Период Московский

I. Судебные власти

   В Московском государстве органы судебной власти могут быть разделены на государственные, сословные и частные.



   Государственные органы центральные— составляют: а) сам великий князь и царь. В первую эпоху московского периода (до XVI в.) великому князю принадлежит судебная власть по преимуществу: всякий суд может быть произведен им или непосредственно, или указан по докладу от судов низших. Затем непосредственная судебная деятельность великого князя ограничивается судом над лицами, получившими привилегию на то, и судом над высшими служилыми людьми, начиная отчина стольника. В XVII в. уже законом было определено наказание за обращение к суду царя помимо низших инстанций, б) Сначала великий князь всегда судил вместе со своими боярами, но уже в XV в. судебная компетенция Боярской думы становится самостоятельной: судебники отличают суд великого князя от суда бояр; дела могли переходить от этого последнего суда на усмотрение великого князя и детей его (о судебной власти Боярской думы см. с. 210). в) Судебная власть приказов. Все приказы, хотя и чисто административные, обладали и судебной властью, каждый в сфере своего ведомства. Но были и собственно судебные приказы, а именно для суда над служилыми людьми, так называемые «судные приказы»: Московский, Владимирский, Дмитровский, Рязанский и Новгородский; для суда над тяглыми людьми – «четвертные приказы». Сверх того, ведомство приказов Земского, Разбойного, Холопьего и Поместного было преимущественно судебное (см. выше с. 229–230). Областная судебная власть принадлежала провинциальным правителям, как их главная функция. Так, наместники и волостели обладали или полной судебной властью, или неполной, чем и отличались наместники с судом боярским от наместников без суда боярского: первые могли решать высшие уголовные дела и некоторые дела о холопстве окончательно, вторые нет. После замены наместников губными и земскими учреждениями (в XVI в.), уголовно-судебная власть первых постепенно перешла к губным (сначала по делам о разбое, а потом и по прочим преступлениям, кроме политических); к земским перешла и гражданская судебная власть (кроме дел вотчинных и поместных).

   Судебная власть воевод (в XVII в.) различается, смотря по тому, находятся ли при них дьяки или нет: в 1-м случае они в гражданских делах судят иски на всякую сумму (а по Котошихину, до 10 тысяч руб.); во 2-м – судят иски только до 20 руб. и не судят дел вотчинных, поместных и холопьих. В уголовных делах только воеводы более или менее отдаленных областей могли казнить смертью без доклада.

   Когда в XVII в. земские учреждения опять разложились почти повсеместно на общинные, то судебная власть первых перешла ко вторым с некоторым сокращением компетенции, совершенно одинаковой в городских и волостных судах. О последних Котошихин пишет так: «А в царских черных волостях… учинены судейки, человек с 10 (каждой волости) – выборные люди, тех же волостей крестьяне и судятся меж себя по царским грамотам и без грамот, кроме уголовных и разбойных дел» (XI, I).



   Сословные суды. В Московском государстве, при отсутствии сословий, характер сословного суда применяется единственно к судам духовным. От этого понятия надо отличать суды «церковные», власть которых простиралась по известным родам дел на все население, хотя органы духовного и церковного суда большей частью были те же. Лица, на которых простирается духовно-судебная власть, перечисляются в древних церковных уставах и в судебниках. Сюда относились, кроме духовенства, увечные, получившие чудесное исцеление, вдовы, питающиеся от церкви Божией. Центральной судебной властью церкви был митрополит, а потом (с 1588 г.) патриарх, окруженный, подобно царю, своими боярами. Впоследствии (XVII в.) организуются учреждения: «Патриарший двор или Разряд», «Тиунская изба» или «Приказ церковных дел» (первый может быть более отнесен к сословным учреждениям, второй – к церковным); но компетенция последнего, кажется, ограничивается пределами московской епархии.

