6. Тяжелый день
18/31 декабря
В 7 часов утра — 3°, тихо, солнечно.

Редкий артиллерийский огонь около батареи литера Б и правее.

Сообщают, что кроме пожара в арсенале вчера взорвался пороховой погреб около пивного завода Ноюкса, за бухтой Лун-хе; там, кроме пороха, погибли и снаряды. В арсенале погибли китайские маузеровские (или манлихеровские) патроны и снаряды.

Вчера сильно обстреляли «Севастополь»; утром бомбардировали мелкими снарядами Новый город, но не слыхать ни про человеческие жертвы, ни про особые разрушения.

Слух будто 15-го числа было морское сражение.

9 часов 40 минут утра. Пошел в Новый город горной дорогой — через Соборную гору и овраг с резервуарами-водоемами, мимо штаба полковника Семенова; эту дорогу я нашел в последнее время более интересной, так как с нее видно больше морского горизонта, чем с нижней дороги, и хотелось бы скорее увидать суда Балтийской эскадры... Кроме того, морская даль действовала всегда успокаивающе на нервы в противовес тесному кольцу обложения с суши; шествуя этой дорогой, забывал об осаде, любовался красивым видом.

Не успел еще дойти до штаба полковника Семенова, как вдруг совсем близко в воздухе тиукнула неприятельская шрапнель. Пошел поближе вдоль домов, чтобы не получить шальную пулю. Другая, третья... Что это такое?

Но только что минул я штаб, как вдруг открылась адская бомбардировка всех батарей Северного фронта левого фланга. Вынул часы, посмотрел — ровно 9. Заговорили и наши орудия, зарокотало также на правом фланге.

Мелькнул вопрос: что нам грядущий день готовит?

Начался ужасный хаос звуков, сливающийся в непрерывную, отвратительную, леденящую какофонию; выстрелы наших орудий, дальше выстрелы неприятельских, шипение, вой и взрывы бомб, таканье шрапнели, жужжание на разные лады осколков... Только что повернул за угол — дорога вела еще с полверсты вдоль батарей по открытому месту, так как тут нет домов, за которыми находишь хотя бы некоторое прикрытие.

Вновь испытал то же самое чувство, как 27 января во время первой бомбардировки — во всем теле почувствовал холод. Но тогда подавляли звуковые эффекты и некоторые взрывающееся вдали снаряды, а сейчас снаряды рвались тут же, вблизи, на батареях и перелетные, шрапнель фукала почти над головой, а осколки то и дело шуршали и жужжали через дорогу по всем направлениям и падали, подымая пыль, то там, то сям. Бежать ото всего этого вниз, без дороги, по круче и рытвинам не хотелось, так как в этом не было смысла — опасность была всюду одинаковая. Прошел спокойно по дороге, сознавая, что в любой миг могут быть покончены все расчеты с жизнью; с этой мыслью пришлось мириться ежедневно, начиная с 25 июля, и она уже не вызывала новых чувств. «От судьбы не уйдешь» — это поддерживало некоторую бодрость. Пока шел вдоль батарей и видел все, что творится, не было так жутко, как тогда, когда дорога повернула в город и пришлось идти спиной к батареям. Думаешь — вот-вот хватит тебя сзади кусок чугуна или стали и изуродует или положит на месте, а то шрапнельная пуля пронижет череп... В это время невольно пощупал шапку и убедился... что она не может защитить. Казалось, что прошло много времени, пока я вышел из сферы огня; вздохнул свободно лишь тогда, когда дошел до цели и сел за свой стол.

Бомбардировка продолжается с той же силой.

Здесь П. А. говорит мне, будто катера и миноносцы стоят под парами, чтобы встретить Балтийскую эскадру, и что сегодня, наверное, будут штурмовать район батареи литера Б, на правом фланге.

«Бобр» все еще дымится. Удивляешься, что могло там гореть так долго; говорят — краска, остатки смазочных жиров и уголь.

До сей поры забыл отметить, что во время каждой сильной бомбардировки борется во мне — думаю, также и в других, — уверенность, что уцелею, с сомнением — работаешь, записываешь все, что видишь и узнаешь, а вдруг... что-то такое, еще не испытанное: тупой ли удар, жгучая ли боль, или тебя раздерет на клочья и... все кончено. Вероятность эта становится с каждым днем больше и больше, но и привыкаешь к ней, сам того не замечая.

