М.И. Туган-Барановский. Биографический очерк (Д.М. Туган-Барановский)
К сожалению, я никогда не видел своего деда. Михаил Иванович Туган-Барановский скончался в январе 1919 г. в поезде по дороге в Одессу, а я родился спустя 29 лет, в 1948 г. Казалось бы, писать не о чем! Но мне о нем много рассказывал мой отец, Михаил Михайлович Туган-Барановский (рис. 1), его сын (1902 г. рождения), оставивший мемуары, до сих пор полностью не опубликованные. Наконец, я и сам в разные годы в той или иной мере интересовался его деятельностью. В студенческий период, обучаясь на истфаке Саратовского университета, я читал произведения деда (необходимые по программе) и с любопытством выслушивал комментарии о них моих учителей, иногда положительные, а большей частью нелестные. И многое в этих суждениях и характеристиках, встречающихся в советской литературе, мне было непонятно. Было непонятно, почему во всех работах, включая комментарии к 5-ому изданию собрания сочинений В.И. Ленина, его называли "оппортунистом", "кадетским профессором" и "открытым апологетом капитализма", хотя сам он до конца своих дней считал себя социалистом и строил различные планы социалистического переустройства общества. Позже я узнал, что его идеи вызывали большой интерес за рубежом, и он был едва ли не самым переводимым на другие языки русским ученым-экономистом. Его книги издавались почти во всех цивилизованных странах: в Германии, Англии, США, Италии, Франции и даже в Японии и Израиле (рис. 2, 3). Высокие оценки творчеству М.И. Туган-Барановского давали многие видные экономисты и социологи, принадлежавшие к разным школам: среди них можно назвать К. Каутского, Э. Бернштейна, П.Б. Струве, С. Булгакова, В. Зомбарта, Е. Бем-Баверка, Дж. Кейнса и др. И все это, на мой взгляд, вряд ли можно было объяснить только стремлением "наших противников" очернить революцию и советскую действительность.

Такие вот мысли приходили в голову, беспокоили меня, вызывали вопросы, но логичного ответа тогда я ни в нашей литературе, ни у своих учителей не находил.

Должен сказать, что в 30-50-е годы определенные проблемы возникали у моего отца. Ему, опытному и известному журналисту, "не рекомендовали" подписываться полностью своей фамилией, и он часто подписывался только "М. Туган"; в 1938 г. "посоветовали" не получать гонорар за "антиленинскую работу" М.И. Туган-Барановского "Русская фабрика", хотя, как сын, он имел на это право, и к тому же о самой работе высоко отзывался В.И. Ленин. В 1966 г. в Саратовском журнале "Волга" (в №№ 9-11) должны были выйти его воспоминания. Но в последний момент уже готовый № 9 по указанию местного обкома КПСС был рассыпан и запрещены остальные номера на том основании, что мой отец "вспоминает" своего отца иначе, чем о последнем писал В.И. Ленин. Мне доподлинно известно, что об этом была составлена специальная записка авторитетного чиновника обкома партии.

Рис. 1. Сын М.И. Туган-Барановского - Михаил Михайлович Туган-Барановский (фото 1971 г.)
Рис. 1. Сын М.И. Туган-Барановского - Михаил Михайлович Туган-Барановский (фото 1971 г.)

Я отнюдь не хочу драматизировать эти моменты и вспоминаю об этом только для характеристики эпохи. Судьба моего отца в общем сложилась благополучно. Он был человек непростой и своего отца отнюдь не идеализировал. Напротив, он его за многое порицал, и как мне кажется, часто несправедливо. Но однажды он очень неожиданно и провидчески высказался: "Я из-за своего отца имел в основном одни неприятности, но мой сын и его дети, их дети будут гордиться тем. что был мой папа".

Разумеется, я был рад узнать, что в 1989 г. в нашей стране в издательстве "Экономика" вышла фундаментальная работа М.И. Туган-Барановского "Социальные основы кооперации", а потом последовали и некоторые другие издания. Отношение к деду стало меняться.

Pиc. 2. Титульный лист немецкого иэдания
Pиc. 2. Титульный лист немецкого иэдания

Pиc. 3. Титульный лист американского издания
Pиc. 3. Титульный лист американского издания

Когда же мне было сделано предложение написать о нем книгу, я принял его и стал собирать материалы в архивах, библиотеках. Использовал также иностранную литературу. Много ценных документов я нашел в Государственном Архиве Российской Федерации (ГА РФ), Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ - бывший Центральный партийный архив при ЦК КПСС), Отделе рукописей Российской государственной библиотеки и других хранилищах. Для понимания внутреннего мира деда, его личных особенностей и характера важны были написанные моим отцом воспоминания и его устные рассказы. Они помогли увидеть ученого как бы изнутри - в семье, среди детей и друзей. Из работ о М.И. Туган-Барановском наиболее удачной считаю книгу его ученика - Н.Д. Кондратьева, вышедшую еще в 1923 г.1 Она удачно сочетает в себе воспоминания и размышления. Однако при том, что Н.Д. Кондратьев был о многом осведомлен, он многое и не знал, что стало известно позже и что до сих пор сохраняли и сохраняют архивы.

СЕМЬЯ ТУГАН-БАРАНОВСКИХ, ЕЕ ТРАДИЦИИ, ОКРУЖЕНИЕ

О духовном формировании М.И. Туган-Барановского известно в общем немного. К сожалению, весь его, надо полагать, большой архив пропал, в том числе и подготовленный им в рукописи второй том главного труда "Русская фабрика"2. Его личная библиотека в имении на Украине, насчитывавшая около 40 тыс. томов, была увезена немцами в Германию еще во время первой мировой войны. В этой библиотеке были книги с автографами В. Зомбарта, К. Каутского, Э. Бернштейна, Б. Шоу, А.И. Куприна, Г.В. Плеханова и др. По этим автографам, вероятно, можно было бы отыскать ее следы в современной Германии. В семьях детей М.И. Туган-Барановского практически ничего не сохранилось, так как они после его смерти выехали из Одессы за границу. Остались только два его портрета, снятых крупным планом, помещенные в книгах разных лет. Хочется думать, что со временем кое-что отыщется, и документы не пропали и не сгорели, а где-нибудь хранятся.

Михаил Иванович родился 8 января 1865 г. в семье отставного штаб-ротмистра гусарского полка Ивана Якубовича Туган-Барановского. Семья эта принадлежала к старинному роду польских татар, проживавших на территории нынешней Белоруссии, Прибалтики и Польши с XX в. По крайней мере, род Туган-Барановских отчетливо прослеживается с середины XV в.3 Согласно семейной легенде, сама фамилия образовалась в результате битвы при Грюнвальде в 1410 г. против немецких рыцарей. Туган-беку, предводителю татарской конницы, понравилась польская княжна Розалия Барановская, согласившаяся выйти за него замуж, если он принесет голову немецкого маршала. Туган будто бы это условие выполнил, и так возникла фамилия. Именно эту версию изложил русский писатель и историк Хрущов-Сокольников в своей книге "Немцы и славяне"4. Туган-Барановские гордились тем, что были природными князьями, и некоторые из них осмеливались даже думать о своем происхождении от чингизидов.

Весьма живописно выглядел герб Туганов: корона, над короной полуесяц, под короной сердце; под сердцем - пересечение двух ятаганов, в центре пересечения - половина конского удила (рис. 4).

Рис. 4. Герб Туган-Барановских
Рис. 4. Герб Туган-Барановских

Я не знаю, когда герб появился, но мой коллега С. Думин обнаружил его в архиве среди документов начала XIX в.5 Он опубликован в татарском гербовнике, изданном в Польше в 1929 г.6

Туганы находились на службе у польских королей. Сохранились документы в РГАДА о некоторых из них. Наиболее себя проявил поистине в духе героев "Потопа" Давид Туган-Барановский. Он участвовал в битвах с русскими и шведскими войсками, за что, согласно указам короля Яна Казимира, в 1659 и 1662 гг. получил несколько деревень и стал хорунжим в Трокском татарском воеводстве. Вот несколько строк из королевского указа от 8 апреля 1662 г.: "От начала казацкого бунта в разных экспедициях Нам и Речи Посполитой высокородный Давид Барановский мурза Тугаиский7 ротмистр Наш татарский, которому во всех оказиях не страшны были казацкие, московские, шведские, венгерские, бранденбургские соединившиеся на погибель отчизны нашей войска. Когда в тех же названных походах марсовых был шведами пойман и на море уведен, не дал себя неприятелю высадить на берег, и неустрашимо взявши, пред собой трупом положивши, прорвался сквозь них сам с Товариществом, потом к Нам с триумфом вернулся... на глазах всего войска, когда под Кушликами хоругвь самого царя Московского... с обычной решительностью своей, как доброму воину пристало, отобрав. Нам под ноги Наши подал..."8 В другом указе идет речь уже о совершенно фантастических вещах, в которые трудно поверить: Давид Туган-Барановский "хоругвью своей все шведское задерживал войско, ежедневно из неприятельского лагеря приводил свежего языка, там же потом в крепости Волмиерской оставаясь, постоянными вылазками до самого шатра Гетмана Шведского доходя... Сеял замешательство в войске, так что и сам Гетман Дунлас не чувствовал себя в безопасности, которым приглашенный на переговоры, был он шведами взят и в тюрьму помещен, имения свои должен был потерять, однако использовав пребывание на корабле шведов, в Курляндию снова приплыл и коменданта взял с корабля, а в заключение теперь пополнив свою хоругвь свежими силами, не прекращает свой труд"9. Я намеренно столь полно процитировал документ, так как всякий его пересказ звучит неправдоподобно. Давид Туган-Барановский в дальнейшем отказался перейти на сторону турок, несмотря на предложения, и остался верен Речи Посиолитой.

Упоминание о князе Тугане - я полагаю неслучайное - встречается в балладе А. Мицкевича "Свитезь". Там идет речь о замке, который находился посреди озера "Свитезь":

"Известен был Свитезь и славою бранной
И статным богатым народом.
Под мудрым правлением князя Тугана
Он рос и крепчал с каждым годом".


Литовский князь Миндовг обратился к Тугану с просьбой: прислать дружину для защиты его владений. Туган выполнил просьбу, но когда дружина ушла, подошли русские войска:

"Подводят тараны - и стены во прахе,
Снаряды посыпались градом.
Несчастные матери мечутся в страхе,
И дети и девушки рядом".


Тогда осажденные, не видя другого выхода, открыли шлюзы и вода затопила город: "Так жены и дочери Свитезя-града избегли резни и плененья"10.

По словам некоторых биографов А. Мицкевича, поэт написал стихи в честь своей возлюбленной Марыли Верещак, чья родовая деревенька называлась Тугановичи и находилась рядом с озером Свитезь. Оттуда и упоминание о князе Тугане. Но, может быть, это одна сторона правды, и в свете приводимых выше документов подходит и другое объяснение: А. Мицкевич слышал о Туганах и использовал историю рода в своей балладе.

В дальнейшем Туганы активно участвовали в польских восстаниях 1830 и 1863 гг. Этот факт отмечают и польские историки11. Они были даже лишены княжеского титула. Правда, их реакция была снисходительно-шляхетской: "Тот, кто не давал, не вправе и отбирать". Среди польских повстанцев особенно проявил себя дед Михаила Ивановича, прозванный своими товарищами Туган-чертом. В битве под Линтварисом в 1863 г. он зарубил в бою своего родного брата за то, что тот перешел на сторону царских войск. Для моего отца Туган-черт был всегда предметом исключительной гордости, хотя сейчас я думаю, что эта гордость, имея в виду данный эпизод, была напрасной. Однако очевидно, в семье сохранялась особая атмосфера, которая в сочетании с другими факторами, могла посеять в молодом человеке зерна критического отношения к окружающему миру.

Сам Иван Яковлевич (а точнее - Ибрагим Якубович12) был, видимо, очень колоритной фигурой. О нем всегда восторженно вспоминал мой отец, который отнюдь не идеализировал своих родственников Уважал и любил его А.И. Куприн. «Интересный и умный старик, - говорил А.И. Куприн. - Я "вобрал в себя" его наружность, манеры и старомодное вежливое обхождение с замужними дочерьми, как с дамами, - прощаясь, он целовал им руку. Это было трогательно и красиво. Таких людей прошлого века осталось немного»13. Писатель вывел Ивана Яковлевича в образе генерала Аносова в "Гранатовом браслете": "У него было большое грубое, красное с мясистым носом и с тем добродушно-величавым, чуть-чуть презрительным выражением в прищуренных глазах, расположенных лучистыми, припухлыми полукругами лицо, какое свойственно мужественным и простым людям, видевшим часто и близко перед своими глазами опасность и смерть"14. По воспоминаниям отца, это был человек с большим внутренним достоинством, оригинальными и независимыми суждениями Внешне очень импозантный, высокого роста, Иван Яковлевич в молодости был ротмистром гусарского полка в г. Гродно. Своим поведением он шокировал "людей золотой середины”. Однажды на пари проскакал по Вильнюсу голым; отец мне говорил, что он купал актрис в шампанском. Будучи страстным игроком в карты, проиграл унаследованные от отца два имения и женился на Анне Станиславовне Монтвиж-Монтвид "увозом", так как родители ее, литовские помещики и слышать не хотели о браке своей дочери с гусаром. Так излагает события первая супруга А.А. Куприна - М.К. Куприна-Иорданская15. Но есть и другая версия: дабы сохранить верность традициям, решили имитировать похищение, и в роковую ночь в имении Монтвиж-Монтвид собаки были даже посажены на цепь.

Но жить с Иваном Яковлевичем было, вероятно, нелегко. Особенно в годы его молодости. Анна Станиславовна, по воспоминаниям моего отца, говорила о своем муже: "Он прекрасный человек, но не создан для семейного счастья". С ним приключались порой удивительные истории. Лев Дмитриевич Любимов, мой двоюродный дядя, известный историк и искусствовед, вернувшийся после второй мировой войны в СССР, мне рассказывал, что с Иваном Яковлевичем бывало такое: он путешествовал на пароходе, как пассажир, в дороге играл с хозяином парохода в карты и приезжал уже хозяином парохода. Но не привыкший к накопительству, он с прежней легкостью вскоре "отдавал" свой выигрыш, так и не став настоящим владельцем парохода. Незадолго до смерти Иван Яковлевич взял слово с моего отца, что тот никогда не будет играть в карты. Поэтому в нашем доме никогда карт не было. Мой отец очень любил своего деда, и тот, вероятно, платил ему взаимностью. К концу жизни у Ивана Яковлевича развилась катаракта, он полностью потерял зрение. Отец рассказывал, что ему дали какое-то лекарство, после употребления которого зрение вернулось к нему на сутки. И тогда Иван Яковлевич на эти сутки приехал к своему внуку, моему отцу.

Так или иначе, но именно этот человек, вобравший в себе черты Сирано де Бержерака и фрондирующего дворянина, с несомненными симпатиями к независимости Польши, явился отцом будущего известного экономиста. Приходится даже удивляться этому, глядя на последующий ученый путь его сына.

В семьях того времени, особенно дворянских, часто наступал разлад. Одни уходили в революции или составляли оппозицию самодержавию, другие становились верными его слугами. Нечто подобное произошло и в семье Туган-Барановских. Судьба Михаила Ивановича известна. Но его брат Николай Иванович сделал карьеру, стал сенатором и дослужился до должности товарища министра путей сообщения. Причем, эту карьеру ему подпортил, сам того не желая, Михаил Иванович. Будучи руководителем Императорской канцелярии, Николай Иванович обратился к своему брату-профессору с просьбой: порекомендовать кого-либо из студентов для переписывания правительственных бумаг. Вокруг Михаила Ивановича всегда находилось много студентов, и он одного из них, нуждающегося, порекомендовал. Это оказался политически неблагонадежный человек. У него полиция вскоре сделала обыск, ничего не обнаружила, кроме правительственных документов, которые он честно и добросовестно переписывал. Это стоило карьере Николаю Ивановичу. Министр внутренних дел Плеве сказал так: "Конечно, служебного проступка здесь нет, но министр Его Императорского Величества, как и жена Цезаря, должен быть вне подозрений"16.

Две сестры Михаила Ивановича - Людмила и Елена составили вроде бы довольно удачные партии. Они вышли замуж: Людмила за Д.Н. Любимова, ставшего в 1906 г. губернатором Вильно (она как раз и явилась главной героиней "Гранатового браслета" А.И. Куприна), а Елена - за очень богатого человека Г. Нитте.

Таким образом, основные члены семьи И.Я. Туган-Барановского предпочли естественные и, казалось бы, счастливые линии жизни. Совсем иным, далеко не напоминающим пути своего брата и сестер, был жизненный выбор Михаила Ивановича.

В ПЕТЕРБУРГСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

В 1883 г. он поступил на первый курс естественного отделения физико-математического факультета Петербургского университета. Вероятно, именно университет и сама обстановка столицы России сыграли наибольшую роль в его общественном определении.

Его товарищами по университету были студенты, ставшие вскоре очень известными людьми. Это будущие писатели В.В Вересаев и А.С. Серафимович, тогда студенты историко-филологического факультета, их однокурсник - публицист и издатель В.А Поссе, ученый-естественник И.Н. Чеботарев. А однокурсниками и товарищами М.И. Туган-Барановского были брат В.И. Ленина - Александр Ульянов, Петр Шевырев, О.М. Говорухин, И.Д. Лукашевич. Последние четверо в начале 1887 г. составили революционную организацию «Террористическая фракция "Народной воли"».

Из многих документов следует, что М.И. Туган-Барановский находился с членами будущей революционной организации в достаточно доверительных отношениях. В.В. Вересаев вспоминал: "...Александра Ульянова я встретил раз у студента Михаила Туган-Барановского"17. По словам В.И. Чеботарева, М.И. Туган-Барановский входил также в состав биологического кружка вместе с Александром Ульяновым, П. Шевыревым, О. Говорухиным и И. Лукашевичем18. Мой отец мне не раз говорил, что "папа", т.е. Михаил Иванович, всегда высоко отзывался об Александре Ульянове не только как о выдающемся ученом, но и благородном человеке (рис. 5). Со своей стороны, и П.Б. Струве, близко знавший деда, подтверждал этот отзыв19. Отец мне также говорил, что мой дед и Александр Ульянов занимались изучением пиявок и, в частности, установили, что у них есть нечто вроде органов зрения20. Не могу судить, насколько это верно, но студенческая работа А. Ульянова, действительно удостоенная очень высокой награды - золотой медали, была посвящена исследованию различных видов пресноводных червей.