   Подобные же учреждения были и в каждой епархии при местном епископе; по постановлению соборов (стоглавого и собора 1667 г.), при архиереях должны быть два судебные учреждения (приказа): одно из лиц духовных, другое из архиерейских бояр; первое ведает церковный суд, второе – суд сословно-духовный, т. е. суд над лицами духовными по делам общим. При этом главная судебная власть остается в руках архиереев, к которым идет доклад (Стоглав, гл. 68). Местная церковная судебная власть распределяется по частям епархии – десятинам, из которых в каждой суд ведал десятильник — лицо светское (должность, образовавшаяся из чиновников, посылаемых для сбора десятины); права власти его скопированы с государственно-наместничьего управления. В монастырях судебная власть принадлежит «черному собору» и специально «судебному старцу».

   Многие из прочих классов общества подчинялись специальной судебной власти; но так как они не были сословиями, то судебная власть в них может быть названа профессиональной: таковые были суды голов стрелецких, казачьих и мн. др., компетенция которых ограничивалась гражданскими исками и низшими уголовными делами (Ук. кн. зем. прик., ст. III).



   Вотчинный суд. Виды вотчинного суда соответствуют разрядам владельцев вотчин. А именно: а) дворцовый суд для суда над крестьянами дворцовых вотчин; центральный орган его – Большой дворец в Москве; в селах и волостях судили посельские и приказчики (Котошихин XI, 1). б) Вотчинный суд монастырей и др. церковных учреждений ведается патриаршим дворцом в Москве, местными епископскими дворами в епархиях и монастырскими судебными властями, а в селах тиунами и приказчиками, в) Суд светских владельцев (Котошихин XI, 3) в больших вотчинах составляет также сложное учреждение, в которое входят «приказ» при особе боярина в Москве, главные приказчики для целого ряда вотчин одного боярина в известной местности и «вотчинная съезжая изба» и приказчики в отдельных вотчинах. Местные вотчинные судьи получают наказы, во всем сходные с наказами царским воеводам; в них круг власти определяется точно. Между этими органами вотчинного суда во всех разрядах его существуют инстанционные отношения (перенос дел по апелляции и по докладу). Пределы власти вотчинного суда ограничиваются исками и решением низших уголовных дел: именно, по Котошихину, дворцовый суд ведает, кроме «уголовных и разбойных, и татинных и пожегных дел», вотчинно-церковный суд – «кроме разбойных и иных великих уголовных дел», суд вотчинников светских – «кроме разбойных и иных воровских дел» (XI, 1–3). Круг лиц, подлежащих вотчинному суду, ограничивается людьми, зависящими от вотчинника; если иногда приказчики бояр судят и пытают церковных людей (дьячков), то это – злоупотребление. В вотчинах были свои тюрьмы и колоды. Основания вотчинно-судебной власти в Московском государстве суть не вполне частные, но частно-государственные: право суда приобретается по частным сделкам (вместе с приобретением вотчин), но суд отправляется в государственных интересах; сначала государство определяет в жалованных грамотах пределы вотчинного суда и самое право суда дает только тем, кому дана грамота; затем, когда утверждается общая норма этого суда для всех владельцев, регулирует его, именно участвует в назначении судей: архиерейские бояре назначаются с согласия государя; в вотчинах вводятся губные и земские учреждения (что, впрочем, при ином ходе права, могло усилить власть вотчинного суда; см. выше ст. 239).

   Иногда право частного (не вотчинного) суда непосредственно исходит от государства: таков, например, суд откупщиков. В одной жалобе царю XVII в. читаем: «Во 133 году откупили мы, холопы твои, на 134 год (1626) в Нижнем Новгороде у воеводы Ивана Дмитриевича Плещеева, да у дядька Семена Собакина кабацкой и зерновой и картовой и всякой кабацкой суд» (т. е. суд об игре в зернь и в карты и вообще суд по делам, возникающим в кабаках)… Но земский староста Нижнего Новгорода «всякой кабацкой и зерновой и картовой суд отнял и судити нам, холопям твоим, не велел…» и т. д. (челобитная 26 нижегородских стрельцов-откупщиков, 1627 г. июля 9 – Рус. ист. библ. Т. II, № 223).



