического положения, люди многоответственные, мало имели голоса для пользы крестьян и, в сущности, были не защитниками их, а исполнителями приказаний установленных властей [Иванов].

В заключение этой главы для ближайшего ознакомления с личностью мироеда, эксплуататора во всех отношениях местного населения, и для знакомства с мирскими сходами приводим корреспонденцию из Пинеги, помещенную в [АГВ 1868: № 32], и выдержку из заметки [г-на Костылева]:

Среди нашего небогатого сельского населения есть немало капиталистов, вполне заслуживающих внимания к их образу действий, круг которых довольно значителен. Такой капиталист в одно время банкир и торговец. Он ссужает деньги под верные залоги и за сходные проценты, от 5 до 10 к. в месяц, а когда дозволят обстоятельства, то и в неделю. Он первый двигатель всяких сделок на земледельческие продукты, и в своем околодке с осени еще им устанавливаются цены на масло, сало, мясо, хлеб и т. п. Затем, разъезжая по всему уезду, забирает он все это, большею частию за долг, а то и на чистые денежки. Однако открытой торговли, собственно, тут нет, и даже следов ее нельзя обнаружить при обыске, если бы таковой случился. Мир за него стоит как за нужного, а с другой стороны — как за опасного человека. Но эти качества второстепенны при личной оценке мироеда; с этой точки он является главнейшим образом человеком ловким. Так, узнав, например, о возможности произвести в данном месте дешевую покупку, он является туда как бы случайно, распускает из-под руки слух о том, что цена вообще падает, да и то скупщики действуют вяло, боясь риска, приводит примеры неосторожных, хотя, по-видимому, выгодных для продавца сделок; живет день, два или более в селе, отнюдь не вдаваясь в торг, — словом, ведет себя сообразно с сообщенными сведениями о падении цен. Нуждающиеся крестьяне, напуганные правдоподобным застоем в продаже, спешат сбыть накопленное, так как ждать более удобного времени далеко не всегда позволяют обстоятельства. Этого только и ждал закупщик, который, вдобавок, немало поломается и ограбит продавцов не иначе как с уверением, что только из жалости к ним дает половинную цену. Подобные плутни обнаруживаются нелегко, потому что проверка может производиться чрез таких же скупщиков, общий интерес которых требует, чтоб вера в приведенные выше ложные вести была непоколебима. Эти-то господа ворочают миром и умеют творить расправу с каждым, кто решился бы оказать им хотя бы самый пассивный протест. Для наглядности приведу пример. В деревню В. явился один из капиталистов, которому сейчас же была предложена покупка двухлетней коровы. Продавец, нуждавшийся в деньгах, назначил весьма сходную цену, именно 7 р., покупатель давал только 4 1/2 р.; путем длинного торга дошли до того, что владелец коровы уступал ее за пять с половиною; однако этот полтинник расстроил дело, и недовольный торговец, уходя со двора, злобно заметил: «Ну, ладно!» Действительно, вышло отчасти «ладно», так как предмет торга вскоре был продан на рынке за 11 р. К сожалению, это не было единственным последствием размолвки. Вскоре тот же капиталист очутился в числе составителей списков, которыми должно было быть определено, кому из крестьян можно из благотворительного источника отпускать хлеб по крайне дешевой цене. Когда дошла очередь до крестьянина, прогневавшего сильного мира, то этот последний решительно отказал в признании за несчастным права на поддержку, и все согласились с этим, хотя знали, что подобное право дано не одному, втрое более состоятельному; что же, можно и покривить душою из уважения к богачу. Этого мало; на преследуемого издавна была взвалена обязанность церковного старосты, бесплатная, как водится. Почти со времен отказа совпала болезнь бедняги, священник, зная о ней, обратился к миру с требованием заменить страждущего кем-нибудь другим. Мир, под влиянием злостного богача, отказал и в этом облегчении. Наконец через месяц нашелся сострадательный человек, добровольно поступивший на место больного. С последнего стали требовать 50 к. в уплату принанятому на месяц вместо хворого, который избавился от этого требования только тем, что удалился в лучший мир. Этот грустный факт далеко не исключительный в своем роде. Зато посмотрите, как весел любой сельский мироед, слишком пронырливый, чтобы знать неудачи. Взгляните, как он деятелен: то улаживает дела по сбыту в города приобретенных указанным способом продуктов; то представляет товар в конторы; то отправляет воза в Петербург; то снаряжает судно под чужим именем, — словом, ему всегда Масленица, благодаря Великому посту, какой вечно тянется для простодушных темных крестьян.