В этот период предпринимались попытки создания в Петербурге студенческой политической организации. В конце 1885 г. были организованы студенческие землячества, а затем оформился и союз землячеств. "Союз, - вспоминал В.В. Вересаев, - был учрежден нелегальным, и юридически столовая числилась частным предприятием"21. В начале 1886 г. нелегальные связи членов Союза еще более укрепились. М.И. Туган-Барановский не остался в стороне. Член будущей организации «Террористическая фракция "Народной воли"» И.Д. Лукашевич в своих воспоминаниях приводит полученное от П. Шевырева из Самары 19 апреля 1886 г. письмо. "Любезнейший Лукашевич! - пишет П. Шевырев. - Я к вам с просьбой - я ее просил вам передать Барановского, - не знаю, передал ли он се? Но на всякий случай еще раз попрошу вас Будьте так добры, Лукашевич, дополучите деньги со следующих лиц: с Рыбалкина 2 руб. 50 коп., с Власова 2 руб., с Ульянова 2 руб."22 Далее в письме говорилось, что деньги нужны для гектографирования устава землячества, в целом на его нужды и на открытие студенской столовой.

Рис. 5. Портрет Александра Ульянова
Рис. 5. Портрет Александра Ульянова

Члены союза пытались выезжать "в народ", агитировать против монархии. Но уже первая такая попытка кончилась полным конфузом. По воспоминаниям моего отца, М.И. Туган-Барановский с товарищами на поезде прибыли в какую-то деревеньку под Петербургом и только начали крестьянам говорить что-то против царя и дворян, как мужики закричали: "На вилы их!" Студенты, увидев такое, бросились бежать на станцию, где их от расправы спас жандарм. Михал Иванович говорил потом, что этот случай его многому научил: "Если нужно агитировать против монархии только под защитой полиции, то зачем вообще нужна такая агитация?"

Уже тогда М.И. Туган-Барановский попал в поле зрения охранки. Несколько позже, 19 ноября 1886 г., в связи с его кратковременным арестом департамент полиции составил следующую небольшую справочку, касающуюся М.И. Туган-Барановского: "О нем собирались сведения Департаментом полиции 5 декабря 1885 г. № 172 и начальником С.-Петербургского жандармского управления 18 декабря того же года в виду получения в г. Харькове из С.-Петербурга на его имя денежного письма с 200 рублями. Веденным в 1885/86 гг. наблюдением установлена его принадлежность к преступному кружку, сформировавшемуся вокруг Александрина, Брыкина, Чаусовой и др."23.

Главным делом Союза землячеств была организация в Петербурге панихиды на Волковом кладбище по случаю 25-летней годовщины со дня смерти Н. Добролюбова. Эта панихида и главным образом ее последствия в конечном итоге создали почву, на которой возникло студенческое антиправительственное движение, переросшее в заговорщическую организацию. В принципе в такой эволюции ничего удивительного не было. Уже Союз землячеств, как вспоминал его активный участник М. Новорусский, среди других своих целей (саморазвитие, касса, библиотека) "выставлял между прочим - страшно сказать - выработку сознательных революционеров”24.

Таким образом, панихида по случаю 25-летней годовщины смерти Н. Добролюбова послужила толчком к саморазвитию революционного петербургского студенчества и определению им политической позиции. В этих событиях роль М.И. Туган-Барановского была, по-видимому, значительной. Она четко прослеживается и по материалам Департамента полиции, и по мемуарам.

Итак, о том, что произошло. 17 ноября 1886 г. перед воротами кладбища собралось около тысячи студентов разных вузов. Поскольку о предстоящей панихиде было сообщено заранее, то, естественно, об этом знала и полиция. Полиция решила не допустить собравшихся на кладбище, хотя студенты пришли с венками, на которых значились довольно абстрактные в политическом плане надписи: "Студенты-поляки - поборнику прогресса", «Русское студенчество - благородному борцу против "темного царства"» и другие подобные. Но даже в этих скромных лозунгах полиция увидела "потрясение основ" режима. Здесь, очевидно, сыграл свою роль хорошо известный нам, так называемый запретительный синдром. Жандармский полковник не позволил собравшимся пройти на кладбище. Однако присутствовавшие стали все сильнее напирать на ворота кладбища, "так что потребовалось всех бывших в наряде нижних полицейских чинов выстроить перед оградой, которым и пришлось удерживать сильнейший натиск толпы" (из доклада градоначальника Петербурга Грессера)25.

В конце концов полиция разрешила выбранным от толпы депутатам возложить венки на могилу, но при этом не было позволено произнести там речи. Тогда студенты после возложения венков решили пойти в Казанский собор и отслужить там панихиду. Они двинулись по Невскому проспекту и около Лиговского канала были задержаны с двух сторон казаками и солдатами. Начался дождь, но это не смущало власти. По-видимому, это обстоятельство даже использовали власти. Прибыл градоначальник Грессер. Он разделил задержанных на четыре группы и стал отбирать лично по 10-15 человек и отпускать с обязательством "идти домой”. Когда же осталось несколько десятков человек, то они были переписаны и отправлены в полицейский участок. Но эта операция происходила не стихийно, градоначальник пользовался не только личными впечатлениями, но и агентурными данными. В своем докладе товарищу министра внутренних дел Грессер писал, что он представляет "список тех молодых людей, кои своим резким поведением выделились... а те кои известны были прежде по своей политической неблагонадежности или же замечены при секретных наблюдениях - фамилии тех лиц подчеркнуты..."26 В этом списке градоначальника Грессера под № 3 значится М.И. Туган-Барановский, причем его фамилия была подчеркнута.

Как свидетельствует А.И. Ульянова-Елизарова, задержание М.И. Туган-Барановского, М. Мандельштама и других студентов обеспокоило Александра Ульянова, который тоже участвовал в движении, но был отпущен. По словам своей сестры Анны, он даже стал размышлять "об очистке их квартир", советовался по этому поводу с О. Говорухиным. "Саша, - пишет А.И. Ульянова-Елизарова, - был молчалив и сосредоточенно мрачен: по возвращении на Петербургскую сторону побежал на квартиры арестованных товарищей"27.

Вскоре в тот же день на квартире А. Ульянова состоялась его встреча с М.И. Туган-Барановским и Мандельштамом. "Все мы заликовали, - вспоминала А.И. Ульянова-Елизарова. - Посыпались вопросы: за что брали? Помню Туган-Барановского, который со своим всегдашним флегматичным видом заверял, что он не понимает за что - что он ничего не говорил.

- Да ведь ты, говорят, сказал Грессеру: - Саша привел очень резкую реплику, которая улетучилась из моей памяти.
- Нет, не говорил, - решительно возразил Барановский. Сообщившие этот слух стали настаивать:
- Да как же! Сказал!
- Нет же! По моему, я не говорил ... Кажется ... - начал сдавать Туган-Барановский.

Саша рассмеялся.

- Очевидно, человек был в таком состоянии, что сам не помнит хорошенько, сказал ли что-нибудь, - заметил он.

Все повеселели, слышались шутки, передавались любопытные эпизоды"28.

Конечно, можно понять состояние М.И. Туган-Барановского, не очень хорошо помнившего за волнением прошедшие события. Но вслед за переживаниями, в общем-то благополучно закончившимися, появилось другое настроение - ощущение причастности к значительному событию. Это рождало особый подъем, "какое-то счастливое, праздничное и братское" настроение, оно живо запечатлелось в памяти сестры Александра Ульянова. «На душе было легко, и не хотелось расходиться, хотя уже как будто все переговорили. В один из таких моментов ... М.Т. Елизаров хорошо сформулировал наше настроение, заявив со счастливой улыбкой. "Какое у нас единение душ, господа!"»29 "Это было, в микроскопической миниатюре, то же настроение, которое испытывается массами после напряженной борьбы и победы - пусть только кажущейся"30.

Но для Михаила Ивановича будущее выглядело неясно и даже мрачновато. Уже через два дня, в ночь на 20 ноября 1886 г., он был в числе шести человек отправлен в Дом предварительного заключения и затем выслан в Харьковскую губернию по месту проживания родителей. В Харькове находилось имение его отца. Высылка, естественно, означала исключение из Петербургского университета31.

Совсем другое продолжение имела "добролюбовская история" для товарищей М.И. Туган-Барановского, оставшихся в Петербурге. Я уже упоминал, что Михаил Иванович всегда высоко оценивал личные качества Александра Ульянова, говоря о нем как о "благородном человеке"32. По словам А.И. Ульяновой-Елизаровой, ее старший брат тяжело переживал происшедшее, считая себя ответственным за судьбу товарищей. Со многими высланными, в том числе и с М.И. Туган-Барановским, он поддерживал переписку. Похожие чувства испытывала значительная часть петербургского студенчества. Все они были возмущены бесцеремонной расправой полиции, и как я полагаю, именно под впечатлением ее решили действовать. В РЦХИДНИ хранится письмо Веры Ивановны Засулич к С.М. Степняку-Кравчинскому, в котором она дает свою интерпретацию подготавливаемого студентами цареубийства. К ее мнению следует прислушаться, так как она была безусловно компетентным человеком, специально собирала эти сведения, лично расспрашивала обо всем одного из участников покушения - уцелевшего О. Говорухина.

По ее словам, после разгона демонстрации студенты стали размышлять, что предпринять. "Предлагались, - пишет В.И. Засулич со слов О. Говорухина, - разные планы... Одни предлагали устроить новую демонстрацию. Перебить окна у ген.-губ. Пойти толпой требовать у него объяснения и т.д. Послышались возражения, что все это будет стоить сотен высылок и арестов, а зла правительству никакого не сделаешь. Уж коли жертвовать собой для отплаты, так хоть зло ему сделать. Уж лучше бомбы приготовить... Несколько кружков заявляли, что собираются делать бомбы. Другие только поговорили, а кружок Ульянова действительно принялся за работу"33. Как известно из воспоминаний близких к Александру Ульянову людей, именно тогда он решил оставить научную работу и перейти к революционной деятельности. По его инициативе были подготовлены прокламации о подавлении панихиды, в которых содержался призыв к сопротивлению "грубой силе, на которую опирается правительство, мы противопоставляем тоже силу, но силу организованную и объединенную сознанием своей духовной солидарности". В декабре 1886 г. и начале 1887 г. окончательно оформилась революционная организация, объявившая себя наследницей "Народной воли" и назвавшаяся ее "террористической фракцией34. Финал печальный: за подготовку цареубийства организаторы "террористической фракции" А. Ульянов, П. Шевырев, П. Андреюшкин, В. Генералов и Осипанов были казнены, остальные десять человек приговорены к различным срокам тюремного заключения.

Участие в революционном движении и казнь товарищей потрясли деда. С одной стороны, он отчетливо сознавал, что если бы тогда находился в Петербурге, то принял бы участие в покушении ("высылка спасла мне жизнь", - признавался он впоследствии), с другой - до конца своих дней испытывал нравственное влияние подвига своих друзей.

Впрочем, нет оснований считать, что оказавшись в Харькове, он стал "благонадежным". Этого не произошло ни тогда, ни позже. Правда, Ивану Яковлевичу удалось через Министерство внутренних дел выхлопотать для своего сына разрешение продолжить обучение в Харьковском университете, но это по существу ничего не изменило в поведении деда. В Департаменте полиции сохранилось целое досье о М.И. Туган-Барановском, время от времени оно пополнялось. Так вот в записке ДП от 1907 г. говорилось: "Туган-Барановский в ноябре 1886 г. участвовал в качестве руководителя в демонстрации на Волковом кладбище по поводу смерти писателя Добролюбова, вследствие чего был выслан из Петербурга, затем привлекался к дознанию по обвинению в принадлежности к Харьковскому революционному кружку, по недоказанности обвинения дознание было прекращено, и с тех пор Туган-Барановский не прерывает сношений с лицами политически неблагонадежными"35.

В 1889 г. М.И. Туган-Барановский закончил два факультета: естественный и экстерном сдал за юридический. Видимо, последний тогда отвечал его интересам. Но правом в широком и узком смысле слова он, вероятно, никогда не занимался. Разве что в 1918 г. стал деканом юридического факультета Киевского университета.

В следующем 1889 г., когда исполнилось сто лет со дня взятия Бастилии, М.И. Туган-Барановский оказался в Париже. Там в необычных условиях - на Эйфелевой башне - произошло очень важное для него событие: он познакомился со своей будущей женой Лидией Карловной Давыдовой. В скором времени они поженились. Это был такой брачный союз, о котором можно было мечтать. Даже мой отец, родившийся от другой - второй жены Михаила Ивановича находился под впечатлением рассказов своего отца. О ней сохранились и хорошие отзывы Н.К. Крупской, которая была ее гимназической подругой. По рассказам моего отца, Л.К. Давыдова на самом деле не была родной дочерью известного директора петербургской консерватории, а была удочерена им, как и будущая жена А.И. Куприна - М.К. Куприна-Иорданская, ее названная сестра. Сейчас, конечно, уже невозможно это точно установить, но мой отец говорил, что Давыдов удочерил девочек революционеров, родившихся в тюрьме. Я склонен этому верить36.

Так или иначе, этот брак был удивительно гармоничный и до поры до времени счастливый. "Она и Миша, - писала А. Тыркова-Вильямс, гимназическая подруга Лидии Карловны и Н.К. Крупской, - обожали друг друга, как будто только вчера поженились... Для Лиды это был самый красивый мужчина, самый привлекательный, умный, самый удивительный человек на свете"37. Их многое сближало, и прежде всего творческая деятельность. Лидия Карловна явилась автором книг о Шопене и Дж. Эллиоте, многих статей, перевела и издала труд Лестера Уорда "Психические факторы цивилизации", одновременно фактически редактировала журнал "Мир Божий". Судя по отзывам близких к ней людей, она была действительно необыкновенным человеком. За ее столом сходились крайние противники, которые в иной обстановке не могли терпеть друг друга, но в ее присутствии вели себя мирно и спокойно. Она отличалась ясным большим умом, который никогда не довольствовался готовым шаблоном или схемой, или, как выразился один из ее знакомых А. Богданович, у нес был "умный ум, быстро схватывающий суть предмета и объединявший его с массой других явлений, между которыми она умела ориентироваться с поразительной легкостью"38.

Но в жизни ведь нет полной гармонии - и это быстро поняли молодые супруги. Бог не дал им детей, хотя обе стороны страстно желали этого. Многие пишущие о моем деде отмечали, что он страдал какой-то детской наивностью в повседневной жизни. Н.Д. Кондратьев это объяснял погруженностью его в себя, "сосредоточенностью на своих мыслях и переживаниях"39. Вероятно, это также проистекало от его любви к детям и отсутствия их в его собственной жизни. Интересный портрет молодого М.И. Туган-Барановского нарисовала А. Тыркова-Вильямс: "Он иногда приходил ко мне, чтобы повозиться, поболтать с моим маленьким сыном. Тот взбирался к нему на колени, заставлял рисовать ему неведомых зверей. Эта игра занимала и ребенка и экономиста. Такой домашний Туган мне больше всего нравился..."40 И далее интересное наблюдение: "В нем самом было что-то детское, подкупающее. Было простодушие, которого я ни в Ленине, ни в Струве не замечала"41.

По словам той же А. Тырковой-Вильямс, жили Туганы "упрощенно, по-интеллигентски". Они мало придавали значения внешней обстановке, постоянно переезжали с квартиры на квартиру, перетаскивая свою незамысловатую мебель. Лидия Карловна всегда старалась поселиться поближе к редакции журнала "Мир Божий", с которым была связана вся ее деятельность.

Супружество с Лидией Карловной длилось десять лет и закончилось трагически: на почве анемии, развившейся во время беременности, Лидия Карловна умерла. До последней минуты она сохраняла рассудок и даже юмор. Так одного из врачей, лечивших ее, она назвала "самым занимательным из гастролеров". И по рассказам присутствовавших, незадолго до кончины, уже почти в беспамятстве, произнесла: "Я любила ... любила ... любила 42 Кто знает, к кому относились эти последние слова: к Михаилу Ивановичу ли, людям или к жизни?

Для моего деда смерть Лидии Карловны была страшным ударом: позже в письме к П.Б. Струве он писал, что хотел даже покончить жизнь самоубийством, и это его желание ушло лишь на 40 день (чему, вообще говоря, он придавал мистическое значение)43. Но все же супружеское счастье продолжалось десять лет, что само по себе было уже немало. Кроме того, о чем много раз говорил мне мой отец, Лидия Карловна значила так много для М.И. Туган-Барановского, что она вдохновляла его на творческие поиски. Именно 90-е годы XIX в. оказались очень удачными для деда в творческом отношении и в плане выбора им научного пути.

В 90-е ГОДЫ

Размышляя о научном пути М.И. Туган-Барановского и его политической позиции, все больше прихожу к выводу, что на этом пути у него было мало непоследовательностей, колебаний, связанных с компромиссами с совестью или конъюнктурой, и весь путь был освящен главной целью: постижением истины.

Ему не приходилось, как его коллегам в советское время - 30-е, 40-е, 50-е годы, да и еще недавно, идеологизировать политэкономическую науку и ломать себе голову о том, что этим заниматься не следует, а о том говорить еще рано, а вот о том-то уже можно сказать, и об этом нельзя даже размышлять. М.И. Туган-Барановский, как впрочем и другие русские мыслители, большей частью высказывал в печати и говорил устно то, что действительно думал. И в этом было его преимущество перед советскими экономистами типа Струмилина, кстати сказать, его ученика и притом не самого сильного.

Конечно, такой свободе мнений и творческой обстановке способствовала относительно либеральная атмосфера царской России. Правда, Михаил Иванович в те годы, конце XIX - начале XX в., вряд ли сознавал это свое преимущество. Разумеется, внутренняя эволюция в нем самом происходила, но она была обусловлена естественным развитием личности, узнаванием нового, отказом от прежних концепций как ошибочных, восприятием оригинальных идей. Таким образом, между большинством его крупных работ можно увидеть органическую связь, хотя временами творческая мысль ученого уводила в сторону. Но эти зигзаги были в основном оправданны и необходимы Ученик Михаила Ивановича Н.Д. Кондратьев говорит о том, что его учитель был ученым интуитивного склада, субъективным и индивидуальным человеком, который не всегда мог понять логику собственной мысли, объяснить свои пророчества и концепции, но часто, тем не менее, в этих озарениях оказывался прав44.