   Участие населения в суде. Как в судах государственных (провинциальных), так и в сословных и вотчинных суд производится при участии местного населения, именно выборных правителей общин – соцких и старост и судных мужей (до XVI в.) или целовальников (с XVI в.). Судные мужи – это лучшие или «добрые люди», представлявшие население не по выбору, а по положению своему в местном обществе, в неопределенном числе (Белоз. уст. гр., ст. 19; Суд. 1-й., ст. 38): это остаток древнего участия в суде целой общины. С половины XVI в. институт судных мужей переходит в учреждение целовальников, т. е. лиц, специально выбранных для суда и целовавших крест; число их в каждой волости и посаде не определено законом. В вотчинноцерковных судах к составу судных мужей присоединялся местный священник (А. А. Э., 1, № 258); в вотчинно-светских судах избираются населением крестьяне «добрые, разумные, правдивые»; на них присылается боярину «выбор за поповою рукою». В церковно-сословных судах судными мужами были поповские старосты и десятские священники (Стоглав, гл. 68). Следует, однако, иметь в виду, что существование судных мужей и целовальников не отстранило вполне участия целых общин в деле суда; при одном случае суда, когда приказчик боярина Морозова жестоко пытал обвиняемую женщину, то за нее «миром вступилися» и клеветник-обвинитель признался «при выборных, при целовальниках и при всем мире» (Забелин. «Большой боярин»). Участие населения в суде признано необходимым сначала по обычаю, потом по закону в местных грамотах (Белоз. уст. гр., ст. 19; «наместником и тиуном без добрых людей не судити суд») и Судебниках (Суд. 1-й, ст. 38; Суд. ц., 62). Роль судных мужей и целовальников определяется следующими чертами: они удостоверяют (при докладе), что суд действительно был и именно такой, как записано в судном списке (Суд. ц., 62), отстраняют взяточничество и пристрастие на суде (Важск. уст. гр.), определяют меры пресечения средств обвиняемому уклоняться от суда, т. е. могут заменить арест порукой (Суд. ц., 70 и 72) и, несомненно, участвуют в решении вопроса о праве, как знатоки местного обычного права[200].



   Инстанции. В начале московского периода инстанционных отношений между органами суда не заметно, так как единый источник судебной власти – великий князь – лишь делегировал на время свое право суда другим лицам[201]. В XV в., при системе кормления, слагаются две инстанции: провинциальный суд наместников и волостей и центральный суд – бояр и великого князя. В XVII в. можно различить три инстанции: суды провинциальные, приказы и Боярскую думу. Впрочем, этот порядок далеко не может быть признан правильным: многие приказы судили в качестве первой инстанции, например, земский приказ для города Москвы. С другой стороны, губные и земские власти, а также воеводы более важных и отдаленных городов получали право безапелляционного суда. Дела могли переходить из низших в высшие инстанции по докладу (Суд. 1-й, ст. 16) и по жалобе, что называлось «пересуд». (Суд. 1-й, ст. 64 и Суд. ц., ст. 51). Апелляция каждый раз являлась жалобой в умышленном неправосудии и имела вид суда с судьей, хотя закон знает уже и возможность добросовестного неправого решения (Суд. ц., 2).