Мирской сход, который описан г-ном Костылевым, собран был старостой по случаю окончания срока на владение запасною землею и для отдачи ее вновь в аренду. Уже ранее объяснено было нами, что в каждой деревне, за полным наделом земли по наличным ревизским душам, оставляются полосы, а инде и пожни, на случай если в деревню прибудет новая душа или две, например явится кто-нибудь из служащих в военной службе. До того времени, пока их нет, общество отдает землю тому, кто согласится взять в аренду, на известное число лет, но с тем, что если до истечения срока понадобится эта земля, так беспрекословно отдать бы ее. Поэтому и цену за нее выряжают только за год, а не за все 6-8 лет вдруг.

Вечером по направлению к мирской избе с разных концов деревни тянулись домохозяева небольшими группами. Около самой избы лежало на земле несколько крестьян, разговаривавших между собою. Дело было весной. Сход еще не собрался, хотя сельский староста и арендатор были тут и переходили от одной кучки мужиков к другой потолковать о чем-то... Прошло с полчаса в ожидании; наконец десятские объявили, что все собрались. Староста, переглянувшись с писарем, сидевшим в большом углу у края стола, на котором размещались атрибуты его звания, сказал, чтоб люди заходили в избу. Мужики заходили, кланялись иконам, потом на все четыре стороны, клали свои шапки на полати и воронцы и размещались по лавкам, чинно, соблюдая правило приличия в занятии мест.

Староста сидел возле писаря. Когда все уселись и в избе водворилась тишина, он проговорил во всеуслышание: «Миряне! Срок на владение нашею запасною землею И. П. (настоящим арендатором) сей год кончится; арендные деньги с него получены сполна, как сами знаете: он заявляет, что не прочь снова заарендовать ее; дает ту же цену, что раньше платил. Отдать ли ему по старому или, может, кто хочет торговаться, опричь его? Это дело надо решить сегодня нашим сходом. Решайте же, братцы!» Народ потихоньку заговорил между собою. Все отзывались, что земля хороша и держать ее за собой выгодно; одни даже рассуждали, что настоящий арендатор ее от этой только земли и поправил свое хозяйство.

Нашелся только один соискатель на земле кроме прежнего арендатора, оба они предложили за землю 8 р. без четвертака.

— Тебе, И. П., не обидно бы и уступить землю-то; ты пользовался уже ею; нешто годов с полсотню будет, как она за тобой, — говорил Михайло, стоявший у стола рядом с арендатором, крестьянином лет под 60, в синем кафтане, подпоясанном красным парусным кушаком.

— Это дело такое, — возражал И. П., — кто больше дал, за тем и земля, а за ту цену, которую мы оба даем поровну, полагаю, сход не вправе передать ее от меня тебе. Надбавляй и тогда увидишь чья; Бог на помочь.

С той и с другой стороны надбавлено по четвертаку; дело остановилось на 8 р., цене небывалой до сего времени.

— Ну что же стали, господа? Михайло! Очередь за тобой, — сказал староста.

— Я не могу больше дать, — ответил Михайло.

— И я тоже, — проговорил И. П., — и так много нагонили, хоть все бросай, да жаль земли, потому своими трудами ныне задобрена порядком.

Минуты две длилось молчание. Торгующие отошли от стола.

— За кем же, миряне, думаете оставить землю, — громко сказал староста. — И. П. и Михайло стоят в одной цене, по 8 р. в год, ни тот ни другой не хотят надбавить; вы знаете, оба они люди хорошие. Решайте же!

Пока староста говорил, между массой разносились слова: «И. П. ведро ставит, ему надо отдать».

— Что же, Михайло, отступайся, — заговорили с заднего угла. — Пусть уже будет за И. П. А ты, И. П., не пожалей, набрось четвертачок, и дело с концом!

Арендатор наддал четвертак; писарь принялся за условие, а староста вышел из-за стола, чтоб сказать, что сход еще не кончен. Надобно было нарезать сенокосную землю на пороза.