Увлечение политэкономией, возможно, пришло к нему в Харьковском университете. В 1889 г. за три месяца он подготовил две дипломные работы, которые защитил: одну по физико-математическому факультету - "Явления гидризма у животных" и другую по юридическому - "Причины ценности"45. Впоследствии он высоко ценил свое естественно-научное образование, и по рассказам моего отца, пытался иногда заниматься этими проблемами. В частности, его очень интересовали вопросы старения организма, жизни и смерти. Как писал сам Михаил Иванович, обучение на естественном отделении дало ему "умение четко и ясно ставить проблему, находить нужные материалы, брать из них только существенное, подмечать в них закономерности"46. Поэтому, вероятно, не случайно незадолго до смерти он написал работу "Влияние идей политэкономии на естествознание и философию". Но главным делом его жизни все-таки стали исследования в области политэкономии и гуманитарных наук. Я думаю здесь сыграли свою роль соображения общественного блага, представления о политэкономии как наиболее важной отрасли знаний, необходимой для создания, как говорили в XVIII в., "государства разума и справедливости". Большое значение в выборе пути имело также его знакомство с учением К. Маркса и его главным трудом "Капиталом". Причем, дед, по рассказам моего отца, тщательно проработал не только 1-ый том "Капитала", но и 2-ой, и 3-ий (последние два вышли уже под редакцией Ф. Энгельса). Читал эти книги, конечно, в подлиннике. Вообще дед знал пять европейских языков и практически на всех пяти говорил47.

Его первая работа, опубликованная в 1890 г., была посвящена "Учению о предельной полезности", где намечается синтез трудовой теории стоимости (марксистской) и теории ценности австрийской школы48. Идею этого синтеза М.И. Туган-Барановский разовьет позже.

В 1891 г. была опубликована книга о П.-Ж. Прудоне. В 1892 г. - о Дж. Милле49. Трудно сказать, чем привлекли Михаила Ивановича обе эти, бесспорно, крупные фигуры в социалистическом и общественном движении. Вероятно, изучение их творческого наследия представляло какой-то этап в его развитии. К тому же в экономическом кружке студентов Петербургского университета идеи Дж. Милля неоднократно обсуждались. Но заметим попутно, что с тех пор ни о П.-Ж. Прудоне, ни о Дж. Милле ничего более солидного на русском языке не появилось.

По воспоминаниям Л. Давыдовой, М.И. Туган-Барановский писал эти работы, находясь на даче в Шувалове под Петербургом. Он часто уединялся, и когда гости спрашивали, где Михаил Иванович, то им отвечали: "Он прудонит"50.

Трудно оценить эти работы. Вероятно, можно согласиться с Н.Д. Кондратьевым, который писал: "В этих книжках он бесспорно обнаружил литературные способности, но самые эти работы являются более или менее случайным эпизодом его развития"51.

Но следующей уже по-настоящему крупной работой, принесшей ему без преувеличения мировую известность, стала книга "Промышленные кризисы в современной Англии". Эту работу М.И. Туган-Барановский защитил в 1894 г. в Московском университете как магистерскую диссертацию. С тех пор "Промышленные кризисы" много раз переиздавались в нашей стране (1900 г., 1914 г. и 1923 г.) и за рубежом (Йена, 1901 г.; Париж, 1913 г.; Япония, 1931 г.; США, 1954 г.; ФРГ, 1969 г; Япония, 1972 г.)52.

В работе была изложена оригинальная теория кризисов, основанная на критической переработке 2-го и 3-го томов "Капитала". Известно, что ее тщательно изучал В.И. Ленин, в целом положительно оценивший труд. В письме к А. И. Ульяновой-Елизаровой от 16 января 1896 г. Владимир Ильич писал: «...занимаюсь Туган-Барановским: у него солидное исследование, но схемы, например, в конце настолько смутные, что, признаться, не понимаю; надо будет достать 2-ой том "Капитала"»53.

После издания "Промышленных кризисов" М.И. Туган-Барановский стал известной фигурой среди университетской и вообще петербургской интеллигенции. Положение его усиливалось еще тем, что Лидия Карловна через свою мать, издательницу "Мира Божьего", фактически руководила журналом. Естественно, что Михаил Иванович много печатался в "Мире Божьем", как, впрочем, и в других изданиях.

В квартире Туган-Барановских всегда было много гостей. К ним в Петербурге и на дачу в Шувалове (под Петербургом) приходили литераторы марксистской ориентации П.Б. Струве, В. Поссе, С. Франк, часто бывал болгарский революционер X. Раковский (по прозвищу "Кристи"), А.А. Калмыкова, основавшая позже марксистский журнал "Начало", народники В. Воронцов и С. Южаков. Случалось, приходили и нелегалы. Конечно, в таком обществе по-настоящему образованных и любопытных людей было интересно. "Я, - писала А. Тыркова-Вильямс, - любила бывать у Туганов, приходила на их писательские чаепития, когда еще сама не была писательницей. Их едкая критика буржуазной жизни находила во мне отклик... Я очень любила то тепло, которым они оба обдавали меня"54. По словам А. Тырковой-Вильямс, разговоры в доме Туган-Барановских имели большой общественный резонанс. "Полемика, кипевшая в петербургских кружках или за вечерним чаем у Лиды Туган-Барановской, пересматривалась, переживалась в глухих провинциальных углах, соединяя одних и разъединяя других Много раз я прислушивалась к ней у Лиды"55.

Естественно, к Туган-Барановским и прежде всего к Михаилу Ивановичу большой интерес проявляла полиция. Он, конечно, точно не знал, но мог догадываться, что в 1896 г., когда он находился за рубежом, на пограничные пункты Российской империи было отправлено уведомление Департамента полиции о списке лиц, проживающих за границей, за которыми по возвращении их в родное отечество следует установить наблюдение. Под № 21 значился "титулярный советник Туган-Барановский Михаил". С ним нужно было поступить так: "Тщательный досмотр багажа и о направлении избранного пути уведомить Департамент полиции... для учреждения негласного надзора полиции"56. Очевидно, что наблюдение за ним не прекращалось в той или иной мере с 1885 г. или даже с 1884 г., когда он впервые попал в поле зрения полиции. Сохранилось несколько документов, из которых видно, что Департамент полиции собирал информацию о Туган-Барановских. Иногда даже просто из перлюстрированной частной переписки. Так, 11 июня 1894 г. из Шувалова в Томск А.А. Кауфману (кстати сказать, знакомому Александра Ульянова и Михаила Ивановича) было отправлено письмо от некой "Любы", которая по-житейски просто писала о своем пребывании на даче Туган-Барановских: "Лидия Карловна со мной очень хороша. Михаил Иванович считает тебя, по-видимому, образцовым чиновником и противопоставляет тебя себе...

Вчера у Туганчиков было много народу: Калмыкова, Струве, Потресов. Была как-то Шварцман, которая имеет 6 т[ыс.] в год: но живет летом в избе и жертвует деньги на благородные дела"57.

Как видим, письмо самое обычное, но корреспонденткой заинтересовался даже директор Департамента полиции. Он наложил резолюцию: "Кто это Люба? Доложить обстоятельно". Агентурным путем была установлена ее совершенно непримечательная фамилия: Л.Э. Соловейчик, знакомая Лидии Эдуардовны Туган-Мирзы-Барановской58. Вслед за тем из Департамента полиции последовало письмо уже 15 июня 1894 г. (т.е. через четыре дня после просмотра письма Любы) петербургскому градоначальнику о том, что "занимаемая супругами Туган-Барановскими дача в Шувалове служит пунктом для сборища лиц вредного направления" и поэтому Департамент полиции просит "об установлении за этими собраниями тщательного негласного наблюдения и о выяснении всех лиц, посещающих эту квартиру"59.

В том же досье содержится копия другого письма Л. Соловейчик ее подруге З.П. Невзоровой в Нижний Новгород от 8 июля 1894 г. «Живу я, - пишет Л. Соловейчик, - пока на даче в Шувалове у молодых Туган-Барановских; время провожу очень интересно, т.к. вижу массу новых лиц и в большинстве случаев небезынтересных; слушаю бесконечные споры марксистов с народниками и людьми других направлений. Для того, чтобы дать вам понятие о том, кого я вижу, назову несколько более известных имен: Струве, Скворцов, В.В. (Воронцов), Южаков, Калмыкова; бывает здесь между прочими марксистами и ваш знакомый (кажется даже хорошо знакомый - Витмар), он мало разговаривает, а больше слушает, но по виду он мне нравится, и я не прочь с ним познакомится... Вспомнила по этому поводу, что вам следует нагоняй: вы почему рассказываете посторонним о таких вещах, о которых не полагается людям, даже стоящим близко к делу, разговаривать... Понимаете, о чем я говорю... Дело в том, что Витмар, узнав, что я знаю вас, Якубини, Агринскую и еще кое-кого, прямо спросил меня, принимаю ли я участие...


Читаю больше вслух с Барановского: прочла Энгельса, Ланге (рабочие вопросы), "Наши направления" В.В.»60.

Такое вот письмо! Однако хотя эта "пустышка" Л. Соловейчик и пыталась писать иносказательно, для полиции информация показалась важной. Последовало распоряжение директора Департамента полиции: "Учредить немедленно наблюдение за Соловейчик и Невзоровой"61.

Неизвестно, чем вся эта история обернулась для Л. Соловейчик и Невзоровой, любивших, как видим, посплетничать, но за М.И. Туган-Барановским полицейское наблюдение продолжалось вплоть до 1915 г. Оно прекратилось только в начале первой мировой войны, когда министром внутренних дел стал князь Н.Б. Щербатов, бывавший у М.И. Туган-Барановского в доме. Однажды, принимая Н.Б. Щербатова у себя на одном из литературных четвергов, Михаил Иванович съязвил: "Снова за мной ходит шпик. А я то обиделся, думал в департаменте полиции считают меня безопасным". Н.Б. Щербатов побагровел и пообещал, что "безобразие" прекратится. Но, вспоминал позже сын Михаила Ивановича, "больше он к нам не приходил, шпик тоже исчез"62.

Девяностые годы, особенно их середина, были своеобразным переломным временем, когда в студенческих аудиториях, квартирах интеллигентов, на заседаниях Императорского Вольно-экономического общества и на страницах журналов шли ожесточенные споры между марксистами и народниками. Дискуссии принимали порой настолько яростный характер, что это сказывалось на личных отношениях споривших. Нередко заседания кончались потасовками. Н.И. Кареев, видный историк, рассказывал в своих воспоминаниях, что однажды после бурного заседания к нему пришел за советом сгудент-первокурсник: дескать, он не знает, кем ему быть марксистом или народником, а быть и тем, и другим студенту-де нельзя. Тогда Н.И. Кареев, в общем тяготевший к народникам, сослался на то, что он - ни то, ни другое. Студент в ответ заявил: "Вам можно - вы профессор, а вот нашему брату нельзя"63.

В этой борьбе М.И. Туган-Барановский вместе со своим тогда единомышленником и другом П.Б. Струве был на стороне марксистов. Тот же Н.И. Кареев писал, что на заседаниях Петербургского исторического общества М.И. Туган-Барановский и П.Б. Струве "были просто идолами одной части слушателей", тогда как их оппоненты - идолами другой64.

В ту пору М.И. Туган-Барановский и П.Б. Струве особенно в Петербурге по популярности в марксистской среде, вероятно, опережали других. "Вначале, - вспоминает А. Тыркова Вильямс, - об Ульянове (Ленине. - Авт.) говорили мало. На поверхности петербургского марксизма, на глазах у всех, включая Департамент полиции, бушевали два молодых вожака - Струве и Туган... Они были неразлучны, вместе давали они битвы в полузакрытых собраниях Императорского Вольноэкономического общества.. Эти два Аякса марксизма вместе составляли программы и манифесты, явные и тайные, вместе затевали и губили журналы, вместе шли приступом на народников..."65

Отзвуки петербургских дискуссий находили отклик в других городах. "До нас, московских студентов-марксистов, - писал уже в середине XX в. выдающийся русский философ С.Л. Франк, - доходили в 1894-1896 гг. вести о шумных выступлениях П.Б. Струве (вместе с М.И. Туган-Барановским) в схватках с народниками в Петербурге, на студенческих вечеринках и в заседаниях научных обществ"66. Будущий известный социал-демократ Н. Валентинов, перешедший затем на меньшевистские позиции, писал в своих воспоминаниях, что на него большое впечатление произвели работы М.И. Туган-Барановского "Русская фабрика" и П.Б. Струве "Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России". Эти работы показались Н. Валентинову "более интересными", чем книга В.И. Ленина "Развитие капитализма в России"67. Он также сообщает в мемуарах, что его, в 1897-1898 гг. студента Технологического института в Петербурге, "ввел... в марксизм и не переставал потом толкать на изучение экономики" именно Михаил Иванович68. Очевидно определенное влияние М.И. Туган-Барановского испытали также X. Раковский, В. Поссе и др.

По словам А. Тырковой-Вильямс, в середине 90-х годов М.И. Туган-Барановский, как и П.Б. Струве, искренне и безоговорочно верил в марксизм и его творческую силу. Они могли наизусть цитировать К. Маркса и Ф. Энгельса, твердить марксистские истины, как говорит А. Тыркова-Вильямс, "с послушным упорством мусульманина, проповедующего Коран". Они, далее продолжает мемуаристка, были совершенно уверены, что правильно приведенное изречение из "Капитала" или даже из переписки с Марксом и Энгельсом, разрешают все сомнения и споры. "А если еще указать, в каком издании и на какой странице это напечатано, то возражать могут только идиоты. Для этих начетчиков марксизма каждая буква в сочинениях Маркса и Энгельса была священна. Слушая их я поняла, как мусульманские завоеватели могли сжечь Александрийскую библиотеку"69.

А. Тыркова-Вильямс говорит о себе, что она скептически относилась к марксизму, хотя и мало читала о нем. Но Туган-Барановский произносил яростные монологи в защиту этой теории: "Неужели вы воображаете, что через 30 лет в Европе еще будет существовать частная собственность? Конечно, нет! Пролетариат все это сметет. Исчезнет к тому времени и полицейское государство. Все будут свободны. Не забывайте, что люди учатся летать. При развитии авиации полицейское государство не может существовать. Воздух не знает ни границ, ни паспортов"70.

"Эти слова, - говорит А. Тыркова-Вильямс, - мне крепко запомнились. Доживи Туган до наших дней, он увидел бы, что самые жестокие формы полицейского государства существуют именно в социалистическом государстве... Но тогда в кружке Тугана царила единодушная и прекраснодушная уверенность в творческой силе марксизма. Я была одна из немногих, дерзавших задавать критические вопросы, сомневаться. Но где мне было спорить с такими книжниками. Для них все уже было доказанным, бесспорным. Они сыпали цитатами, перебирали страницы Маркса и Энгельса, точно это были волшебные мелодии Пушкина, ссылались на французов, изредка на англичан, больше всего на немцев, называли писателей, имен, которых я никогда не слыхала..."71

Мы так много уделили внимания оценке А. Тырковой-Вильямс, потому что в советской литературе была распространена прямо противоположная точка зрения: П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановский изначально не были марксистами. Думается все же, что истина где-то посередине. П. Струве и М.И. Туган-Барановский были искренне увлечены марксистской теорией, но не все в ней разделяли, причем в своих оценках марксизма даже расходились друг с другом. Если П.Б. Струве в дальнейшем развивался по пути апологии капитализма как несущего прогресс для России, то М.И. Туган-Барановский не прекращал поиски наиболее совершенной социалистической организации общества.

Разговоры, о которых вспоминает А. Тыркова-Вильямс, относились в основном к первой половине девяностых годов, но чем дальше к концу десятилетия, тем увереннее и осознание М.И. Туган-Барановский отходил от марксизма. Собственно, поиски своего пути в науке определились у него буквально с первых работ. Уже его первая большая статья "Учение о предельной полезности” не была ортодоксально марксистской. В ней, как известно, он признавал достижения теории ценности австрийской школы. В дальнейшем, выступая против народников в защиту исторического материализма и по вопросу о роли личности в истории, М.И. Туган-Барановский отказывается от использования марксистских терминов и употребляет свои72. Вместо "производительных сил" он говорит о "материальных условиях", "производственные отношения" заменяет "хозяйственными", "надстройку" трактует как "социальную среду" и т.п. Позже, в работе "Очерки из новейшей истории политической экономии и социализма" (1903 г.) М.И. Туган-Барановский будет подчеркивать преимущества своих терминов над терминами К. Маркса. Он обвинит марксизм в социальном монизме, в абсолютизации роли производительных сил в историческом процессе73. В то же время, по мнению М.И. Туган-Барановского, сами производительные силы оказываются зависимыми от социальной среды. Таким образом, получается замкнутый круг, который свидетельствует о недоказанности теории исторического материализма.

Но эти положения М.И. Туган-Барановский сформулировал в 1903 г. До 1899 г. его разногласия с марксизмом высказывались в довольно завуалированной форме. Да и сама проблематика его исследований не создавала основы для такого открытого и специального разговора.

В 1898 г. М.И. Туган-Барановский закончил свою большую работу "Русская фабрика", которую тогда же защитил в МГУ как докторскую диссертацию. Это было по-настоящему фундаментальное исследование, сыгравшее огромную роль в опровержении народнических идей. Приходится удивляться, как быстро - всего за четыре года (с 1894 г.) - он написал эту работу. По нынешним временам только на сбор материала ушло бы не менее 10 лет. Причем, нужно учесть, что до этого он занимался совершенно другими проблемами. Конечно, ему очень помогла работа в 90-х годах за границей: в библиотеках Европы, прежде всего Германии и Англии.