10 часов 16 минут. Канонада на батареях сильно поредела, но слышны взрывы снарядов в городе.

10 часов 44 минуты. Снова наступило сравнительное затишье — пушки грохочут изредка.

11 часов 17 минут. Бомбардировка батарей левого фланга будто совсем прекратилась. Зато на правом фланге, по направлению Курганной батареи слышен рокот орудий и непрерывный ружейный и пулеметный трескоток291.

Электрическая и Крестовая мортирные батареи, которые отсюда хорошо видны, стреляют усердно.

11 часов 30 минут. Наступило почти полное затишье, редко где то вдали грохнет орудие.

К. принес известие, будто в 9 часов японцы взорвали бруствер укрепления № 3, при этом будто детонировали наши фугасы или минные галереи; погиб весь гарнизон укрепления, спаслось всего 8 человек, и те ранены...

В то же время японцы сильно бомбардировали Перепелочную батарею 11-дюймовыми снарядами; на ней в половине десятого взорвался пороховой погреб и она замолчала.

Сейчас будто штурмуют Курганную батарею.

Это известие произвело на всех тяжелое впечатление: брешь в первой линии обороны, образовавшаяся после падения форта III, становится шире; в этом районе остается лишь вторая и третья линии обороны.

Полковники Ирман и Третьяков говорят, что можно еще и в таком случае держаться и что это еще не значит, что японцы уже взяли крепость.

В редакции «Нового края» не получено никаких точных о положении дел. Там показали мне присланный В. Ж-ко некролог генерала Кондратенко, возмутительный по своей тенденции; это скорее дифирамб генералу Стесселю, чем некролог нашего славного начальника обороны. Из этого «некролога» вытекает, что если и Кондратенко заслужил лавры героя, то только благодаря ближайшему руководству им со стороны генерала Стесселя... До чего может дойти искусство подслуживанья!

Решил отправиться в Морской госпиталь, навестить М.Л. Делакура. Иду по улице вниз, гляжу — то тут, то там так и блестят свежие мелкие осколки. На тротуаре городского управления несколько таких осколков. Спрашиваю сторожа, когда стреляли сюда. Говорит, что совсем недавно, должно быть, в то время, как я пробирался обедать.

З. увидал меня и кричит мне издалека, чтобы я не шел в Старый город, так как дорога сильно обстреливается шрапнелью. Сказал ему, что иду совсем в другую сторону.

На базарной площади и около казарм всюду видны осколки от мелких снарядов. Набрал было горсть более интересных, но потом бросил — ну их!

Михаила Львовича сегодня вновь оперировали; его только что принесли из операционной и нужно было не давать ему заснуть, пока не пройдут пары хлороформа. К нему пришел еще гость — капитан 2 ранга князь Кекаутов; и товарищи по палате старались не давать ему уснуть. Он больше того огорчался тем, что ему не давали и курить. Шутит, что теперь у него останется большая экономия — не придется покупать обуви, потому что не на что ее надевать (у него ампутированы обе ноги) и жалуется, что у левой ноги часто чешется пятка, а ее нету292.

В 2 часа отправился обратно на занятия. Полюбовался красиво-страшным зрелищем бомбардировки. Снаряды рвутся недалеко от наших батарей, но попадания не видать; батареи стреляют почти беспрерывно. Японцы особенно стараются потушить Моллеровскую мортирную на Обелисковой горе, но батарея хорошо установлена за кряжем — недолеты ударяются в гору со стороны неприятеля, а перелеты попадают в ложбину между батареей и коммуной Ч. Мортиры на батарее то и дело изрыгают белые столбы дыму — посылают свои 9-дюймовые бомбы неприятелю. По направлению Курганной батареи слышны порой пулеметы и ружейный трескоток, но ненадолго — не настоящий штурмовой огонь.

Стреляют и наши береговые батареи от Суворовской до Крестовой. Неприятельские снаряды рвутся на всех возвышенностях, где только поставлены орудия. Под Золотой горой вновь что-то загорелось.