   Подсудность. В Московском государстве господствует подсудность территориальная. Правда, до Судебника лица служилого класса не подчинялись суду местных воевод, но это объясняется не сословным их положением, а личной служебной зависимостью их от великого князя. С устройством земских учреждений, подсудность земских судов ограничивалась тяглыми лицами; но с возникновением воеводского управления за первыми остался только один низший род дел; а судам воеводским подлежали все остальные виды дел без различия классов известной территории. Из общей территориальной подсудности исключается духовенство по отношению к тому роду дел, который подлежал духовному суду. В XVII в. лица разных служебных профессий также освобождались, по некоторым делам, от подсудности местной: так, стрельцы в провинциях подлежали в гражданских делах суду своих голов, но по преступлениям низшего порядка – суду местных воевод, а по преступлениям высшим – суду губных властей. Если преступник и лицо потерпевшее оба стрельцы, то вместе с воеводой судит и голова. Столкновение подсудностей первоначально вело постоянно к устройству общих судов, т. е. совокупного разбора дела судьей истца и судьей ответчика. (См. дог. Дим. Дон. с Твер. кн. 1368 г.; Губн. моек, зап., ст. 5–8). Но впоследствии «суд вопчей» остался только для дел между духовенством и прочими гражданами (Суд. 1-й, ст. 59 и Суд. ц., ст. 91), т. е. удержался при столкновении подсудности сословной, а также в делах между жителями разных уделов (Суд. ц., ст. 100). При столкновении же подсудностей территориальных, явились суды смежные, при которых судья истца не судит вместе с судьей ответчика, а лишь дает пристава, который присутствует при суде для наблюдения за интересами истца и за исправным получением пошлин, следующих судье его (Суд. ц., ст. 30); при этом встречные иски разрешает тот же судья. В эпоху Уложения вполне устанавливается принцип о принадлежности права суда судье ответчика.

II. Судопроизводство

   В Московском государстве единство процесса уже разрушается: образуется различие между «судом» (обвинительным процессом) и «розыском» (следственным процессом).

   История постепенного образования различия между судом и розыском такова. До судебников всякий процесс был обвинительным. Со времени возникновения губных учреждений из общей нормы выделяется особый процесс для дел разбойных, а потом для дел по убийству и татьбе с поличным. Первоначально это не был процесс, а лишь средства поимки и наказания ведомых лихих людей. Но так как такими людьми начали считать не только схваченных на месте преступления, но и рецидивистов и людей, облицованных общиной, то пойманных лихих людей стали расспрашивать, не совершали ли они прежде преступлений, стали доискиваться мнения общины через повальный обыск. Таким образом короткая процедура казни ведомых лихих людей превращается в процесс. К этому присоединяются расспросы пойманных о их сообщниках, чем уже обнаруживается, что государство само преследует лихих людей.

   Процесс, составившийся таким образом, до Уложения стоит рядом с обвинительным и независимо от него. После Уложения следственные начала проникают и в «суд», пока, наконец, при Петре всякий процесс делается розыском.

   Границы между «судом» и «розыском», по московскому праву, не совпадают с границами уголовного и гражданского судопроизводства по современному праву: все дела гражданские крепостные решаются розыском; наоборот, все дела уголовные, совершаемые не ведомыми лихими людьми, судятся обвинительным процессом («бой и грабеж»).

Суд (обвинительный процесс)
   Сторонами в процессе могли быть все (монахи, холопы, несовершеннолетние: см. Суд. 1-й, ст. 49; Суд. ц., ст. 17; но ср. Улож. XVI, 23, XVII, 13; о праве холопов см. Ук. кн. вед. казн., ст. XX); не могут искать люди, обвиненные в крамоле и «составе» и в клятвопреступлении, а также дети на родителей (см. Уст. кн. вед. казн., ст. XX; Улож. XXII, 6).