Сама защита докторской диссертации имела громадное общественно-политическое значение. Она обратила на себя внимание народников и марксистов, в том числе и социал-демократов. Интерес к защите проявил и ссыльный В.И. Ленин. Оппонентами М.И. Туган-Барановского выступали известные столпы народнической экономической теории А.И. Чупров и Н.А. Каблуков. В студенческой среде перед диспутом было большое волнение, и все ждали диспута с нетерпением. Одни рассчитывали на полное посрамление ученого, другие хотели его победы. О том, как происходила сама защита, рассказывал ее очевидец, тогда студент исторического факультета Московского университета В.И. Пичета: "К назначенному часу актовый зал был переполнен. Часть студентов встретила [диспутанта] бурными аплодисментами. Но диспутант принес сугубое разочарование народникам и победу марксистам, и для распространения в студенческой среде марксистской теории [его выступление] имело громадное значение. В сущности, возражения так называемых официальных оппонентов были просты, случайны, и, как выяснилось, в вопросах об экономической методологии не было сказано ни слова, и когда диспут окончился, ибо, надо признать, своими спокойными уверенными ответами на возражения Туган-Барановский произвел сильное впечатление на учащихся, то провозглашение Туган-Барановского доктором политической экономии было встречено громом аплодисментов всего зала, который продолжал рукоплескать, когда диспутант проходил через весь зал к выходу..."74

Для характеристики самой защиты и атмосферы, в которой она проходила, приведем несколько деталей, почерпнутых из письма Н А. Каблукова Н.Ф Даниельсону от 23 января 1899 г. По словам Н.А. Каблукова, якобы, вместе с М.И. Туган-Барановским "из Питера приехало 30 человек студентов, которых он просил впустить без билетов, что и было сделано; потом он просил еще о 50, но в этом было отказано"75. Поэтому, утверждал Н А. Каблуков, диссертант производил впечатление уверенного в себе человека. Далее Н.А. Каблуков сообщал, что должны были прийти студенты Московского сельскохозяйственного .института и освистать М.И. Туган-Барановского, но опоздали и в зал не попали. По окончании речи М.И. Туган-Барановского было минуты две молчания, так как публика ждала, что сейчас заговорит А.И. Чупров, а А.И. Чупров ждал, что сейчас начнут аплодировать. Наконец, собравшиеся поаплодировали, но "умеренно официально". Потом выступил А.И. Чупров, который, по словам Н.А. Каблукова, "расшаркивался перед Туган-Барановским". После А.И. Чупрова стал говорить Н.А. Каблуков. "Утверждают, что раздались аплодисменты и тотчас же волной за ними шиканье..." Потом выступили два неофициальных оппонента, которые не произвели впечатления. В заключение встал П.Б. Струве, бросивший едкое замечание: "остается пожелать, чтобы строгие оппоненты в непродолжительное время представили свои труды для получения такой же степени"76. Нужно отметить, что Н.А. Каблуков в нескольких письмах весьма подробно информировал Н.Ф. Даниельсона, автора "Очерков нашего пореформенного общественного хозяйства", корреспондента Ф. Энгельса, переводчика 3-го тома "Капитала", ставшего, тем не менее, на сторону народничества77. Создается впечатление, что оба столпа народничества были весьма озабочены научной деятельностью моего деда и чуть ли не с 1894 г. внимательно и пристрастно следили за его работой. Очевидно, они увидели в нем не только противника, но и оригинального мыслителя.

"Я НЕ МОГУ СЛЕПО ВЕРИТЬ В ДОГМУ..."

Борьба с народничеством, увлечение марксизмом сближало позиции П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановского с социал-демократическим движением, тогда еще только возникавшим. По данным "Биографической хроники" В.И. Ленина, знакомство Владимира Ильича с П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановским произошло в конце февраля 1894 г. на квартире инженера Р.Э. Классона, симпатизировавшего марксистам78. В своих мемуарах П.Б. Струве также говорит о "зимнем дне" 1894 г., когда произошло это знакомство. Однако близость П.Б. Струве к В.И. Ленину и социал-демократам была большая, чем это считается в нашей литературе. П.Б. Струве, в частности, еще летом 1890 г. накупил в Швейцарии и Германии целую "библиотеку с-д. изданий" и сумел переправить ее в Россию. После опубликования знаменитых "Критических заметок..." Петра Струве В.И. Ленин несколько вечеров зимы 1894 г. читал самому автору свой реферат, который лег в основу крупной работы "Экономическое содержание народничества и его критика в книге г-на Струве". Советские исследователи обычно умалчивают об этой стороне деятельности П.Б. Струве. Так же, как и о том, что когда осенью 1896 г. В.И. Ленин находился в доме предварительного заключения, то лидер, так называемого, "легального марксизма" переправил В.И. Ленину "несколько сот" книг и более того - способствовал публикации ленинских рецензий в журнале "Новое слово"79. Нам думается, что с полным основанием горестно заключал П.Б. Струве в середине 30-х годов нынешнего столетия, когда впервые были опубликованы его воспоминания: "Все это может показаться невероятным тем, кто знает, как со своими политическими противниками в тюрьме и ссылке обращается теперь большевистская власть"80. Ознакомившись с этими документами, становится понятным написание П.Б. Струве по просьбе делегатов I съезда РСДРП "Манифеста русских социал-демократов".

Как уже выше говорилось, М.И. Туган-Барановский вместе с П.Б. Струве познакомился с В.И. Лениным на квартире Р.Э. Классона. Хотя я могу предполагать, что это произошло раньше, поскольку Н.К. Крупская была гимназической подругой Л.К. Давыдовой (о чем Н.К. Крупская достаточно ясно писала в своих мемуарах), а по рассказам моего отца, именно М.И. Туган-Барановский способствовал знакомству Н.К. Крупской с В.И. Лениным. Видимо, отношения М.И. Туган-Барановского с В.И. Лениным сначала складывались относительно ровно и благополучно. В.И. Ленин доброжелательно отозвался о "Промышленных кризисах", и я полагаю, он знал об отношении своего старшего брата А. Ульянова к М.И. Туган-Барановскому. В 1897 г. П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановский организовали один из первых марксистских журналов "Новое слово”. Сама идея создания журнала принадлежала вроде бы В. Поссе. Но, надо сказать, что эта идея вообще носилась в воздухе, ее высказывали многие социал-демократы81. В. Поссе в своих мемуарах вспоминает, что он сначала пришел с этим предложением к П.Б. Струве, который внимательно его выслушал, несомненно, как говорит В. Поссе, обрадовался, но виду не показал. Ничего определенного не сказал, кроме того, что надо, мол, посоветоваться с А.М. Калмыковой и М.И. Туган-Барановским82.

Александра Михайловна Калмыкова, потеряв мужа-сенатора, по-матерински относилась к П. Струве. Хотя она ничего не понимала в марксизме, но всей душой поверила в теорию К. Маркса из любви к "Пете". Именно у нее состоялось совещание, в котором приняли участие, кроме П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановского, симпатизирующий марксизму писатель и инженер Н.Г. Михайловский (известный позже, как Гарин-Михайловский), незадолго до того поместивший в "Русском богатстве" автобиографическую повесть "Детство Темы". На этом совещании было принято решение о приобретении журнала "Новое слово", который ранее принадлежал народникам. Деньги дала A.М. Калмыкова, которая считала, как язвительно пишет В. Поссе, что «у Пети должен быть "свой" журнал»83. В дальнейшем А.М. Калмыкова основала еще один журнал - "Начало". И в "Новом слове" и "Начале" фактически редакторами были П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановский. Это в свою очередь дало основание известному карикатуристу В. Каррику нарисовать карикатуру, изображавшую почтенную и уважаемую А.М. Калмыкову в виде кормилицы, держащей на руках кричащих младенцев П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановского. Карикатура была нарисована искусно, лица всех трех очень похожи. На литературных вечерах этот рисунок ходил по рукам и "всегда вызывал шутки и смех"84 (рис. 6).

Рис. 6 Карикатура на П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановский
Рис. 6 Карикатура на П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановский

В "Новом слове" печатались статьи П.Б. Струве, В. Поссе, B.И. Ленина (под псевдонимом "К.Т-н" в четырех номерах за 1897 г. статья "К характеристике экономического романтизма" и др.), Г.В. Плеханова (под псевдонимом "Н. Каменский" - "Судьбы русской критики"), С. Булгакова (под псевдонимом "Nemo" - "О законе первичности и свободе человеческих действий") и др. М.И. Туган-Барановский напечатал в "Новом слове" пять статей, посвященных в основном проблемам истории русской фабричной промышленности, над чем он тогда работал85. Он также старался привлекать к журналу новых сотрудников, даже из числа своих противников. В. Поссе вспоминал, что именно по инициативе М.И. Туган-Барановского в журнале появилась статья народника К. Качаровского, где доказывался процесс распада общины под влиянием малоземелья86. Сотрудничали с "Новым словом" писатели. М. Горький опубликовал там "Бывшие люди", В. Вересаев рассказ "В одиночку”, впервые на русском языке был опубликован перевод "Париж" Э. Золя. За короткое время приобрел популярность, его тираж вырос в 3 раза. Эта печать напугала правительство, которое в конце 1897 г. закрылась. Всего несколько номеров последнего декабрьского выпуска удалось спасти. В нем были помещены статьи П.Б. Струве, М.И. Барановского, Г.В. Плеханова, Ю. Мартова, А.Н. Потрекова. Е. Лозинского, В. Зомбарта. В "Отделе писем издательства было опубликовано письмо из Тамбова будущего литератора В. Чернова87. Нужно отметить, что В.И. Ленин позднее выпустит деятельность редколлегии журнала. "Только тем и объяснялось, - писал он, - громадный успех "Нового слова”, что редакция именно как орган направления, а не как альманах"88.



Вслед за "Новым словом” возникло "Начало". Оба представляли по существу первые попытки создания общерусской политической газеты. Очевидно к этой идее подходили с разных сторон и социал-демократы, включая В.И. Ленина, и так называемые, "легальные марксисты". Фактическими редакторами Начала продолжали оставаться П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановский Причем, когда П.Б Струве находился за границей, все редакторские обязанности исполнял его друг и тогда единомышленник. Начало" имело многообещающий подзаголовок: "Журнал литературы, науки и политики". Вышло всего пять книг, так как весной 1899 г. правительство запретило журнал. Состав авторов был довольно представительный писатели Д.С. Мережковский, 3. Гиппиус. Н. Гарин, историки Е.В. Тарле, А. Дживилсгов; социал-демократы В.И. Ленин, Г.Т. Маслов, печатался В. Чернов. И разумеется, среди авторов были П.Б. Струне, М.И Туган-Барановский, С. Франк и другие представители русской интеллигенции В целом позиция журнала была не столь четко марксистской (в сравнении с "Новым словом"), но на его страницах поднимались актуальные по тому времени вопросы. М.И. Туган-Барановский опубликовал две статьи, представлявшие собой ответы оппонентам "Русской фабрики". Журнал впервые на русском языке напечатал отрывки из семейной переписки К. Маркса и статью Ф. Энгельса "Из Парижа в Берн”89. В.И. Ленин опубликовал в журнале три рецензии и статью "Вытеснение барщинного хозяйства капиталистическим в современном русском земледелии"90. Вместе с тем будущий большевистский лидер осуждал редакцию журнала за чрезмерный, как можно догадываться, плюрализм в выборе авторов: «Я не забываю, конечно, что при российских условиях нельзя требовать от журнала допущения одних genossen и исключения остальных, - но ведь такой журнал, как "Начало", все же не альманах, допускающий марксизм собственно из моды (а'1а "Мир Божий", "Научное обозрение" и пр.), а орган направления. Поэтому для такого журнала обязательно бы налагать некоторую узду на ученых наездников и на всех "посторонних" вообще»91. Такой подход был характерен для В.И. Ленина, уже тогда поделившего русских социалистов на друзей и противников.

Однако несмотря на весь свой плюрализм журнал оказался неугодным правительству. В мае 1899 г. он был закрыт. Собственно против самого закрытия М.И. Туган-Барановский уже не возражал. Он посуществу один вынужден был согласиться с решением правительства, так как П.Б. Струве в тот момент находился за границей. "Теперь, - писал он А.Н. Потресову 19 мая 1899 г., - перед нами такая дилемма: или прекратиться, или обесцветиться до последней степени и тогда, быть может, некоторое время продержимся. Я думаю, что последнее хуже первого. Да, наконец, полное обезличение все-таки поведет к прекращению журнала уже в силу падения интереса к нему публики. Поэтому я полагаю, что больше обесцветиться, чем в майской книжке, мы решительно не можем"92. Примерно в этих же тонах М.И. Туган-Барановский сообщал о своей позиции П.Б. Струве за границу: «Итак, "Начало", закрыто 4-мя министрами. Последним я не был огорчен, т.к., по моему мнению, насильственная смерть в данном случае гораздо предпочтительнее добровольной смерти. По моему мнению, раз было известно, что "Начало" будет закрыто, не следовало закрывать его добровольно. Впрочем, министры все равно сделали свое дело, и мы прекратили издание, в конце концов, перед всей Россией не по своему желанию»93.

В этот период произошло резкое ухудшение отношений М.И. Туган-Барановского и П.Б. Струве с В.И. Лениным и его сторонниками, включая Г.В. Плеханова. Связано это было прежде всего с его взглядами на марксизм. Собственно и раньше М.И. Туган-Барановский (а тем более П.Б. Струве) не был ортодоксальным марксистом, однако и не высказывался резко критически по этому поводу. Вероятно, поэтому его отношения с В.И. Лениным до 1899 г. развивались более или менее благополучно, хотя по ряду конкретных политэкономических вопросов существовало несогласие.

Но в 1899 г. в майском номере "Научного обозрения" М.И Туган-Барановский опубликовал большую статью "Основная ошибка абстрактной теории К. Маркса", в которой отвергал открытый К Марксом закон тенденции нормы прибыли к понижению. Выводы статьи были логическим развитием его идей, изложенных в "Промышленных кризисах" и ставили под сомнение многие постулаты марксизма о цене и стоимости94. Как свидетельствует "Биографическая хроника", В.И. Ленин ознакомился с этой работой сразу после получения пятого номера журнала в первой половине июня 1899 г.95 Статья буквально возмутила В.И. Ленина, враждебно относившегося ко всякой критике марксизма. Ничего положительного В.И. Ленин в ней не увидел. Более того, в письме к А.Н. Потресову он оценивал работу М.И. Туган-Барановского, как "глупый и претенциозный вздор" и в этой связи ставил вопрос о создании нелегальной марксистской литературы и выработки идейной платформы для размежевания и борьбы с "критиками" марксизма96. Близкой к В.И. Ленину была и позиция Г.В. Плеханова, хотя она была гораздо более мягкой, особенно в дальнейшем, после II съезда РСДРП.

Что касается М.И. Туган-Барановского, то он тяжело переживал разногласия. Свой труд он рассматривал через призму научной критики и полагал, что эта критика содействует укреплению позиций не только социалистов в целом, но и марксистов. «Я не могу слепо верить в догму, - писал он А.Н. Потресову 19 мая 1899 г., - хотя очень ценю догму и знаю, что "без догматассс невозможно никакое общественное движение: поэтому я не хочу разрушать догмы, но стараюсь ее усовершенствовать по мере моих сил и, если это мне плохо удается, - вина не моя»97. Ту же мысль, но в несколько иной форме он высказал в 1905 г. в предисловии к своей книге "Теоретические основы марксизма". «Настоящая книга, - писал он, - далеко не преследует цели простой полемики; критикуя Маркса, я стремился придать своей критике не только отрицательный, но и положительный характер. Моя критика не направлена против Маркса как представителя определенны социальных идеалов; наоборот, высказываясь против данного автором "Капитала” обоснования этих идеалов, я хотел бы лишь содействовать и лучшему и более прочному обоснованию...»98

Стороннему читателю эти строки могут показаться лукавством. Но я, читая их сейчас, в 1995 г., соединяя со всем, что мне известно о М.И. Туган-Барановском, убежден, что он их писал искренне и со всем гем чувством искренности, на которое был способен. Его крайне мучила тревога за личные отношения со многими социал-демократами, стоявшими на позициях ортодоксального марксизма. "Надеюсь, - писал М.И. Туган-Барановский, Г.В. Плеханову в июне 1899 г., - что Вы признаете право за единомышленниками в области политической и общественной разногласий в вопросах теории. Мне говорил Струве, что Вы упоминали в своих письмах об "академических марксистах", вероятно, к этим академическим марксистам Вы относите и меня. Но я вовсе не считаю себя таковым и думаю, что в общественных вопросах у меня с Вами существенных разногласий нет"99. Это письмо перекликается с другим - к А.Н. Потресову (от 19 мая 1899 г.): «Странное, право, мое положение. Одни меня ругают за ортодоксальность, а другие за то, что я не настоящий марксист. Так, я недавно узнал, что многие правоверные марксисты очень озлоблены против меня за мою статью в "Архиве". Статья в майской книжке "Научного обозрения" озлобит, наверное, еще больше. Но что же делать!»100 "Для меня ясно, как дважды два, что конструкция Маркса несостоятельна. Тем не менее, огромное большинство признает, что я говорю сущий вздор. Это, разумеется, право каждого, - в том же письме далее говорит М.И. Туган-Барановский и делает очень любопытное и проницательное заключение, - но следовало бы, мне кажется, строго различать разногласия в вопросах общественных от разногласий в вопросах чисто научных. Я понимаю, что можно возненавидеть человека за первое - но за последнее, казалось бы, ненавидеть нельзя. А между тем, у нас совсем не умеют различать эти две области"101.

Последнее высказывание как бы предвосхищает споры 30-50-х годов по научным проблемам.

В дальнейшем отношения между моим дедом и В.И. Лениным еще более обострились. Тут, видимо, примешались и субъективные моменты. На это откровенно в своих мемуарах указывал П.Б. Струве. В частности он писал о том, что к В.И. Ленину почувствовал своего рода отвращение буквально с первых часов знакомства. Причиной было, по словам П. Струве, не разномыслие, а то, как В.И. Ленин относился к своим противникам. П.Б. Струве даже сравнивает В.И. Ленина с Г.В. Плехановым. Но тут же добавляет: то, как они обращались с другими людьми, может быть охарактеризовано непереводимым французским словом "cassant". «Но в ленинском "cassant" было что-то невыносимо плебейское и что-то безжизненное, отвратительно холодное». И далее П.Б. Струве добавлял: "Многие разделяли со мной это впечатление от Ленина. Я назову только двоих и притом весьма различных людей: В.И. Засулич и М.И. Туган-Барановского. В.И. Засулич, самая умная и чуткая из всех женщин, каких мне приходилось встречать, испытывала к Ленину антипатию, граничившую с физическим отвращением, - их позднейшее политическое расхождение было следствием не только теоретических или тактических разногласий, но и глубокого несходства натур"102.

Но особенно интересна другая характеристика: "М.И. Туган-Барановский, с которым я был в течение многих лет очень близок, говорил мне со свойственной ему наивностью... о своей неудержимой антипатии к Ленину. Зная и даже быв близок с братом Ленина с Александром Ульяновым, который был казнен в 87 г... он с изумлением, граничившим с ужасом, рассказывал, как не похож был Александр Ульянов на своего брата Владимира. Первый, при всей своей моральной чистоте и твердости, был чрезвычайно мягкий и деликатный человек даже в обращении с незнакомыми и врагами, тогда как резкость второго была поистине равносильна жестокости"103.

Кстати, подобную аналогию проводил и другой товарищ А. Ульянова по университету В. Водовозов104.