В некоторых деревнях есть обычай за содержание производителя породы рогатого скота выделять количество сенокос" ной земли, равное количеству, выделяемому для одной ревизской души.

Явилось два претендента, хозяева порозов и, как видно было, оба мужики состоятельные. Около того и другого народ толпился кучками.

— А что, братцы! — говорил первый хозяин. — Трех четвертей ведь за глаза.

— Полно, Михей, Петр уж ставит ведро!

— Ведра-то многовато; ну да что делать, и я ставлю ведро!

Михей и Петр больше не ставили и заявили старосте, что они желают воспользоваться сеном на пороза.

— Двоим, братцы, вырезывать не водилось, сами знаете — спросите у схода: которому из вас он нарежет, — сказал староста.

Михей посмышленее Петра, уже распустил чрез своих, что он не ведро ставит, а пять четвертей.

— У Михея бык здоровый, да и смирный, ростом большой, да и годов-то ему больше, чем Петровому. У Петра бык молод, да и прыток не в силу. Петр на следующее лето может взять на него, — как угорелые, перебивая один другого, затараторили пять-шесть мужиков харлапаев.

— Ну Михею, так Михею, — утвердительно проговорил староста. — Это порешено, и все, слава Богу. Давай-ко подпишем условие, И. П., — обратился он к писарю. — Подходите, добрые люди, кто грамотной, рукоприкладствовать.

В это время на улице уже стояли три мужика, с лагунами на руках.

Мужики вскоре высыпали на двор. В избе осталось человек пятнадцать: писарь, староста, те мужики, которые изо всех кричали Михеева пороза, И. П., Михайло, Михей и некоторые другие, осанистые.

— Братцы, братцы, мы сюда, — голосил десятский, державший в руках четвертную бутыль, указывая на муравку около огорода тянувшейся за ним толпе мужиков в числе десяти.

После выпивки десятский объяснил автору статьи:

— Вы спрашиваете: ужели таковы наши сходы, как сегодняшний? Да, таковы. Сегодняшний сход еще сход хороший. Вам известно, что у нас ни один сход не обходится без водки, выбираем ли старшину, голову, казначея, церковных: старосту, сторожа, — словом, со всех и всегда пьем водку; без нее сход не сход. Народ шумит до того, пока не покажут ему бутыль... Нередко случается, что и двойную водку пьем на одном сходе. Бывает так, что когда выпьют понемногу и завздорят между собою, не разбирая, кто старшина, кто староста, — завздорят, да и «бац» должностному-то лицу. Ну вот в этом-то разе уже без водки нельзя. Закон не велит обидеть сельских властей. Потом, спрашивается, куда мы деньги, выручаемые так, как сегодня, деваем? А также пропиваем, хотя и не тотчас, а к Новому году. Получаемые с запасной земли и с других оброчных статей, никуда не записанные и числящиеся собственно достоянием нашим, деньги составляют наш захребетный и мирской капитал. Деревне нельзя быть без денег46. Всяко случается: иногда деревня хлопочет, а иногда и на деревне беда. Недавно у нас была такая штука; большой водой привалило к нам на луг двух утопленников. Следствие наехало: того подергивают, другого подергивают: общество ставь караул и жди, пока лекари не освидетельствуют. Дело было весной, дороги не совсем были исправны, когда приедут лекари! Говорили нам старики, когда караул неожиданно сняли, приказав тела утопленников земле предать, что тут много захребетный помог, но кто их знает. Они заправляют, им и книги в руки. Эти арендные деньги также хранятся у них, ни для кого неведомо из нас, молодых. Мы, правду сказать, из этого знаем только, что на те деньги бывают попойки при перемене старост, сотских и при казенных сходах к Новому году. Всех захребетных денег в капитал собирается рублей до десятка в год в нашей деревне; выпиваем же водки никак не меньше ведр 8-10.




46 Захребетные суммы существуют и при церквях. Эти негласные, нигде не записанные деньги скопляются от разных церковных сумм. Расходуются же они при отсылке духовных росписей, метрических книг и в других экстренных случаях. Несмотря на неоднократные предписания приписать их к наличным деньгам, захребетные суммы все-таки остаются при церквах.

<< Назад   Вперёд>>