   Взаимное отношение сторон до суда (вызов) определяется и здесь договором; но в заключение договора власть вмешивается гораздо решительнее, чем в древнерусском процессе. Отношения установляются посредством «челобитной», «приставной памяти» и «срочной»: первая определяет границы спорного права, вторая – к какому судье идти (что, впрочем, в московскую эпоху не следует понимать в строгом смысле при общем государственном распределении подсудности); третья определяет срок явки (который также уже зависит не от договора сторон, а от усмотрения судьи, так что иногда сроки наметывают силой). В середине московского периода некоторые местности и классы выхлопатывали себе постоянные общие сроки для вызова в суд; например, крестьяне могли быть вызваны только от 1 октября по 1 апреля (см. ук 1642 г.). Договорные отношения сторон постепенно отстранялись государством: так, вызов через приставную память уступил в эпоху Уложения место вызову через «зазывную грамоту» (Уложение X, 100 и др.); первая удержалась только для Москвы и ее ближайших окрестностей. Различие последствий вызова через приставную память и зазывную грамоту состояло в том, что неявившийся к суду по вызову первого рода тотчас обвинялся без суда; напротив, к неявившемуся по вызову 2-го рода, но давшему по себе поруку, посылались 2-я и 3-я зазывные грамоты и лишь после этого неявившийся обвиняем был без суда; если же ответчик не давался в поруку, то воевода брал его насильно через пушкарей и зачинщиков. Кавелин отказывается понять эту разницу двух способов вызова; но основания ее очевидны: в первом случае неявившийся сам нарушает договор; во втором его личная воля не участвовала (см. выше с. 713). Лица, на которых возлагалась власть вызова, именовались неделыциками и ездоками в Москве и доводчиками в провинциях (Суд. 1-й, ст. 28–36; Суд. ц., ст. 44–50, 53, 54; Белоз. уст. гр., 3–5, 16, 22). Договор скрепляется непременно поручительством, на поруки можно отдать насильно по распоряжению власти (Улож. X, 117, 140, 229). Необходимыми поручителями были соседи и сродники (которые составляли между собой круговую поруку), что, впрочем, исчезло в эпоху Уложения. Целью поруки первоначально было не только представление ответчика к суду, но и обеспечение иска в случае его неявки; но в Уложении ц. Ал. Мих. осталась только одна первая цель.

   Стороны могли не являться на суд лично; их заменяли естественные представители — родственники и люди (Улож. X, ст. 108, 109, 149, 156, 157, 185; ср. Ук. кн. зем. прик. V, XIII, 3 и 12); только за неимением таких допускаются свободные представители, которыми большей частью были холопы (Ук. кн. ведом, казн., XX) и для которых до 1690 г. не требовалась доверенность. Последствием этого была ничтожность права поверенных и легкая возможность восстановления решенных дел.

   На самом суде стороны подают «ставочные челобитные». Последствием неявки в срок для ответчика была выдача «бессудной грамоты», т. е. утверждение права за истцом так, как бы суд состоялся; неявка истца вела к прекращению иска. Явившиеся не должны были съезжать с места производства суда под угрозой тех же последствий; в 1645 г. сделано из этого изъятие для дел, основанных на крепостных актах (Ук. кн. зем. прик., ст. X, 1, 3, 4; XIII, 4, 5, 11; XXXVII и XLVII; Улож. X, 108, 109, 118, 149, 185; XVI, 59; XVIII, 22–23; XX, 111, 119).

   Отношения сторон к суду: стороны имеют лишь отрицательное влияние на состав суда (через отвод судей). В эпоху Уложения пассивная роль судьи в процессе делается все более активной.

   Судебные доказательства: 1) Послушество. Послушество принимает в московском процессе следующие формы:

   а) Ссылка из виноватых, когда сторона ссылается на одного свидетеля с условием подчиниться обвинению, если свидетель покажет против сославшегося. Ссылка из виноватых имела безусловное значение для обеих сторон по эпоху судебников оттого, что тогда еще существовало поле, на которое могла вызвать послуха противная сторона. Ее всегдашнее второстепенное значение есть обвинение той стороны, которая на нее сослалась. Безусловное значение ссылки, по уничтожении поля, признается в следующих случаях: при ссылке одной стороны на отца или мать другой, при ссылке на несколько лиц (не менее 10) служилых (при иске до 50 руб.) и остальных (при иске до 20 руб.), если эти лица показывают единогласно (Ук. кн. ведом, казн., ст. V, 9; Улож. X, 158–159, 160, 176).