Все это в совокупности - идейная эволюция М И. Туган-Барановского и П.Б. Струве и непримиримость В.И. Ленина и его окружения ко всякой критике марксизма - привело к разрыву их отношений. Последний раз они встретились, как "друго-враги" (термин Мартова), на Псковском совещании 1900 г. На этом совещании, где присутствовали М.И. Туган-Барановский, П.Б. Струве, с одной стороны, и В.И. Ленин и Ю. Мартов - с другой, было принято решение о создании газеты "Искра". Но уже В самой "Искре" М.И. Туган-Барановский и П.Б. Струве не печатались. Произошло это главным образом по настоянию В.И. Ленина, оценивавшего их только как либералов. П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановский тяжело и болезненно переживали разрыв. П.Б. Струве писал, имея в виду прежде всего себя: "Нужно откровенно сказать, что руководящие ортодоксальные социал-демократы - Плеханов и Ленин - все сделали для того, чтобы ускорить и, т.с., психологически облегчить мое расхождение с ними. Они не только не считались в должной мере со мной, как с духовной личностью и политическим деятелем. Но - что было еще ошибочнее! - они и это относится всего более к Ленину - совершенно не понимали, что каковы бы ни были мои личные взгляды, я для них должен был быть уже не социал-демократом и даже не экс-социал-демократом, а подлинным выразителем взглядов целой общественной среды, которую нельзя было ни игнорировать, ни отбрасывать, за которой нужно было признать право иметь свое лицо"105. Очевидно то же самое мог сказать М.И. Туган-Барановский, хотя его отношение к марксизму и тем более социализму было иным, чем у П.Б. Струве.

В бывшем ЦПА НМЛ при ЦК КПСС, а ныне РЦХИДНИ, в фонде П.Б. Струве хранятся шесть писем к нему М.И. Туган-Барановского за 1899-1905 гг., по которым можно проследить позиции обоих - адресата и автора. В одном из писем, скорее всего относящемся к началу 1902 г., написанном из полтавской деревни, М.И. Туган-Барановский интересно размышляет о своей собственной эволюции: «Ужасно странно иногда натолкнуться на наши еще столь недавние литературные упражнения в "Новом слове" или "Начале”. Боже, как все это кажется давно и по детски наивно! Как смешно встречать этот задорный самоуверенный тон, эти запальчивые нападения на литературных противников, эту наивную уверенность, что мы нашли, наконец, самую настоящую истину, и эта истина заключена в "Капитале" Маркса»106. И далее в связи с этим следует сразу любопытная характеристика В.И. Ленина: «Это впечатление произвело на меня перечитывание статей Ильина о Сисмонди, что мне нужно было для моей работы в "Мире Божьем". Так хотелось сказать - "маленький ты мальчик, не горячись, будь спокойнее, то, что тебе кажется верным, вовсе не так верно - жизнь неизмеримо сложнее, глубже, таинственнее, чем ты это себе представляешь"»107. Слова прямо пророческие!

В июне 1903 г. дед, после поездки по югу России, приехал в Киев, где сделал на расширенном заседании местного социал-демократического комитета доклад, предсказывавший в недалеком будущем появление крестьянского движения. На этом докладе присутствовал социал-демократ Н. Валентинов, он его назвал "интересным". После заседания Михаил Иванович и Н. Валентинов гуляли по берегу Днепра. Разговор зашел о В.И. Ленине, и дед опять вернулся к его характеристике: «Я не буду, - говорил он, - касаться Ленина как политика и организатора партии. Возможно, что здесь он весьма на своем месте, но экономист, теоретик, исследователь - он ничтожный. Он вызубрил Маркса и хорошо знает только земские переписи. Больше ничего. Он прочитал Сисмонди и об этом писал, но, уверяю вас, он не читал как следует ни Прудона, ни Сен-Симона, ни Фурье, ни французских утопистов. История развития экономической науки ему почти неизвестна. Он не знает ни Кенэ, ни даже Листа. Он не прочитал ни Менгера, ни Бем-Баверка, ни одной книги, критиковавших теорию трудовой стоимости, разрабатывавших теорию предельной полезности. Он сознательно отвертывался от них, боясь, что они просверлят дыру в теории Маркса. Говорят о его книге "Развитие капитализма в России”, но ведь она слаба, лишена настоящего исторического фона, полна грубых промахов и пробелов»108.

Не менее резкими были и отзывы С. Булгакова. Он говорил Н. Валентинову: «Ленин нечестно мыслит. Он загородился броней ортодоксального марксизма и не желает видеть, что вне этой загородки находится множество вопросов, на которые марксизм бессилен дать ответ. Ленин их отпихивает ногой. Его полемика с моей книгой "Капитализм и земледелие" такова, что уничтожила у меня дотла всякое желание ему отвечать. Разве можно серьезно спорить с человеком, применяющим при обсуждении экономических вопросов приемы гоголевского Ноздрева"109.

По поводу ленинской книги "Что делать" С. Булгаков восклицал: "Как вы можете увлекаться этой вещью! Брр’ До чего это духовно мелко! От некоторых страниц так и несет революционным полицейским участком"110.

Хотя эти оценки, несомненно, были очень эмоциональны и несколько пристрастны, они, тем не менее, отвечали общему представлению М.И. Туган-Барановского, П.Б. Струве и С. Булгакова о будущем лидере большевизма. В то же время они означали, в частности, для Михаила Ивановича, не только его отход от ортодоксального марксизма и разрыв с ним, с его представителями, но и отказ от восприятия марксизма в качестве ученика и последователя. Именно с этого момента, с конца XIX - начала XX вв., он задумывается, что нужно идти своей дорогой, как он писал позже, "самостоятельного исследователя". Поиски собственного общественного идеала совпали и с крутым изменением в его личной жизни.

В ПОИСКАХ СВОЕГО ПУТИ

Как я уже говорил, смерть Лидии Карловны в возрасте всего 30 лет была необычайно сильным ударом по Михаилу Ивановичу. "Он очень тосковал, - вспоминала А. Тыркова-Вильямс, - стал беспомощный, растерянный, что-то бормотал, часами молчал, не мог работать"111. Но, по ее наблюдениям, в церковь не пошел, а закружился вокруг вечных вопросов о жизни и смерти, бессмертии и читал не Евангелие, а Канта заинтересовался даже мистикой и спиритизмом, вещью, по его собственным словам, "пошлой и вульгарной" в общественном мнении. Как ни странно, в тот момент Э. Кант и медиумы успешно дополняли друг друга. «Теперь я читаю Канта, - писал он вскоре после смерти жены, - и получаю очень большое удовлетворение от чтения его "Критики чистого разума". Чтение это дается мне с большим трудом - я все перечитываю дважды, но в конце концов все понимаю и предо мной как бы раскрывается новый мир. Еще меня теперь очень занимает вещь, в общественном мнении очень пошлая и вульгарная: спиритизм. Я был на сеансе одного профессионального медиума, который явно шарлатанил и морочил публику: тем не менее кроме очевидного обмана было, быть может, и нечто другое. Теперь я устраиваю другой сеанс, на котором возможность обмана будет устранена. Вероятно, не будет ровно ничего - если же будет, то ценность приобретенного таким путем познания громадная. Я никогда не говорил с Вами о мистицизме и не знаю, как В на это смотрите - но я всегда думал, что под густой оболочкой шарлатанства, обмана и самообмана в мистицизме скрывается какое-то таинственное зерно истины»112.

Тягостность ситуации усиливалась еще от того, что он чувствовал себя очень одиноким: жил неудобно в доме тещи, которая на него ворчала, особых друзей не было, и, вероятно, наиболее близким к нему человеком в ту минуту был П.Б. Струве. К тому же М.И. Туган-Барановский лишился студенческой аудитории. Еще в 1895 г., после защиты магистерской диссертации, он стал приват-доцентом Петербургского университета. Однако в 1899 г. по причине политической неблагонадежности, несмотря на все свои ученые степени, он был лишен права преподавания в вузах Петербурга. Тем не менее 4 марта 1901 г. он вновь принял участие в студенческой демонстрации протеста. Протест был вызван тем, что в 1899 г. правительство издало постановление, по которому арестованных студентов отправляли на службу в армию сразу, а не после окончания вуза. Общественность в этом распоряжении увидела возвращение к временам Николая I, хотя тогда поступали гораздо более сурово: студентам за вольнодумство забривали лбы и на долгие годы отсылали рядовыми в кавказскую действующую армию. Как рассказывает А. Тыркова-Вильямс, теща хотела не пустить своего зятя на демонстрацию, но М.И. Туган Барановский воспротивился: "Да нет, как же ты не понимаешь, ведь это насилие, возмутительное издевательство! Конечно, необходимо протестовать. Необходимо показать самодержавию, что мы не все стерпим. Пора выйти на улицу. Пора приучать массы к выступлениям"113.

Демонстрация состоялась у Казанского собора. В ней принял участие и П.Б. Струве, он даже получил несколько ударов нагайкой. В результате М.И. Туган-Барановский и П.Б. Струве были арестованы, десять дней провели в камерах Литовского замка и затем им объявили приговор: правительство запретило им проживание в обеих столицах, университетских городах, а также Риге и Ярославле114.

П.Б. Струве выехал за границу, где стал издавать газету "Освобождение", а М.И. Туган-Барановский поселился в с. Лохвицы Полтавской губернии. Там он проживал до 1905 г. Там к нему пришло и личное счастье. Он женился, и вскоре родились дети: сын и дочь. В этот резкий перелом жизни ему было всего 36 лет. "Судьба, - писал он П.Б. Струве, - как будто, нарочно позаботилась о том, чтобы сделать для меня разрыв с прошлым более полным - перенесла меня в новую среду, окружила новыми людьми; от прошлого, 36-летнего, не осталось ровно ничего - кроме воспоминаний, все еще остающихся мучительными. Со мной произошло совершенно то же, что иногда проделывают авторы со своими героями: заставляют их заснуть и проснуться в новой обстановке с новыми людьми. Вот так и я внезапно был перенесен из Петербурга в полтавскую деревню. Резкость этой перемены есть для меня как бы наглядное, чувственное свидетельство призрачности и нереальности мира. Все проходит, колеблется, исчезает и когда оглядываешься назад, то затрудняешься различить - что в воспоминаниях действительность, и что только мечта"115. "Но Вы не думайте, - писал он в том же письме, - что я стал равнодушен к общественным вопросам или даже переменил свои взгляды. Ни того, ни другого. Человеческая комедия или трагедия не потеряла для меня своей занимательности - я чувствую себя более зрителем, чем действующим лицом. Эта роль, впрочем, и более приличествует человеку мысли"116. Тот же рефрен в другом месте "По-моему, для человека мысли, с внутренним содержанием, самая приличная позиция - одиночество. Ничего не может быть ужаснее, как быть человеком партии"117.

Очевидно, таким мыслям способствовало сравнительное уединение, которое наступило после Петербурга. К тому же по натуре М.И Туган-Барановский был более склонен к научной и теоретической деятельности, чем к политической борьбе и суматохе. "Мне. -писал он П. Струве, - теперь противна та ярмарка тщеславия, которой не может не являться всякая общественная деятельность"118.

Но несмотря на такие настроения его пребывание в Полтавской губернии вызвало большой общественный интерес и было отмечено рядом его громких выступлений. Отчасти, этому способствовало и то, что его новые родственники - помещики Русиновы занимали видное положение. Брат супруги деда Ольги Федоровны (рис. 7). А.Ф Русинов, был предводителем дворянства Лохвицкого уезда. Сам Михаил Иванович проявил себя на земском поприще: он был почетным мировым судьей Лохвицкого округа, также гласным Полтавского губернского и Лохвицкого уездных собраний. Кроме того, дед поддерживал довольно близкие отношения с писателем В.Г. Короленко, которого он регулярно посещал в Полтаве119.

Судя по всему М.И. Туган-Барановский основательно попортил кровь полтавскому губернатору. Местная охранка постоянно держала деда под своим наблюдением, вплоть до того, что фиксировала в частных письмах всякие упоминания о нем. О М.И. Туган-Барановском сообщалось в донесении в Департамент полиции от 2 мая 1905 г., что он помогает некоему М.П. Кожушко, "агитатору", связанному с распространением нелегальной литературы. По просьбе М.И. Туган-Барановского, М.П. Кожушко был принят на службу в Лохвицкую дворянскую опеку120. "Как Туган-Барановский, так и Русинов, - говорилось в донесении начальника Полтавского губернского жандармского управления, - известны своей политической неблагонадежностью, и они всегда оказывают покровительство лицам, одинакового с ними образа мыслей"121.

Будучи гласным Полтавского губернского собрания М.И. Туган-Барановского неоднократно выступал с критикой правительства и губернских властей, о чем всякий раз доносилось в Департамент полиции и Министерство внутренних дел. Процитируем документы, которые говорят сами за себя.

Рис. 7. Жена М.И. Туган-Барановского Ольга Федоровна (урожденная Русинова) с дочерью Еленой
Рис. 7. Жена М.И. Туган-Барановского Ольга Федоровна (урожденная Русинова) с дочерью Еленой

26 марта 1905 г. Полтавский губернатор кн. Урусов сообщал министру внутренних дел: «23 марта мною открыто было чрезвычайное губернское земское собрание. За несколько дней до собрания мне сделалось известным, что партия губернских гласных весьма крайнего направления решила при содействии публики сделать какую-либо антиправительственную демонстрацию... При открытии собрания я заметил особенное возбуждение среди подобранной публики, собравшейся в зале, между которой было много студентов... много поднадзорных и евреев... По открытии мною заседания (причем гласные недавно окончивший срок полицейского надзора, уволенный за неблагонадежность, бывший профессор Туган-Барановский, Мельников и секретарь Александровской... земской управы Чижевский демонстративно не встали со своих мест)... Мельников заявил, что... собрание должно было рассмотреть вопрос, касающийся Высочайшего указа 18 февраля 1905 г., между тем этого вопроса в программе нет... а гласный Туган-Барановский, объясняя, что министр и губернатор нарушили закон, что действия их являются произволом и что вообще нежелательно, чтобы такие маленькие "самодержцы" попирали и игнорировали законы, предложил принести по этому делу жалобу Правительственному Сенату, тем более, что теперь идет борьба за политическую свободу. После речи Туган-Барановского среди публики раздались аплодисменты.. Речь Чижевского также встретила аплодисменты»122.

Тогда председатель собрания предложил публике сделать перерыв и выйти из помещения, но М.И. Туган-Барановский возразил: "А я прошу публику не выходить". В этом письме содержалась любопытная характеристика Михаила Ивановича: «... гласный Туган-Барановский, человек в высшей степени некорректный, партийный и неумеющий владеть собой, но обладающий даром складно говорить и тем увлекать за собой индифферентных гласных. Иронические сравнения высших органов власти с "маленькими царьками" и "самодержцами" вызвало смех среди поднадзорной публики и подкупало эту публику в пользу Туган-Барановского»123.

В губернском земском собрании М.И. Туган-Барановский выступал за обсуждение аграрной проблемы и наделение крестьян землей "безденежно". Это было очень актуально в условиях развивающейся революции. Губернатор и власти старались не допустить обсуждения этого вопроса. 30 мая М.И. Туган-Барановский говорил в губернском собрании: "К сожалению, я вижу, что администрация систематически ставит нам преграды перед тем, о чем думает теперь каждый русский человек и о чем он желает свободно высказать свое мнение... Неужели мы должны подчиняться беззаконию"124. На этот раз точка зрения М.И. Туган-Барановского победила, было решено образовать комиссию из гласных по выработке соответствующей петиции для представления ее в Совет министров125.

Объясняя положение дел в губернии, полтавский губернатор кн. Урусов сообщал 24 июня 1905 г. товарищу министра внутренних дел: «В составе лохвицкого с/х общества находится несколько лиц самого крайнего направления, как, например, дворяне Русиновы, уволенный за неблагонадежность профессор Туган-Барановский, казак Бедро... Это общество коснулось "больного вопроса" - землевладения и землепользования, для чего организовало из самых неблагонадежных в политическом отношении членов своих особую комиссию, которая к участию в разработке этого вопроса пригласила местных крестьян - преимущественно безземельных, очевидно преследуя цель возбудить в них недовольство существующими экономическими условиями. Публичные заседания этой комиссии... и послужили ареной для произнесения политически неблагонадежными Бедро, Кожушко и другими лицами перед собравшимися крестьянами речей об отобрании земель помещиков, казенных царских и т.п.»126. Такой вот политический резонанс имело выступление М.И. Туган-Барановского в губернском собрании.

Не ограничиваясь этими донесениями, полтавский губернатор 19 декабря 1905 г. отправил телеграмму Управляющему Министерства внутренних дел: "Четыре года борюсь [с] положением Лохвицкого уезда благодаря местному предводителю Русинову, его зятю профессору Туган-Барановскому; в уезде образовался круг людей, явно враждебных правительству, парализовавших действия администрации..."127 Отправление телеграммы в Москву - факт любопытный. Ведь она фактически не содержала никаких не только экстренных, но и новых сведений, обо всем этом было известно из предыдущих донесений. Очевидно ее посылку можно объяснить только особым эмоциональным состоянием губернатора! В свете этих фактов становится понятным, почему министерство не утверждало М.И. Туган-Барановского в звании профессора, и он его получил только после Февральской революции.

Полтавский период его жизни был очень плодотворным в творческом отношении. Именно в эти годы он подготовил работы, которые были основаны на фундаменте его прежних изысканий, но и вместе с тем выявляли новые перспективы в исследовании не только экономических проблем, но и будущего общественного идеала. В 1903 г. отдельной книгой вышли его "Очерки из новейшей истории политической экономии и социализма" (сначала в 1901-1902 гг. они публиковались в "Мире Божьем"), в 1905 г. двумя изданиями - "Теоретические основы марксизма", в 1906 г. - "Современный социализм в его историческом развитии" и "Очерк движения в пользу национализации земли и практические выводы". В 1907 г. появился сокращенный курс лекций М.И. Туган-Барановского, а в 1909 г. полный - "Основы политической экономии", представлявший собой по существу самостоятельное исследование, и в то же время это был учебник, которым пользовались студенты в советских вузах даже после Октября 1917 г. и в 20-е годы. Все эти крупные работы были почти сразу переведены на иностранные языки и изданы сначала в Германии, а потом и в других странах128.

В них он пытался выработать свой взгляд на проблему социального идеала и способов его достижения. По М.И. Туган-Барановскому, капитализм не мог умереть естественной смертью, и периодические кризисы были своеобразным способом исправления общества. Но при всем том он до конца своих дней оставался социалистом, в отличие от П.Б. Струве, который, как едко выразился Д.Н Овсянико-Куликовский, последовательно переходил "от одной немецкой доктрины к другой"129. Это обстоятельство и обусловило в конце концов расхождение М.И. Туган-Барановского с П.Б. Струве. Д.Н. Овсянико-Куликовский верно подметил, что М.И. Туган-Барановский от марксизма "ортодоксального" и "еретического" прямо перешел к самостоятельному творчеству, и в его книгах и статьях "современная социалистическая мысль получила глубоко оригинальное выражение"130. Уже с начала XX в., пытаясь отыскать совершенную модель общественного устройства, он основательно занимался изучением различных социальных теорий, в том числе и социалистических. Этому были посвящены многие его работы: от "Очерков..." (1901-1903 гг.) до "Социализма, как положительного учения" (1918 г.). В них он отрицал претензию марксизма на научное социальное предвидение и доказывал, что идеи А. Сен-Симона, Ш. Фурье, Р. Оуэна и других, так называемых социалистов-утопистов, являются не менее научными, чем проекты К. Маркса и Ф. Энгельса.