Позанимался около часу времени. Вдруг — крах! — сильный взрыв совсем близко, гляжу — не пробьют ли вновь осколки изрешеченные стены нашего дома293 — но нет. Оказывается, что снаряд попал в скалу шагах в 20 за домом. Успокаиваю себя тем, что это случайный перелет. Прошло несколько минут и снова — крах! Но на этот раз под самым окном леса, еще не снятые потому, что дом еще не достроен, повалились, поднялась пыль, что-то посыпалось и забарабанило по окнам. Гляжу — которая из стен повалится на меня, чтобы попытаться спастись. Ничего не повалилось, но слышу, что все жители дома быстро выбегают из дому. Инстинктивно схватываю пальто и шапку, бегу вниз по лестнице и — бегом за прочими, убегающими из сферы огня.

— Нас бомбардируют 11-дюймовками! Куда деваться? — кричит мне заведующий книжным магазином «Нового края», переведенным в дом Бурхановского.

— Убраться пока из сферы огня! — кричу ему и бегу к дому Левтеева, хотя пробитому снарядом, но солидной постройки. Он пошел обратно в дом. В это время раздается вой снаряда. Оглянулся по направлению звука и вижу что-то черное, совершенно круглое падает на скалу, через которую только что пробежал, впереди дома Бурхановского. Зная, что при взрыве все осколки должны полететь вперед, то есть вдогонку мне, напряг все усилия, чтобы скрыться от них за угол дома Левтеева. Взрыва не последовало, а что-то прошуршало сзади мимо меня, обсыпав меня известковым мусором, что-то ударилось в противоположный домик, бывший перевязочный пункт или околоток, там затрещало, а далее раздался взрыв. Кучка сбежавшихся за угол дома Левтеева людей уцелела.

Не мог сразу отдышаться и разобраться в мыслях, как это все случилось — почему мне ничего не сделалось, когда 11-дюймовый снаряд обломал леса у дома греков Корфиаса и Мавро-мараса, что такое круглое там упало, когда ныне уже круглыми бомбами не стреляют и как это меня обсыпало только известковым мусором. Приходько, не успевший войти в дом в то время, как раздался вой снаряда, видел, как 11-дюймовый снаряд упал на ребро скалы боком294, полетел рикошетом за мной, обсыпал меня известкой с ограды дома Левтеева, которую он задел, затем пробил дальше домик и взорвался в яме за ним, среди сложенного камня. Снаряд под окном, обломавший леса, ушел, не взорвавшись, в землю.

Куда же пойти, чтоб чувствовать себя вне опасности, чтоб немного отдохнуть? Район морских госпиталей в данную минуту вне опасности, но туда далеко, и могут перенести огонь и туда.

Пошел в госпиталь № 10. Если дойду, думаю себе, то там передохну. Дошел, хотя перелетные снаряды рвались по направлению госпиталя на склоне горы. Когда зашел в палаты, то бодрый вид раненых солдат сразу успокоил меня.

— Ну что, — спрашивают они, — японцы не прорываются нигде?

Говорю, что нет.

— Где им! То-то они осерчали. Они только и знают, как бомбардировать — благо снарядов у них вдоволь. Нас этим не удивишь!..

Когда я вышел из госпиталя, было уже 4 часа 10 минут, по батареям лишь редкий грохот орудий295. К 5 часам стрельба почти совершенно стихла.

По пути в Старый город встретил прапорщика запаса флота Курилова, командующего морскими орудиями на Соборной горе. Говорит, что ему хорошо было видно, как японцы штурмовали сегодня Курганную батарею, три раза они пытались завладеть батареей, но отброшены и устлали все подступы своими трупами. Видел даже лихость выскакивавших вперед японских офицеров и как они возвращались к своим командам, не желавшим выходить из-под прикрытия под смертоносный огонь, и как офицеры эти били шашками своих солдат. Но кто выскочит, того скашивали пули и снаряды.

5 часов 30 минут вечера. По старому городу стреляли сегодня только мелкими снарядами, но почти целый день; по порту и Золотой горе стреляли и 11-дюймовыми, а дорогу обстреливали целый день мелкими снарядами и шрапнелью. Но не слышно, чтобы были человеческие жертвы.

Сообщают, что укрепление № 3 не сдано и не взорвано, но только отрезано, в нем будто около 400 человек гарнизона.