   б) «Общая ссылка» — остаток третейского решения споров – есть ссылка обеих сторон на одного и того же или на одних и тех же послухов. Однако, закон ограничивает право сторон в выборе третьих: нельзя ссылаться на людей, слышавших о факте, но не видевших его; общей ссылкой не может быть лицо, зависимое от одной из сторон. Значение силы показаний общей ссылки ослабляется в эпоху Уложения: допускается обвинение общей ссылки в подкупе и пристрастии; допускается отвод общей ссылки для другого дела, решаемого в том же заседании.

   в) Свидетелями могут быть лица совершеннолетние; не могли быть свидетелями жена против мужа, дети против родителей, холопы против господ. Свидетель из высших классов предпочитался свидетелю из низших: «…свидетельство одного человека из благородного класса (говорит Герберштейн) значит более, чем свидетельство многих людей низкого состояния» (в пер. Аноним., с. 84). Явка свидетеля обязательна; с неявившегося без уважительной причины взыскивается весь иск, убытки и пошлины (Суд. ц., ст. 18; Ак. юр., № 13).

   г) Повальный обыск в делах судных допускается за неимением общей (поименной) ссылки или ссылки из виноватых (см. Ук. кн. вед. казн. V, 1, 3–6; Уст. разб. прик. VI; сведения о повальном обыске излагаются ниже в истории розыска).

   2) Суды Божии, уцелевшие в московском периоде, суть следующие.

   а) Поле в эпоху Судебников еще общеупотребительно; оно происходит между истцом и ответчиком, послухом и стороной и между послухами одной стороны при разноречии их. Стороны должны иметь стряпчих и поручников, которые, наравне с сторонними, отклоняются от участия в битве; равенство сторон наблюдается только физическое. Наймитство (Суд. ц., 13 и 14) допускается также, как в Пск. судн. гр. Поле допускается только в личных исках, каковы: бой, заемное дело, поджог, душегубство, разбой, татьба (Суд. 1-й, 4–7, 69; Суд. ц., 13–14; Ук. кн. вед. казн., V, 15). Поле исчезает незаметно в начале XVII в.

   б) Крестное целование, т. е. присяга сторон допускается в исках, превышающих 1 руб., для лиц совершеннолетних и целовавших крест не более двух раз в жизни. Вспомогательное значение ее при «поле» таково же, как и в древнем процессе: она постепенно заменяет «поле». Право присяги решается жребием. (Ук. кн. прик. холоп, суда, ст. X; Ук. кн. зем. прик., X, 6; XIII, 12; XXXI, 4; Улож. XIV). Форма присяги была обставлена особенной торжественностью: присягали сначала в одной для того назначенной церкви города Москвы (Николы Старого на деревянном кресте), затем в приказах, но в присутствии дворян, целовальников из сотен и подьячих, которые читали притом извлечения из правил св. отцов и градских законов о клятвопреступлении; после указ 1673 г. (19 декабря) присяга совершалась в Москве в Архангельском соборе. Приводили к акту присяги три раза, причем в первые два раза лишь увещевали намеревающихся присягнуть; только в 3-й раз допускали к присяге. Несмотря на эту религиозную торжественность присяги, присягающий мог заменить себя естественным (но не наемным) представителем (муж за жену, сын за мать, люди за своих господ).

   в) «Жребий», кроме вспомогательного (указанного выше) значения, в эпоху Уложения получает самостоятельное, именно в делах менее рубля и в исках на лицах духовных.

   3) Письменные акты только в эпоху Уложения и только крепостные имеют безусловное значение; в эпоху Уложения их можно было отвергать только при уголовном обвинении противной стороны в насильственном исторжении акта или подлоге (Ук. кн. зем. пр., XXIV; Улож. X, 246–247).