В литературе часто высказывается мнение, что П.Б. Струве и М.И. Туган-Барановский испытали влияние бернштейнианства. Мне же кажется, что многое из немецкого ревизионизма они даже предвосхитили и скорее шли в своих исследованиях разными путями, испытав разочарование в марксизме.

От марксизма и тем более от большевизма М.И. Туган-Барановского отталкивала теория классовой борьбы и неверие в близкий крах капитализма. Хотя он полагал, что капитализму будет нанесен удар, но это произойдет на определенном высоком уровне развития экономики и производительных сил. Кроме того, он критиковал марксизм с этических позиций, и я полагаю, что именно с этим была сопряжена его высокая оценка А. де Сен-Симона, Ш. Фурье и Р. Оуэна. С этим также был связан его интерес к философии Э. Канта "У меня, - писал он П. Струве в 1901 г. из полтавской деревни, - складывается свое собственное философское мировоззрение, в основе которого лежит Кантовское учение об идеальности пространства и времени; по моему, сам Кант не вполне понимал значение этого своего гениального учения и не сделал всех выводов, которые из него проистекали"131.

К сожалению, эту свою мысль М.И. Туган-Барановский полностью не расшифровал. Видимо, он собирался сделать это в перспективе. "Меня очень интересует философия, - писал он П. Струве примерно в 1902-1903 гг., - но писать на философскую тему я еще буду не скоро. Нужно еще выступить в качестве философа"132. Последнее, вероятно, так и не состоялось. Но вслед за "Теоретическими основами марксизма" в 1909 г. он написал предисловие к русскому переводу книги К. Форлендера "Кант и Маркс: очерки этического социализма". По этому предисловию и по некоторым другим работам можно судить, что его в мировоззрении Э. Канта более всего привлекала концепция верховной ценности человеческой личности. "Как верховная цель в себе, человек не может быть обращен в средство для других целей", - утверждал он133. Поэтому он также заинтересовался нравственными идеями Ф.М. Достоевского134. И уже с таких позиций понимания морали и этики судил о марксизме. И, естественно, что это его суждение носило критический характер. Эта критика этических норм марксизма и особенно ленинизма кажется особенно актуальной и убедительной в наши дни с учетом нашего печального опыта. "Марксизм, - писал М.И. Туган-Барановский в 1909 г., - отвергал необходимость этического оправдания социализма и, конечно, не без достаточных оснований. Дело в том, что вся система общественной философии марксизма проникнута принципиальным отрицанием этики. Внеклассовую этику марксизм признает предрассудком, а классовая этика есть внутренняя невозможность. И потому марксизм вполне последовательно ставит на место морали классовый интерес. Получается очень стройное социологическое построение, в котором для этики в собственном смысле слова места нет. И если на практике марксизм не в силах удержаться на этом принципиальном аморализме, то в теории он твердо стоит на этой позиции" (подчеркнуто мной. - Лет.)135.

На мой взгляд, в этих словах и особенно в выделенных мной заключена глубокая мысль, где фактически содержится предвидение ленинизма и сталинизма. Ведь, далее рассуждения В.И. Ленина о классовом характере морали привели к новым понятиям - "революционное правосознание", "революционная целесообразность", "диктатура пролетариата - это власть, не связанная никакими законами" и т.д., которые и послужили оправданием политических репрессий после Октября 1917 г.

Создавая свою модель "этического социализма", М.И. Туган-Барановский говорил, что если отбросить учение об абсолютной ценности человеческой личности, то все демократические требования "нашего времени окажутся простым разглагольствованием". Подобные утверждения шли вразрез с постулатами большевизма. Не случайно В.И. Ленин называл Ф.М. Достоевского "архи-скверным", а Н.И. Бухарин в 1913 г. писал, что в трудах М.И. Туган-Барановского "кроме этической болтовни", "которую всерьез принимать невозможно, мы не находим ровно ничего"136. Н.И. Бухарин в этом вопросе поддержал другой "марксист" Л.Д. Троцкий137. Не знаю как Л.Д. Троцкий, но думаю, что Н.И. Бухарин позже в сталинской тюрьме в ожидании расстрела мог пересмотреть свое мнение о роли этики в общественном движении. Мне представляется поэтому, что с момента разрыва с В.И. Лениным, разрыва болезненного, но вызванного безусловно объективными обстоятельствами, М.И. Туган-Барановский с каждой новой работой все более отдалялся от К. Маркса. В 1902 г. он писал П. Струве: «Марксистская страничка нашего общественного развития, по-видимому, приходит к концу - хотя нельзя, разумеется, не поручиться, чтобы наши "ортодоксы" не нашли себе подходящей среды для восстановления своего влияния, ибо люди ужасно глупы, и нет такой глупости, которой бы они не поверили, если им хочется верить»138. В сущности, в это время он активно искал свой путь, и, я думаю, нашел его. На этом пути было очень мало принципиальных соприкосновений с марксизмом.

В 1903 г. власти запретили М.И. Туган-Барановскому еще на пять лет въезд в столицы, но уже через год последовала отмена этого решения. В 1905 г. он вернулся на кафедру Петербургского университета (снова в качестве приват-доцента). Активно работал и в других вузах, с 1913 г. был профессором Петербургского политехнического института, преподавал на Бестужевских высших курсах и в Народном университете Шанявского. В Петербургском университете он руководил кружком, который насчитывал несколько сот человек. Несмотря на это, он оставался приват-доцентом. Виной тому были его взгляды Проф. П.И. Георгиевский составил записку-донос правительству против занятия М.И. Туган-Барановским кафедры в Петербургском университете. В 1912 г. Совет университета избрал его профессором, но министерство не утвердило это постановление.

В университете и в вузах, где преподавал М.И. Туган-Барановский, он пользовался необычайной популярностью и авторитетом. Его считали энциклопедистом, обращались к нему как к арбитру в научных спорах. Отец мне говорил, что в университете он читал лекции только в актовом зале, так как все другие аудитории не вмещали желающих попасть к нему. В моей жизни было несколько случайных встреч с учениками деда, и они подтвердили этот факт. По существу, все лекции носили публичный характер, на них приходили лидеры различных политических направлений. Н.Д. Кондратьев позже вспоминал "Он читал лекции в большинстве случаев с огромным эмоциональным подъемом. Его мысли неслись стремительным потоком. Менее всего Михаил Иванович склонен был читать лекции из года в год по раз принятому шаблону. Наоборот он всегда чутко следил за интересами аудитории и общества"139.

Меня, как университетского преподавателя, интересовала его система подготовки к выступлениям. Ее удалось узнать и понять после того, как мои двоюродные брат и сестра (дети дочери Михаила Ивановича - Ольги, проживающие ныне в Праге), передали мне старенький портфель деда. В нем я нашел конспекты некоторых его лекций (рис. 8). По форме они сильно отличались от конспектов многих моих коллег, и моих тоже. Часто конспекты лекций представляют почти полный текст выступления. М.И. Туган-Барановский поступал иначе. На нескольких небольших страницах он писал лишь основные тезисы, выражающие самую суть его мыслей. Тезисы были сформулированы кратко и емко. А затем в ходе лекции он эти тезисы развивал. Такая форма подготовки, разумеется, требовала, помимо всего прочего, большой эрудиции и памяти. Но зато это создавало свободу во время лекции, давало возможность импровизировать, рассказывать, а не читать "по бумажке", делало выступление более доступным и доходчивым для слушателя.


Рис. 8 Конспект лекций М.И Туган-Барановского
Рис. 8 Кон142спект лекций М.И Туган-Барановского

Несмотря на официальное непризнание в спецсеминар М И. Туган-Барановского и на его лекционные курсы студенты шли охотнее, чем к его более титулованным коллегам. Как писал Н.Д. Кондратьев, "студенчество теснилось к его кафедре"140. Будущий выдающийся социолог П. Сорокин обучался в Петербургском университете и слушал лекции деда. Он рассказывал: "Если приват-доцент был выдающимся ученым и популярным лектором, он часто имел больше студентов, записывающихся на его курс, и, соответственно, больший доход, чем у менее знаменитого полного (ординарного) профессора. Точно так получилось с приват-доцентом М. Туган-Барановским и профессором Георгиевским в Санкт-Петербургском университете. Оба они читали параллельные курсы по политической экономии, но число студентов, записывающихся на курс Туган-Барановского, было во много раз больше, чем у Георгиевского. Их доходы также разнились соответственно"141. Может быть, поэтому проф. Георгиевский писал доносы на деда!

В университете в семинарах деда обучалось по несколько сот человек. Сам Михаил Иванович считал, что его семинарий по форме отличается от. университетских семинариев в Германии. Там темы докладов носят чрезвычайно узкий, строго фактический характер. Правда, говорил он, это имеет свою сильную сторону, так как отчет "отучает студента от верхоглядства, легкомысленных, непродуманных заключений, и вместе с тем знакомит его с самой техникой разработки научного материала. Но чрезмерная узость имеет и свою невыгодную сторону. Если работа посвящена вопросу, не могущему заинтересовать никого кроме самого работника, то все прочие участники... не принимают в ней никакого участия". С этим учетом он давал темы докладов и сочинений. Наиболее выдающиеся научные исследования были опубликованы в "Трудах..." его экономического семинария.

К ученикам М.И. Туган-Барановский относился трепетно и с любовью. О его внимании к ним свидетельствует, например, письмо к П.А. Кузько, в будущем крупному советскому работнику. Хочу привести его полностью, поскольку здесь также он излагает очень интересные суждения:
(конец 1906, или начало 1907 гг.)

«Многоуважаемый Петр Авдеевич!

С большим интересом прочитал Ваше письмо.

Не только в Вас, как и вообще в теперешних "молодых" меня удивляет быстрота и решительность суждений о Канте. Вы считаете возможным просмотреть в короткое время и уже заранее составили о нем свое мнение, а я на него употребил целый год, перечитал "Критику чистого разума" семь раз, а прочие работы раза по четыре.

Не думайте при этом, что я вообще медленно работаю. Я не был на юридическом факультете и был исключен с естественного, но когда через год мне представилась возможность сдать экзамен, то я в три месяца прошел курс юридического и естественного факультета и сдал за этот срок кандидатский экзамен по обоим факультетам.

Вы, разумеется, не рассердитесь на меня за эти соображения. Я еще не стар, хотя уже и не молод - мне 42 года, но уже чувствую себя человеком другого поколения, и как всегда в этом случае, склонен сравнивать новое поколение со старым к невыгоде первого. Но, право, молодежь теперь удивительно скоропалительна.

Вы лично находитесь в неблагоприятных условиях для работы, но те, кто вполне имеет возможность работать, предпочитают теперь выступать с готовыми суждениями.

Возьмите новейшую беллетристическую и публицистическую литературу - сколько в ней задора и, вместе, невежества.

Ваши философские соображения относительно вещи в себе воспроизводят обычное, господствующее представление, между прочим, выраженное и Спенсером.

Вещь в себе не похожа на наше представление о ней, но вызывает, своим воздействием извне, наше представление.

Это, по-моему, недостаточно продуманное кантианство. Недостаточно продуманное потому, что здесь молчаливо предполагается, что вещь в себе отчасти, все же, походит на наше представление, ибо заключена в форму пространства и времени. В сущности, это философия Локка.

Если же ее дополнить Кантом, т.е. признать, что и пространство и время суть формы нашего восприятия, т.е., что прошлое, настоящее и будущее, далекое и близкое также субъективны, как субъективен зеленый и красный цвет, что объективно нет ни близкого, ни далекого, ни прошлого, ни будущего, то получается идеалистическое мировоззрение, отрицающее материальный мир. Объективный мир, конечно, существует - я считаю солипсизм несообразностью, но объективный мир для меня есть только признание того, что мое сознание не исчерпывает всего мирового сознания.

Впрочем, на эти темы трудно писать, так как они требуют очень много места.

Что касается нашего спора о равноценности, то как же можно обосновать равноправность, как не равноценностью? Можно ли для блага человечества зажарить на костре ребенка.

Если нельзя, значит ценность всего человечества не больше, чем ценность ребенка, значит ценность ребенка бесконечна (ибо она не меньше ценности всего человечества), а бесконечность равна бесконечности. Будьте последовательны - если люди равноправны, значит они и равноценны.

На чистом ницшеанстве нельзя основать социализма. Ведь о равноценности можно говорить лишь в условном смысле - конечно, люди не равны по своему достоинству, но я отношусь к ним, в известном отношении так, как если бы они были равноправными.

Всего хорошего,
Ваш М. Туган-Барановский»
143.

В советское время некоторые ученики Михаила Ивановича кончили жизнь трагически. Особенно это касается Н.Д. Кондратьева, который в 1930 г. был арестован, затем приговорен к восьми годам лишения свободы, а в 1938 г. расстрелян.

М.И. Туган-Барановский переселился окончательно в Петербург в 1911 г., когда получил правительственное разрешение. До этого он приезжал периодически для чтения лекций. Проживая в Петербурге и неплохо зарабатывая он старался помогать политически неблагонадежным. В частности, Е.Д. Стасова, бывшая одним из руководителей большевистской партии, позже говорила моему отцу, что несколько раз приходила к Михаилу Ивановичу за деньгами.

Правда, порой эта благотворительная помощь оказывалась в довольно оригинальной форме. Отец вспоминал, что в конце 1914 г. у них в доме был большой прием. Гостей много: профессора Максим Максимович Ковалевский, Лев Иосифович Петражицкий, Давид Давыдович Гримм, адвокат Оскар Осипович Грузенберг, шлиссельбуржец Николай Александрович Морозов, столичный богач и либерал Бренчанинов, Мережковский с Гиппиус и много других избранных. "Сели, пригубили рюмки, - писал мой отец, - и получили от Михаила Ивановича призыв жертвовать на политических заключенных”. Моему отцу было поручено обходить гостей с серебряным блюдом. Оно заполнялось крупными купюрами. Собраны были, вероятно, немалые деньги, но некоторую "ложку дегтя" подлил М.М. Ковалевский.

"Сколько пожертвовали на революцию, Ольга Федоровна, - хитровато спросил он у моей матери.

Она назвала сумму, кажется, сто рублей.

- И ужин вам обошелся примерно в двести. Значит всего триста, - усмехнулся Максим Максимович.

Мать была шокирована, но не обиделась. На Максима Мучего (так прозвали Ковалевского друзья) сердиться нельзя, он такой - косолапый, неповоротливый, знаменитости любое прощается. У него - не как у всех. Маститый ученый, а женился на итальянской певичке, с пугающим декольте и с золотыми браслетами на ногах. Вот тебе и профессорша!

- Шучу, шучу, - убаюкивающе заурчал Максим Максимович. - К тому же счастлив. Раз самому не дано в стан погибающих, то хоть так - презренным металлом"144.

Примечательна и другая история, рассказанная моим отцом. У него был гувернер, француз Марк Полен. Он обучал отца французскому языку и был его большим другом, поскольку разница в возрасте оказалась невелика. Марк Полен жил в их доме.

Уже после смерти Михаила Ивановича, когда мой отец эмигрировал за границу и после Белграда и Праги в 1925 г. переехал в Париж, то поселился на первое время в квартире Марка Полена. Там он познакомился с его отцом, который оказался неожиданно... поляком Иосифом Полинковским. Выяснилось, что Иосиф Полинковский был одним из последних революционеров-народников, затем он примкнул к социал-демократам, к Г.В. Плеханову, проживал за границей, а когда приезжал в Россию, то находился на нелегальном положении. Полинковский-отец договорился с Михаилом Ивановичем, что его сын Марк будет жить в доме Туган-Барановских под видом француза гувернера. Так и вышло145.

Эта история недавно получила неожиданное косвенное подтверждение. После 1991 г. в Москве был рассекречен Особый архив, где хранились материалы, вывезенные в 1945 г. из побежденной Германии. Среди этих документов оказались и материалы французской полиции (от конца XVIII в. и до 1940 г.), которые, в свою очередь, в Париже взяли фашисты. В этой коллекции мой коллега П.П. Черкасов обнаружил досье на моего отца за 1926 г., собранное французской полицией. Дело в том, что отец стал членом Французской коммунистической партии и в 1926 г. был выслан в СССР. Так вот в этом досье идет речь о том, что молодой Михаил Туган-Барановский, сын известного ученого, "автора многочисленных трудов", проживает на квартире г-на Марка Полена. Указывался адрес146.

После первой русской революции внимание полиции к М.И. Туган-Барановскому не ослабело, но оно как бы переместилось в сферу его научных интересов. Нужно отметить, что будучи истинным исследователем, он пытался свои знания сделать прикладными - это выразилось не только в том, что он разрабатывал новую модель социализма, но еще и в том, что дед старался прогнозировать развитие общества. По словам Н.Д. Кондратьева, его пророчества были "странны и своеобразны, хотя бы порой и верны, также малосозвучны реальному массовому сознанию, как и весь уклад его личности". Н.Д. Кондратьев говорит, что в этом отношении очень любопытны факты, переданные Е.Д. Кусковой. В конце 90-х годов XIX века. Михаил Иванович предсказывал, что через несколько лет в России будет конституция и предлагал держать пари. В начале XX века он утверждал, что в России возможна скорая социальная революция и "что на сцену выступит с небывалой силой демократия, и снова предлагал Е.Д. (Кусковой. - Авт.) держать пари". "Михаил Иванович, - комментирует Н.Д. Кондратьев, - как ясно, в этих случаях не ошибался. Но нельзя не признать, что эти его предсказания, несмотря на всю их удивительную правильность, носят скорее характер вспышек провидения яркой индивидуальности, которые были... продуктом личного переживания и умонастроения"147. Вероятно, Н.Д. Кондратьев отчасти прав, имея в виду чисто интуитивный характер некоторых его пророчеств. Но мне думается, что у М.И. Туган-Барановского существовала и научная система прогнозов, основанная на его знании экономики, и сформулированной им теории кризисов. Именно эта теория подтвердилась фактами.

В книге "Русская фабрика", которая вышла в начале 1898 г., дед указал, что Россия приближается к промышленному кризису, - и кризис действительно произошел в "очень острой форме” в конце 1899 г.148

В немецком издании "Промышленных кризисов”, вышедшем в 1900 г., он высказал мнение, что Германия приближается к промышленному кризису. Кризис последовал в 1901 г.149

Также М.И. Туган-Барановский предвидел американский кризис 1907 г.150

К 1910 г. авторитет М.И. Туган-Барановского как ученого был настолько велик, что к его мнению внимательно прислушивалось правительство. Расскажу об эпизоде, совершенно уникальном, свидетельствующем не только о четкой работе охранки, но и о значении, которое придавали деду в верхах.