Будто сегодня в порту отслужили молебен по поводу того, что Балтийская эскадра вышла сюда из Владивостока.

Будто японцы по случаю того, что завтра у них Новый год, попытались завладеть сегодня крепостью, но когда это не удалось, они просили не стрелять по ним два дня. За это они обещают и нам дать 2 дня праздника. Будто даже приглашали генерала Стесселя в гости на праздник в город Дальний...

6 часов вечера. Минут 20–25 был слышен по направлению форта III, Скалистого кряжа и Заредутной батареи довольно сильный штурмовой огонь. Затем он перешел в обычную перестрелку.

Говорят, что японцы сегодня так сильно бомбардировали район Курганной батареи и укрепления № 3, что порой все было окутано дымом от рвущихся снарядов.

9 часов 35 минут вечера. Узнал, что укрепление № 3 сдано. Взрыв был ужасен, склады наших бомбочек, пироксилина и прочего детонировали, завалили выходы из казематов. Комендант укрепления штабс-капитан Спредов кинулся с командой человек в 200 подземным ходом, чтобы не дать японцам занять воронку на бруствере и чтобы отбить ожидаемый штурм на образовавшуюся брешь, но в это время последовали новые взрывы (детонации) и все храбрецы нашли свою могилу в подземной патерне, которая обвалилась. Остальной гарнизон завален в каземате, много там убитых и раненых. Только двоим офицерам, унтер-офицеру — саперу Симонову и нескольким нижним чинам удалось выбраться через окошко каземата и пробраться через сильно обстреливаемую ложбину к своим на Курганную; человек 40 или 60 уцелевших попали в плен. Японцы залегли на укреплении и не давали возможности пододвинуть резерва296. На укреплении будто уцелел телефон, и когда оттуда сообщили генералу Стесселю, что выход отрезан, то он приказал уцелевшим людям сдаться в плен. Выкинули белый флаг. В шестом часу японцы штурмовали Скалистый кряж, но отбиты.

Кто-то принес известие с позиции, будто сегодня между генералом Фоком и полковником Мехмандаровым произошел серьезный спор. Фок уверял, что крепость уже не может держаться, а Мехмандаров доказывал, что падение отдельных укреплений пока не означает, что уже пришел конец крепости, что на второй линии обороны можно еще держаться.

На позициях редкая перестрелка. Темно. По направлению форта III или Скалистого кряжа видны какие-то красные фонари. Говорят, что они указывают нашим санитарам, где перевязочные пункты.

Чувствую сильное утомление, поэтому ложусь сейчас спать.


291 «Трескоток» — выражение, употребляемое в Сибири. Автор того мнения, что это выражение в данном случае является самым характерным, точным.

292 Явление довольно обычное при ампутированных конечностях; первое время известный нерв передает мозговому центру привычное чувство.

293 Один осколок весом менее фунта пробил до этого наружную и внутреннюю кирпичные стены и застрял среди кирпичей третьей стены довольно глубоко.

294 Поэтому-то я видел лишь что-то круглое — дно снаряда в мою сторону. Таким падением объясняется и рикошет вдогонку мне.

295 Привожу здесь целиком записи из дневника за этот особенно тяжелый день для того, чтобы показать разницу в том, что на самом деле мы испытывали в это время и какие ужасы описывались теми, которые сами не были в этот день под огнем.

296 Позднее сообщили мне, будто генерал Горбатовский был в момент взрыва в импани под скалистым гребнем за Китайским городом, куда его вызвал генерал Фок для обсуждения положения. Когда последовал взрыв, Горбатовский моментально схватил папаху и побежал обратно к фронту, чтобы сделать необходимые распоряжения, чтобы видеть, что и как там дела. Генерал Фок усмехнулся презрительно: — Молодой генерал хочет отличиться? Не дам же я ему проливать кровь из-за какого-то укрепления. Пошел к телефону и отдал приказание отступить из укрепления и с ближайшего соседства с ним... не имея никаких сведений о том, удачен или неудачен этот взрыв для японцев и необходимо ли отступить. Находясь на расстоянии более версты от места взрыва, притом за горой, генерал Фок не мог решить этого вопроса.

<< Назад   Вперёд>>