   Судебное решение; сила судебных решений. Прежде, при отсутствии письменного делопроизводства и личном интересе судей в процессе, была легкая возможность восстановления решенных дел. Восстановление дел было особенно часто при перемене лиц, бывших субъектами спорного права (при переходе прав, утвержденных судом, по наследству и другим путем), и при смене лиц, представляющих судебную власть (особенно же при наступлении нового царствования). Судебник 1-й косвенно запрещает восстановление решенных дел (в ст. 97-й). Уложение воспрещает, под страхом наказания батогами и уплаты проестей и волокит, повторение иска, если это тот же самый иск, против того же самого лица; в исках вещных смена физических лиц – субъектов права, например, епископов и игуменов в церковных вотчинах, помещиков и вотчинников в частных – не признается обстоятельством, допускающим восстановление вершенного дела. Дела, решаемые мировой сделкой, требуют «записи» о том, чтобы их вновь не начинать (Улож. X, 154; XV, 1–5). Судебное решение уже с начала Московского государства облекалось в форму «правой грамоты».

   Что касается до способа исполнения судебных решений, то все личные иски обращаются на лицо. Отсюда «правеж», самая обыкновенная (но не единственная) форма, которая состоит в битье прутьями перед приказом ежедневно, с 1-го часу дня до окончания заседания. За каждые 100 руб. полагается один месяц правежа для всех и 2 месяца для служилых (которые не выдаются головой до ук. 1628 г. января 15, когда велено было выдавать и их головой до искупа: см. Ук. кн. зем. пр. X, 7). На правеж могли до 1681 г. быть взяты холопы и крестьяне за господина; после 1681 г. это право осталось только за самыми высшими лицами. При недействительности этой меры следует выдача головой обвиненного оправданному. Выдаются должники с малолетними их детьми, а по указу 1688 г. – и с женой; заработная плата мужчинам таксируется по 5 руб., женщинам по 2V2, детям свыше 10 лет по 2 руб. в год. При конкурсе следует поочередная отработка долга. Со времени Уложения взыскание постепенно распространяется на недвижимую собственность: на пустые вотчины, с 1656 г. на пустые поместья, а с 1685 г. на всякие имущества (Суд. ц., ст. 55; Важ. уст. грам.; Ук. кн. зем. прик. X, 7–8; Ук. ведом, казн., ст. Ill, XII и XVI).

Розыск
   1) Стороны. В розыске истец есть государство; это начало развивается с медленной постепенностью: через запрещение самосуда (Уст. кн. разб. прик. 66; Улож. XXI, 79), возложение на общины обязанности отыскивать преступников и большой повальный обыск; запрещение мировых по уголовным делам и обязанность частного лица продолжать начатый (уголовный) иск (Уст. кн. разб. прик., ст. 41; Ук. кн. зем. прик., ст. IV). Твердое применение этого начала к государственным преступлениям совершенно понятно.

   В розыске отношение сторон до суда уже не договорное: вместо приставных, здесь практикуются «записи» (см. Суд. ц., 75), «зазывные грамоты», приказ арестовать и привести обвиняемого и «погонные грамоты» – приказ местным властям и соседям поймать обвиняемого. Одно из характерных отличий древнерусского права есть широкое развитие поручительства взамен ареста; обыкновенно поручителями были родственники и члены той же общины (см. Суд. 1-й, ст. 34–36; Бел. губн. гр.; Суд. ц. 53, 54, 70; Важ. уст. гр.; Уст. кн. разб. прик., ст. 4 и V).

   Положение сторон на суде. В розыске сам суд изыскивает доказательства, судоговорение превращается в «допрос» и «очную ставку»: за сговор с обвиняемого истец подвергается сам пытке. К этому же ведет «сыск» (обзор следов преступления на месте).

   2) Средства розыска суть: а) поличное, которое имеет силу лишь тогда, когда вещь вынута у обвиняемого из-за замка. (Белоз. уст. гр., ст. 11; Уст. кн. разб. пр. 21–23; Улож. ц. Ал. Мих. XXI, 50–57). Древнее безусловное значение поличного постепенно падает.