В конце октября 1910 г. должен был состояться доклад М.И. Туган-Барановского в Вольно-экономическом» обществе в Петербурге. Но еще задолго до его выступления в Департаменте полиции соответствующие эксперты пытались определить, о чем он будет говорить, и какой это может вызвать резонанс в обществе. Надо отметить, что подход весьма разумный. В записке Особого отдела Департамента полиции говорилось: «На предстоящем в Вольно-Экономическом Обществе докладе Туган-Барановского о современном положении нашей промышленности будет, по всем вероятиям, указано на то, что улучшение нашего промышленного положения повлечет за собой усиление рабочего движения в смысле "сплочения" рабочих сил в целях улучшения своего заработка и т.д. Предстоят, дескать, как учит наука, - "стачки наступательного характера”... Для вида, конечно, все подобного рода "умозаключения" и "предсказания" будут облечены в квази-научную форму...»

Заметим попутно, что не слишком глубокие умы работали над данным заключением. Как и над другим: накануне выступления, 19 октября 1910 г., начальник Санкт-Петербургского охранного отделения писал о будущем докладе: в нем "автор не преминет, конечно, коснуться рабочего движения, что может вызвать на научной, якобы, почве затяжного характера полемику, представляющую собой в сущности лишь особый прием замаскированной агитации”151.

После всего товарищ министра внутренних дел, генерал Курлов отдал приказ о наблюдении за данным собранием.

И наконец, 20 октября 1910 г. в 9 часов вечера в Вольно-экономическом обществе состоялся доклад М.И. Туган-Барановского "Перелом в положении русской промышленности". Обратимся опять к полицейским документам, поскольку они красноречивее всего говорят: "В заседании присутствовало до 300 человек, в числе коих действительных членов общества было не более 75-80 человек; большинство были посторонние лица... было много социал-демократов фракции меньшевиков. На заседании председательствовал С. Прокопович; в числе присутствовавших, между прочим, был член Государственной Думы Покровский и меньшевики Федор Андреевич Любкин (Череванин), Пилецкий (партийная кличка "Дядя Яков"), Степанов, Смирнов, Могилянский, Гуковский и социалисты-революционеры старые народовольцы - Варзар и Воронцов (литературный псевдоним "В.В.")152.

Доклад продолжается полтора часа; сущность его сводилась к следующему:

«Кризис, царивший в русской промышленности с 1902 г. и разоривший массу предприятий - объясняется отливом иностранных капиталов. Капиталы же начали отливать благодаря шаткости положения правительства... Теперь положение начало изменяться... Кризис проходит...

Свои положения докладчик доказывал цифрами и диаграммами; доклад был очень содержателен и сдержан; Туган-Барановский читал его по корректурным листкам, так как он будет напечатан в журнале "Современный мир"»153.

По словам Туган-Барановского, "улучшение современного хозяйства в России, благоденствие крестьян и вообще успокоение наступит лишь тогда, когда произведено будет полное решение аграрного вопроса в России, т.е. когда помещичьи земли перейдут к крестьянам и от того покупательная сила населения - повысится. Какое же, говорит он, решение должны предпринять мы? Ответ ясен. - Мы должны идти в С.-Д. партию, не ту, которую рекомендуют Ленин и Луначарский, а ту, о которой Плеханов и Мартов и, войдя в эту партию, мы должны организовать рабочих и приучить их к планомерной борьбе, такой борьбе, которая окончилась бы полной победой"154.

Затем состоялись прения по докладу, они также были весьма подробно запечатлены на страницах записки. Выступали меньшевики Пилецкий, Могилянский, экономист Богданов, Воронцов и др. "Они утверждали, - говорилось далее, - что кризис еще не прошел, расцвета нет, а докладчик, якобы, подтасовывает цифры".

Таким образом, основная мысль доклада М.И. Туган-Барановского, которому придавал такое значение Департамент полиции, сводилась к тому, что кризис "проходит" и теперь следует ожидать оживления промышленности. Этот анализ был опубликован в журнале "Современный мир” и в ряде статей в "Речи"155. Будущее показало, что дед был полностью прав. За это оптимистическое заключение его публично поблагодарил председатель Совета Министров Российской империи В.Н. Коковцов. На что М.И. Туган-Барановский с достоинством ответил: "Я не оптимист и не пессимист, а просто ученый, следующий логике развития реальности, вне зависимости от ожиданий начальства”156.

ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

Первую мировую войну М.И. Туган-Барановский предвидел. Отец вспоминал, что после того, как она началась, Михаил Иванович в разговоре с ним достал из библиотеки какое-то произведение К. Маркса или Ф. Энгельса (а может быть, их обоих) на немецком языке и зачитал отцу несколько строк с переводом: суть отрывка заключалась в том, что русский царь настолько ничтожен, что может начать большую войну в Европе без серьезных оснований. Тем не менее, осуждая мировую войну, дед занял оборонческую позицию. Как экономист он пытался просчитать промышленный и военный потенциал России. Этому было посвящено несколько статей, опубликованных им в различных сборниках и газетах157.

В то же время он не прекращал теоретическую работу. Именно в 1916 г. выходит в свет один из его главных трудов "Социальные основы кооперации"158. Это исследование было органически связано с его предыдущими размышлениями о наиболее совершенной модели социализма. Будучи противником централизованной государственной экономики он считал, что кооперация как раз является необходимым и оптимальным средством соединения большой хозяйственной инициативы с общественными потребностями. В книге подробно проанализировано кооперативное движение на Западе и в России. Работа потом несколько раз переиздавалась, она находилась в библиотеке В.И. Ленина.

К февральской революции 1917 г. дед отнесся восторженно. Но уже вскоре, по словам отца, он стал испытывать тревогу, опасаясь установления военной диктатуры. Эти настроения усилились с приездом В.И. Ленина в Петербург 3 апреля 1917 г. и особенно после расстрела демонстрации 3-4 июля. Как раз в этот период он работает над трудом, вышедшим уже в 1918 г. и известным под названием "Социализм как положительное учение”. В данном произведении Михаил Иванович попытался проанализировать и классифицировать все известные теории социализма: от эпохи античности до К. Маркса и П. Кропоткина. Вместе с тем он высказал свой взгляд на развитие событий в России. По его мнению, переживаемый исторический момент - август 1917 г. - характеризуется большим влиянием социалистов.

При желании вожди социалистических партий могли бы захватить власть в свои руки и образовать правительство из одних социалистов. "Соблазн для социалиста очень велик", - говорит М.И. Туган-Барановский и в связи с этим пытается просчитать перспективы немедленного введения социализма сверху - путем декретов. Его анализ интересен тем,что сделан экономистом и даже сейчас поражает своей глубиной и проницательностью.

Социализм, - отмечал он, гораздо более сложная хозяйственная система, предъявляющая своим участникам требования более высокие, чем те, которые предъявляет капитализм. При капитализме власть слабо участвует в управлении экономикой, предоставив заботу о ней стихийной игре хозяйственных сил. При недостатке продуктов цена товара растет и добавочная прибыль является стимулом для добавочного производства.

Совсем другое положение складывается в социалистическом государстве. Здесь власть составляет ежегодный бюджет и берет на себя снабжение своих граждан продуктами, в которых они нуждаются. Для этого требуется самая детальная статистика общественного потребления и производства, статистика охватывающая "все народное хозяйство во всех его мельчайших деталях, и статистика непрерывная, ибо общественное производство и потребление является непрерывно продолжающимся процессом, колеблющимся и изменчивым". Причем всякая неточность статистического учета будет давать о себе знать существенным расстройством общественного хозяйства, так как все это хозяйство будет основываться на статистическом учете.

"Каким талантом должен обладать министр социалистического государства, - говорит М.И. Туган-Барановский, - чтобы управлять всем огромным механизмом... и управлять так, чтобы не нарушая свободы каждой отдельной личности и, в то же время, подчиняя действия отдельных лиц интересам целого, удовлетворять всем общественным потребностям!"

Если это управление будет происходить плохо, то в результате получится полное расстройство общественного хозяйства, могущее привести к полной его остановке. Дефицит продуктов может стать хроническим, диспропорции в развитии экономики окажутся более значительными, чем при капитализме.

С другой стороны, в социалистическом обществе все будут получать примерно равный доход. Исчезнет, таким образом, стимул наживы. Это приведет к понижению производительности труда. Его можно сохранить, только принципиально изменив природу человека. У него должны появиться стимулы совершенно иного рода: чувство солидарности каждого с остальными людьми, преданность общим интересам, чувство долга, увлечение красотой и привлекательностью труда. В конечном итоге эти стимулы могут с успехом заменить грубые стимулы капиталистического общества.

Таким образом: "В неподготовленной социальной среде социализм, вместо того, чтобы стать царством свободы и всеобщего богатства, должен стать царством рабства и всеобщей нищеты”159. Таков неутешительный вывод М.И. Туган-Барановского. По его мнению, есть только один путь развития России:

власть в руках социалистов без проведения глубоких социалистических преобразований. "О социализации всех фабрик думать в настоящее время не приходится";

государство будет регулировать отношения между трудом и капиталом. Власть определяет размер заработной платы рабочего и продолжительность рабочего дня;

в сельском хозяйстве крестьянское трудовое хозяйство, связанное с кооперацией в мощные союзы и объединения;

в городе - государственный "урегулированный" капитализм, ограниченный в своих правах интересами всего общества и контролем рабочего класса.

"Двигаясь в сторону социализма и постепенно приближаясь к последнему, Россия все же в ближайшем будущем не станет социалистической страной"160.

Я думаю, что здесь М.И. Туган-Барановский фактически изложил план НЭПа, к которому после различных экспериментов перешел В.И. Ленин в 1921 г.

В том же августе 1917 г., когда дед в своем имении Лохвице заканчивал книгу "Социализм как положительное учение", он получил две телеграммы: одну от главы крымско-татарского Курултая Джафара Сайдамета, другую - от Симоны Петлюры, руководителя Украинской Центральной Рады. Бахчисарай и Киев предлагали ему руководить финансами. Дед принял предложение Центральной Рады. Отец рассказывал, что он был удивлен, узнав об этом, так как полагал, что фамильные традиции обязывали принять предложение татар, но Михаил Иванович так объяснял: "Чем больше думаю о происходящем, тем больше убеждаюсь - взрыв неизбежен. Крым так мал, а Украина - сила, крестьянство идет за самостийниками"161. Однако работа с упорядочением украинских финансов продвигалась с трудом. Денег катастрофически не хватало. Центральная Рада стремительно теряла свой авторитет. Когда Михаил Иванович обратился к знакомому банкиру за помощью, то последний отказался иметь дело с Украинским правительством. "Лично вам могу одолжить, - сказал банкир деду, и дал ему под вексель пятьсот тысяч рублей".

После падения Центральной Рады дед в январе 1918 г. приехал в Москву. Полагая, что большевики его должны преследовать, он скрывался сначала у кооператора Махновца, а затем у вдовы одного из сыновей Льва Толстого. Его затворничество завершилось неожиданным образом. Однажды на Тверской он встретился с управляющим делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевичем. Они были хорошо знакомы ранее и машинально раскланялись.

"Что поделываете? - лукаво щурясь, спросил Владимир Дмитриевич.
- Да вот прячусь от вас, - пробормотал отец в замешательстве
- Не целесообразнее ли покинуть глубокое подполье? Дзержинский говорил, что вы ночуете у Толстых, к чему стеснять людей? ВЧК не до вас, у нее работы по горло"162.

Так описывал эту встречу мой отец. Впоследствии дед говорил отцу, что никогда в жизни он не чувствовал себя так глупо, как в эту минуту. С тех пор Михаил Иванович уже не скрывался. Он читал лекции, председательствовал в совете кооперативных съездов. В эти дни он близко сошелся с известным анархистом Петром Кропоткиным и даже, как говорил мне отец, в какой-то мере подпал под его влияние (рис 9). В Москве же он заинтересовался проблемой старения организма и выздоровления. У него возникло желание получить еще и медицинское образование163.

Рис. 9. Портрет Петра Кропоткина
Рис. 9. Портрет Петра Кропоткина

В июле 1918 г. М.И. Туган-Барановский легально переехал на оккупированную немцами Украину и поселился в имении в Лохвице. Но вел себя независимо. Когда военный комендант городка майор фон Ветке явился засвидетельствовать свое почтение, дед его не принял. Вскоре он вернулся в Киев. Там он фактически отошел от политической деятельности: получил кафедру в университете, одновременно являлся деканом юридического факультета, занимался созданием Украинской Академии наук. В Украинской АН было социально-экономическое отделение, которое возглавлял дед. В те дни он закончил работу "Влияние политэкономии на естествознание и философию", которая была опубликована уже после его смерти164. Продолжал он интересоваться и проблемами оздоровления, "книжные полки его кабинета, - говорил мой отец, - все больше отвоевывала себе медицинская литература"165.

Однако жить ему оставалось всего несколько месяцев. Ускорил его смерть, как считал отец, его собственный брат Николай Иванович, к тому времени ставший сенатором уже несуществующей империи. Дед был физически очень сильный и здоровый человек, он хорошо плавал (как-то на пари переплыл Ялтинскую бухту), мог много выпить (выпил даже на пари под ряд тридцать рюмок коньяка), но не злоупотреблял этим. И тем не менее, в возрасте всего 54 лет скончался. Мой отец в этом винил его младшего брата.

Николай Иванович, бежав летом 1918 г. из Петрограда в Киев, втерся в доверие к немцам и с их помощью стал председателем Совета Северной армии, намеченной для операции в Прибалтике. Деду это не понравилось, он назвал брата авантюристом. Николай Иванович пришел с просьбой: помочь ему получить паспорт на чужое имя и пропуск из Киева. Михаил Иванович эту просьбу выполнил. Когда Николай Иванович пришел к нему вторично, уже за документами, дед молча протянул их ему.

"Еще одна просьба, - робко проговорил Николай Иванович и, положив на стол большой, завернутый в бумагу пакет, пояснил: - В нем акции и деньги, словом все, что имею. Хочу, чтобы это досталось сыну. Сохрани.

Отец согласился и положил пакет на шкаф".

Так рассказывал об этом мой отец. Он писал: "Визит Николая Ивановича к нам сыграл роковую роль”. И далее: "Пряча пакет в более надежное место, мать уронила его, бумага прорвалась, высыпались пачки царских четвертных и связка документов. Пересчитали деньги - около двух миллионов. Ознакомились с документами - часть секретного архива Северной армии.

Отец сделал движение будто намеревался выбросить бумаги в печку, но сдержался.

Не имею права, доверили, - прошептал и сгорбился...

Мы успокаивали, советовали: деньги можно пожертвовать на благотворительные цели, документы уничтожить.

А он свое: - Не имею права, доверили.

Современным читателям такое поведение покажется неправдоподобным. Увы, разные поколения и представители разных общественных групп по-разному расценивают то, что мы называем порядочностью".

После этого дед места себе не находил. "Теперь я умру, - говорил он, - я не имею права жить, я поступил подло".

Той же ночью с ним случился сердечный припадок. "Задыхаясь, - вспоминал отец, - он думал о нас. Мать поддерживала его голову, а он навалившись грудью на стол, писал и писал, в каких издательствах мы можем получить после его смерти причитающиеся ему гонорары. Когда припадок закончился, прошептал:

- Я все равно скоро умру.

Выздоравливал плохо, сам не хотел. То лежал в оцепенении, то метался в постели"166.

Когда деду стало лучше, председатель Украинской Директории Винниченко предложил ему возглавить финансовую миссию, направлявшуюся во Францию. В распоряжении семьи Туган-Барановских был предоставлен вагон первого класса. По дороге в Одессу он скончался. Это произошло 8 января 1919 г. около станции Затишье, недалеко от Одессы. Похоронен он уже был в Одессе на так называемом "старом кладбище".

Размышляя о Михаиле Ивановиче, его жизненном пути, мне иногда кажется, что я его хорошо понимаю. Понимаю так, что даже сейчас мог бы мысленно вести беседу с ним, задавая вопросы и получая ответы. Кстати, именно такой совет дал моему отцу после смерти деда академик Д. Овсянико-Куликовский. "Мысли не умирают, - говорил он, - и с родным человеком можно общаться после его смерти".

Думая о Михаиле Ивановиче, я делаю вывод о том, что его отход от ортодоксального марксизма, В.И. Ленина и большевиков, разрыв с ними был вызван не трусостью или какими-то метаниями, свойственными, как любят утверждать, "мягкотелой интеллигенции", а принципиальной позицией. Мне кажется, что этой позиции он никогда по существу не изменял и был в этом смысле очень цельным и твердым человеком. Эта позиция определялась его научными исследованиями и его представлениями о морали и нравственности, человеческой чести. Иным эти представления казались наивными и смешными... Но мне бы хотелось в качестве заключения-эпитафии вспомнить слова из некролога о нем Д. Овсянико-Куликовского: «Есть люди, у которых на всю жизнь сохраняются лучшие черты детской психики: радость бытия, непосредственность переживаний, свежесть впечатлений, искренность и наивность душевного выражения. Конечно, эти черты даны у них не в своем первоначальном, подлинно-детском состоянии, а в перерожденным, или преобразованном виде, но, при всем том, самая-то суть психологии детства остается в сохранности. Такие натуры в большинстве случаев бывают чрезвычайно привлекательны. Преимущества детской души сочетаются у них с преимуществом зрелого возраста. Опыт лет, налагающий на душу печать серьезности, деловой озабоченности, скрашивается у них незаглохшим предрасположением к очарованию сказок жизни. Мироотношение у них, соответственно возрасту, зрелое, умудренное, а мироощущение - детское, т.е. неувядшее, непоблекшее... В напряженной работе мысли просвечивают черты, напоминающие детскую задумчивость. Среди ученых, мыслителей, художников натуры этого рода встречаются нередко, и можно думать, что так называемая гениальность почти всегда сопряжена с большей или меньшей сохранностью лучших черт детской психики. Они были ярко выражены у Руссо, у Гете, у Пушкина, у Гоголя.

Вот именно к числу натур этого рода принадлежал и покойный М.И. Туган-Барановский. Детское выражалось у него, так сказать, непроизвольно и очаровательно - в житейском обиходе, в отношениях к людям, к делам, к идеям, в некоторых чертах характера, в навыках и приемах мысли. Свежестью и цельностью души веяло от его обаятельной личности. Он любил детей и детские игры, - и мог по-детски - серьезно радоваться удачному для него исходу игры и столь же серьезно огорчаться при неудаче. Этой забавной чертой, как нельзя лучше, оттеняется непосредственность, свежесть восприятий, натуральная наивность переживаний. Таков же он и в своей ученой и литературной работе. Читайте его книги... Вы не найдете там и следа той, я бы сказал, "психической нахмуренности", какой отличаются натуры, утратившие благодать "вечнодетского". Взамен вы увидите душу, неомраченную житейским скептицизмом, приемлющую мир, как он есть, и переисполненную несокрушимой верой в силу и торжество добра»167.



1 Кондратьев Н.Д. Михаил Иванович Туган-Барановский. Пг., 1923.
2 По словам отца, к 1917 г. Михаил Иванович завершил второй том "Русской фабрики". Об этом также вспоминал академик С. Солнцев.
3 См. генеалогическое древо Туган-Барановских в кн.: Herbarz rodzin talarskich w Polsce. Opracowal st. Dziadulewicz. Wilno, 1929.
4 Хрущов-Сокольников Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы СПб., 1910. Ч. 1-2.
5 Думин С.У. Беларускія татары. Мінск, 1993. С. 150.
6 Herbarz rodzin tatarskich w Polsce. P. 47.
7 Так в документе.
8 РГАДА. Ф. 389. Ед. хр. 132. 1662 г. Л. 53-54.
9 РГАДА Ф. 389. Ед. хр. 132. Л. 87-88. См. также Думин С У. Канапацкі. Беларускія татары. Мінулае i сучаснасць. Минск, 1993. С. 78-81.
10 Мицкевич А. Избранные произведения. М., 1955. С. 26-27.
11 Borawski Р , Dubinsky A Tatarry polscy dr.ieje, obrzedy, legendy, tradyeje. Warszawa, 1986. P. 133.
12 В связи с принятием православия Ибрагим Якубович переименовал себя в Ивана Яковлевича.
13 Куприна-Иорданская М. К. Годы молодости. М., 1966. С. 55.
14 Там же. С. 55-56.
15 Там же.
16 Любимов Л.Д. На чужбине. М., 1963. С. 53.
17 Вересаев В.В. В студенческие годы // Ленинградский университет в воспоминаниях современников. ЛГУ, 1963. Т. I. С. 206.
18 Лукашевич И.Д. 1 марта 1887 г. Петербург, 1920. С. 6-8.
19 Струве П.Б. Мои встречи и конфликты с В.И. Лениным // Возрождение Париж, 1950. № 11. С. 115.
20 Косвенным подтверждением этого факта являются воспоминания Анны Ульяновой. Однажды она застала своего брата Александра за проведением экспериментов и, посмотрев на червей, спросила: неужели у них есть органы пищеварения, размножения, как у других животных. Да. ответил А. Ульянов, у них все это есть, несмотря на ничтожные размеры (Ульянова-Елизарова А.И. Воспоминания // А.И. Ульянов и дело 1 марта
1887 г. Л., 1927).
21 Вересаев В.В. Указ сом. С 205.
22 Там же.
23 ГА РФ. Ф. 102. 3-е ДП. Оп. 82. Д. 659(1). 1886. Л. 16
24 Новорусский М. Записки шлиссельбуржца. М., 1933. С. 24.
25 ГА РФ. Ф. 102. 3-е ДП. Оп. 82. Д. 659(1). 1886. Л. 7.
26 Там же. Л. 10.
27 Ульянова -Елизарова А И. Воспоминания об Александре Ильиче Ульянове // От народничества к марксизму. Л., 1987. С. 110-111.
28 Там же.
29 Там же. С. 111-112.
30 Там же.
31 ГА РФ. Ф. 102. 3-е ДП. Оп. 82. Д. 659(1) 1886. Л. 36.
32 Из воспоминаний М.М. Туган-Барановского.
33 РЦХИДНИ. Ф. П. Оп. 3, ед. хр. 19. Л. 10.
34 Мой дед впоследствии рассказывал моему отцу, что будто бы после расправы со студентами в ноябре 1886 г. к Д.И. Ульянову и его товарищам явился какой-то уцелевший деятель "Народной воли", который и вдохновил молодых людей на создание революционной организации.
35 ГА РФ. Ф. 102. 4-е ДП. 1907. Д. 133. Т. 7(111). Л. 219.
36 М.К. Куприна-Иорданская прямо говорит, что она была удочерена Давыдовыми. Ее, ребенком, подкинули Давыдовым 25 марта 1881 г. (Куприна-Иорданская М. К. Указ, соч. С. 331).
37 Тыркова-Вильямс А. На путях к свободе. Нью-Йорк, 1952. С 39
38 А.Б. Некролог// Мир Божий. 1901. № 2 С. 6-7.
39 Кондратьев Н.Д. Указ. соч. С. 29.
40 Тыркова-Вильямс А. Указ. соч. С. 36.
41 Там же С. 36.
42 А.Б. Указ соч. С. 9.
43 "Я пережил и переживаю очень тяжелое время - хотя настроение как-то колеблется, - писал М.И. Туган-Барановский П.Б. Струве вскоре после смерти Лидии Карловны. - Иногда становилось совсем нестерпимо, иногда легче. По церковному поверью, душа после смерти сорок дней остается около тела, а потом отлетает. И у меня произошла какая-то перемена именно на 40 день. Три последующих дня мне было так невыносимо, что если бы это настроение упрочилось, то я не мог бы его перенести и уже думал о том, как покончить с собой. Но теперь, два дня мне вдруг стало легче” (РЦХИДНИ. Ф. П.Б. Струве. On. 1. Д. 963. Л. 253-267. В этом фонде хранятся шесть писем М.И. Туган-Барановского к П.Б. Струве. См.: Вопросы экономики. 1994. № 3. С 128-136) В дальнейшем буду ссылаться на архив, а не на журнал.
44 Кондратьев Н.Д. Указ. соч. С. 18-19.
45 Татарникова С.Н., М.И. Туган-Барановский - мыслитель, демократ, экономист // Вопросы истории. 1991. № 9-10. С. 219.
46 Там же.
47 Отец мне говорил, что моему деду "нравилось изучение иностранных языков".
48 Туган-Барановский М.И Учение о предельной полезности хозяйственных благ как причине их ценности // Юридический вестник. 1890. № 10. Т. 11. С. 129-230.
49 Туган-Барановский М.И. П.-Ж. Прудон, его жизнь и общественная деятельность. СПб., 1891, Он же Дж.-С. Милль. Его жизнь и учено-литературная деятельность. СПб., 1892.
50 Письмо Л. Давыдовой к М.М. Туган-Бараиовскому от 6 мая 1982 г. (Л.И. Давыдова - родственница М.К. Куприной-Иорданской).
51 Кондратьев Н.Д. Указ. соч. С. 39.
52 См.: Amato S Riccrca bibliografica su M.I. Tugan-Baranovskij. Firenze, 1980.
53 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 55. С. 21.
54 Тыркова-Вильямс А. Указ. соч. С. 43.
55 Там же. С. 35.
56 ГА РФ. Ф. 102. Д.111. 1883. Д. 1575(2). Л. 44.
57 Там же. ДП ЗД. 1893. Ед. хр. 1234. Л. 16.
58 Там же. Л. 20.
59 Там же. Л. 23.
60 ГА РФ. ДП ЗД. 1893. Ед. хр. 1234. Л. 22.
61 Там же.
62 Туган-Барановский М.М. На той стороне (Рукопись) С. 8.
63 Кареев Н.И. Прожитое и пережитое. Изд-во ЛГУ. 1990. С. 195.
64 Кареев Н.И. Указ. соч. С. 195.
65 Тыркова-Вильямс А. Указ. соч. С. 34-35.
66 Франк C. Л. Биография П.Б. Струве. Нью-Йорк, 1956. С. 15.
67 Валентинов Н. Встречи с Лениным. Вермонт, б/г. С. 49.
68 Там же. С. 73.
69 Тыркова-Вильямс А. Указ. соч. С. 36.
70 Там же. С.42.
71 Там же.
72 Туган-Барановский М.И. Значение экономического фактора в истории // Мир божий. 1895. № 12; Он же. Экономический фактор и идеи // Мир божий 1896 № 4, Он же. Письмо в редакцию // Мир божий. 1896. № 5. Полемизировали с М.И. Туган-Барановским видные ученые Н.К. Михайловский, Н.И. Кареев и Л.E Оболенский (См.: Кареев Н.И. Старые и новые этюды об экономическом материализме. СПб.. 1896).
73 Туган-Барановский М.И. Очерки из новейшей истории политической экономии и социализма. СПб., 1903.
74 Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989. С. 593.
75 РЦХИДНИ. Ф. 199 Oп. 1. Д. 213 Письмо Н.А. Каблукова Н.Ф. Даниельсону от 23 января 1899 г.
76 Там же.
77 Там же. Ф. 199. On. 1. Д. 123, Д 197; Д. 198. Д. 199. Д. 211. "Сторонники Туган-Барановского становятся на почву обвинений меня, - писал Н.А Каблуков, - в том, что по отношению к гостям из Питера я позволил себе такого рода возражения, из которых вытекает, что вся книга построена на передержках и подтасовках, хотя лично я этих слов не употреблял. В отзыве Чупрова - письменном - факультету- в достоинствах значится; выбор темы, неопубликованный доселе материал, переработанный по.. одной стройной схеме, и блестящее изложение; В отриц... Предвзятость" (см . РЦХИДНИ Ф. 199. On. 1. Ед. хр. 123; Ф. 199. On. 1. Ед. хр. 159; Ф. 199. On. 1. Ед. хр. 197.)
78 Ленин В.И. Биографическая хроника. Т. 1. М., 1970. С. 86.
79 Струве П Б. Мои встречи и конфликты с Лениным // Возрождение. 1950. № 9. С. 117.
80 Там же. № 10. С. 98.
81 П.П. Маслов из Самары 6 марта 1896 г. писал А.Н. Потресову: "Я слышал, что в Петербурге будет какая-то газета, в которой будет сотрудничать Туган-Барановский и др." (Социал-демократическое движение в России. М.-Л., 1928. С. 23).
82 Поссе В.А. Мой жизненный путь. M.-Л., 1929. С. 125.
83 Там же. С 126.
84 Пименова Э.К. Дни минувшие. Воспоминания. Л.-M., 1929. С. 190.
85 К вопросу о влиянии низких хлебных цен // Новое слово / далее: НС /. 1897. № 6. С. 73-83; Историческая роль капитала в развитии нашей кустарной промышленности // НС. 1897. № 7. С. 1-33; Генри Джордж и национализация земли // НС. 1897. № 9. С. 108-129; "Народники" крепостной эпох. Из истории русского общественного сознания // НС 1897. № 11. С. 49-85; Борьба фабрики с кустарем // НС. 1897. № 1.
86 Поссе В.А. Указ. соч. С. 132.
87 Там же. С.134.
88 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 67.
89 Начало. 1899. № 4, 5.
90 Там же.
91 Там же.
92 Социал-демократическое движение в России. М.-Л., 1928. С. 43.
93 РЦХИДНИ. Ф. 279. On. 1. Д. 963. Письмо М.И. Туган-Барановского П.Б. Струве. Л. 253.
94 Научное обозрение. 1899. № 5.
95 Биографическая хроника. М., 1981. Т. 1. С. 221.
96 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 46. С. 29.
97 Социал-демократическое движение в России. М.-Л., 1928. С. 44.
98 Туган-Барановский М.И. Теоретические основы марксизма. М., 1905. С. V.
99 Философско-литературное наследие Г.В. Плеханова. В 3-х томах. М., 1974. Т. 3. С. 227.
100 Социал-демократическое движение в России. С. 44.
101 Там же. С. 44-45.
102 Струве П.Б. Мои встречи и конфликты с Лениным // Возрождение 1950. № 10. С. 115.
103 Там же.
104 Водовозов В. Мое знакомство с Лениным // На чужой стороне. 1925. № 12.
105 Струве П.Б. Мои встречи и конфликты с Лениным // Возрождение. 1950. № 12. С. 104-105.
106 РЦХИДНИ. Ф. 279. On. 1. Д. 963. Л. 253-267.
107 Там же.
108 Валентинов Н. Встречи с Лениным. Вермонт, б.г. С. 73-74.
109 Там же. С. 74.
110 Там же.
111 Тыркова-Вильямс А. Указ. соч. С 44.
112 РЦХИДНИ. Ф. 279. On 1. Д. 963 Л. 253-267.
113 Тыркова-Вильямс А. Указ. соч. С. 65.
114 ГАРФ. Ф. 102. ДП 4Д. 1898. № 3. 140. Л. 6-7.
115 РЦХИДНИ. Ф. 279. On. 1. Д. 963.
116 Там же.
117 Там же.
118 Там же.
119 В ОР РГБ имеется немало документов, свидетельствующих о близости пела к семье В.Г. Короленко, В.Г. Короленко был в числе его гостей на свадьбе с О.Ф. Русиновой.
120 ГАРФ. Ф. 102 (ДП ОО). Оп. 1900. Д. 996. Л. 7: Выписка из письма В. Водовозова от 15 ноября 1902 г. к В. Водовозовой в Киев: "Лохвицкий уезд по личному составу стоит гораздо выше тех уездов и даже губерний (например. Самарской), которые я до сих пор видел... Из 23 некрестьянских гласных в земстве - 15 с полным университетским образованием, вся Управа и все Земские начальники с таким же образованием... главные два деятеля прогрессивной партии - Туган-Барановский и Бернацкий (Киевский)..."
121 ГАРФ. Ф. 102 (ДП ОО). Оп. 1905. Д. 1836. Л. 4.
122 ГАРФ. Ф. ДП 00. Оп. 1905 Д. 2425, ч. 36. Л. 2-4.
123 Там же. Л. 4.
124 Там же. Л. 6.
125 Там же.
126 ГАРФ. Ф. ДП ОО. 1905. Д. 1255, ч. 43. Л. 4-6.
127 Там же. Ф. ДП 00. 1905. Д. 1350, ч. 49. Л. 120.
128 Amato S. Op. ciL.
129 Туган-Барановский М.И. Нравственное миросозерцание Достоевского. Одесса, 1920. С. 1.
130 Там же. С. 1-3.
131 РЦХИДНИ. Ф. 279. On. 1. Д.
132 Там же.
133 ОР ГБЛ. Ф. 144. Карт. 8. Д. 59. Л. 11.
134 Туган-Барановский М.И Нравственное миросозерцание Достоевского // Вопросы обществоведения. СПб., 1908. № 1
135 Он же. Предисловие к рус. переводу кн.: Форлендер К. Кант и Маркс. СПб., 1909.
136 Бухарин Н.И. Теоретическое примиренчество// Бухарин Н.И. Политическая
экономия рантье. М., 1988. С. 182.
137 Троцкий Л.Л. Светские богословы и ванькина личность // Соч. Т. 3. С. 241.
138 РЦХИДНИ. Ф 279. On. 1. Д. 963 «В общественном движении царит страшная неразбериха, - писал М.И. Туган-Барановский П. Струве в 1901 г. - Жизнь развивается так быстро, а у лиц, берущихся ею руководить, нет никакого понимания ее причин. Это я в особенности говорю об "ортодоксах” .. Они мнят себя наблюдателями, но в этом скрывается только их ограниченность и тупость. Я совершенно убежден, что с минувшим десятилетием навсегда закончилось кратковременное процветание русского марксизма Теперь это покойник - и мир его праху».
139 Кондратьев Н.Л. Указ. соч. С. 116-117.
140 Там же. С. 117.
141 Сорокин П. Дальняя дорога. М., 1992. С. 65.
142 Труды экономического семинария под руководством М.И. Туган-Барановского при юридическом факультете С.-Петербургского университета. СПб., 1912-1913. Ч. I (Книпович Б.Н К вопросу о дифференциации русского крестьянства в сфере земледельческого хозяйства); Ч. II (Гвирцман А М. Социология Уорда).
143 ОР РГБ. Ф. 144. Карт. 8. Ед. хр. 59. Л. 11-12.
144 Туган-Барановский М.М Мемуары (В рукописи). С. 14.
145 Там же. С. 186-187.
146 Центр хранения историко-документальных коллекций. Ф 1 Оп. 9. Д 12364. Л. 20. Подробнее об этом см.: Россия и Франция. М., 1995. С. 251-277.
147 Кондратьев Н.Л. Указ. сом. С. 28-29.
148 Туган-Барановский М.И. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Т. I. СПб., 1898. С. 325.
149 Он же. Периодические промышленные кризисы. М., 1923. С. 8.
150 Он же. Лекции по политической экономии. Сокр. изложение. СПб., 1907. С. 346.
151 ГАРФ Ф. ДП 00. 1910. Д. 320. Л 1-2.
152 Там же. Л. 3-4.
153 ГАРФ. Ф. ДП 00. 1910. Д. 320. Л. 6-13.
154 Там же. Л. 6-13.
155 Туган-Барановский М.И. Состояние нашей промышленности за последние десятилетия и виды на будущее // Современный мир. 1910. № 12. С. 27-53, Он же. Оживление промышленности // Речь. 1910. № 283; Он же. Неурожай и промышленный подъем // Речь. 1911. М. 275, 282.
156 Выдрин Д. Отец русской кооперации // Молодой коммунист. 1990. № 3. С. 57.
157 Туган-Барановский М.И Экономическая борьба России с Германией // Речь. 1914. № 24, Он же Война и промышленность // Речь. 1914. № 321; Он же. Война и народное хозяйство // Чего ждет Россия от войны. Сб. статей. Пг., 1914. С. 5-23 и др.
158 Он же. Социальные основы кооперации. М., 1916; 2-е изд. М., 1918; 3-е изд. М., 1919; Берлин, 1921; пер. на польский: Варшава, 1918, 1923; пер. на иврит: Тель-Авив, 1937.
159 См.: Туган-Барановский М.И. Социализм как положительное учение. Пг., 1918. С. 121-126.
160 Туган-Барановский М.И. Русская революция и социализм // Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX - начала XX века. М., 1994. С. 188.
161 Туган-Барановский М.М. Указ соч. С. 21.
162 Там же. С. 24-25.
163 Там же. С. 25-26.
164 Туган-Барановский М.И Влияние политэкономии на естествознание и философию // Записки Украинской Академии наук. Киев, 1923. Т. 1.
165 Туган-Барановский М.М. Указ. соч. С. 26-27.
166 Там же. С. 29-31.
167 Овсянико-Куликовский Д.Н. Предисловие к кн.: Туган-Барановский М.И. Нравственное миросозерцание Достоевского. Одесса, 1920. С. II—IV.

<< Назад   Вперёд>>