   б) Повальный обыск есть остаток старинного права общин участвовать в суде; существует мнение, по которому обыск возникает из обязанности общин ловить преступников (см. об этом с. 393; ср. Суд. 1-й, ст. 13). При возникновении розыскного процесса (в губных учреждениях) обыск превращается в судебное доказательство, превышающее по своей силе все другие; в эпоху Указных книг и Уложения он делается одним из судебных доказательств, сила которого может быть ограничена другими доказательствами (повальный обыск в делах судных введен по примеру розыскного процесса). Хотя он признан неотводимым, но при противоречии обыска другим доказательствам, особенно собственному признанию, обыск ведет к нерешительному приговору (т. е. нейтрализует силу остальных судебных доказательств). Вообще сила обыска падает по мере обращения его в одно из судебных доказательств (Суд. 2-й, ст. 52, 56). Форма обыска такова: по наказной памяти обыскные люди собираются в город и подают голоса лично. Прежде (до ук. 1588 г.) обыскные люди были высылаемы в Москву для проверки обыска (Ук. кн. вед. казн., ст. X и ст. V, 3). Число обыскных людей неопределенно: Судебник назначал 10–15 детей боярских, или 15–20 крестьян; Уставные грамоты – от 50 до 100 человек. В период Указных книг и Уложения различаются большой и малый повальный обыск. При обыске не должны быть ни стороны, ни их поверенные. «Порозжие столбцы» – бланки – при обыске запрещены в 1691 г. Обыскной список отсылается судье. Показания большинства решают дело, но единогласие тем не менее требуется (Уст. кн. разб. пр., ст. 7; Улож. ц. Ал. Мих. XXI, 42); при разделении голосов на большинство и меньшинство, производится дознание – какая сторона солгала; солгавшая наказывалась денежным штрафом или кнутом; при разделении на равные части, обыск повторяется (Ук. кн. вед. казн. V, 4–5; Уст. кн. разб. пр. VI). Допускаем, был отказ обыскных людей от определенных показаний, т. е. заявление их о неведении насчет лица или факта (Уст. кн. разб. пр., ст. 11). Эти обстоятельства уменьшали свободу и беспристрастие в показаниях обыскных людей; а уменьшение беспристрастия влекло новые стеснения и уменьшение силы показаний повального обыска (Уст. кн. разб. прик., ст. 6, 8–9). Беспристрастию показаний обыскных людей мешала и полицейская обязанность общин указывать воров и разбойников. Со времени новоуказных статей 1669 г. обыск переходит в простое свидетельское показание.

   в) Собственное признание и пытка. До узаконений царя Феодора Иоанновича собственное признание не было необходимым и последним способом судебных доказательств в розыске (Уст. кн. разб. пр., ст. 9; сл. ст. 6), хотя вынуждение собственного признания пыткой началось уже в первом периоде (см. выше). Судебник 1497 г. предписывает пытать татя «бесхитростно» (т. е. усердно); целью пытки, впрочем, было тогда не столько вынуждение собственного признания, сколько оговор других людей – соучастников преступления. Судебник царский усиливает значение собственного признания, как цели пытки (Суд. 1-й, ст. 34; Суд. ц., 56). Со времен указа царя Феодора Иоанновича пытка делается главным средством розыска и практикуется в разнообразных формах (преимущественно в форме «дыбы») до времен императрицы Екатерины II.

   4) Приговор и его исполнение. В розыске возможны нерешительные приговоры, именно при противоречии доказательств, а потом всегда при отсутствии собственного сознания; если нет собственного признания, но обыск «лихует» обвиняемого, то этот последний, вместо следовавшей ему казни, заключается в тюрьму пожизненно (Уст. кн. разб. прик., 12); если же на обыске одобрят, то обвиняемый дается начистую поруку с записью, «что ему впредь не красти и не разбивати» (Улож. XXI, 29, 36 и др.).

   Приговоры по розыскным делам приводятся в исполнение силами самого государства. В отношении к уголовным делам, право государства на наказание преступника постепенно торжествует над правом частных истцов (потерпевших) на вознаграждение (см. выше с. 395).



<< Назад   Вперёд>>