10. Российская армия и бюджет Финляндии
Несмотря на заявление Александра I на Сейме 1809 года о том, что доходы Финляндии будут обращены только на нужды края, правительство империи изначально претендовало на отчисления из финляндской казны в Государственное казначейство. Как писал неизвестный автор, «обстоятельства были сильнее великодушных намерений»: «vis major финансовых стеснений не допустила проведения начала обособленности местных финляндских финансов»1. Указом 20 июля 1810 года генерал-губернатору Фабиану Штейнгейлю было предписано перевести остаток доходной части бюджета Великого княжества в размере 1726 000 руб. ассигнациями в Государственное казначейство в качестве вознаграждения за расходы по содержанию русских войск в Финляндии. Эти расходы составляли весьма солидную сумму: за три года (1808-1810) они равнялись 20 млн. руб. ассигнациями. Назначенная компенсация — 1726 000 руб. — была включена в роспись доходов и расходов на 1811 год, но так и не поступила в Государственное казначейство, так как сумма была израсходована на другие потребности2.

В 1819 году военный министр А.А. Аракчеев вновь обратился к финляндскому генерал-губернатору Штейнгейлю с предложением выделить из бюджета Великого княжества 180 тыс. руб. ассигнациями в качестве ежегодного пособия для содержания расположенных в Финляндии российских войск, но Штейнгейль сослался на отсутствие свободных средств и в выплате отказал3.
Министр финансов империи Е.Ф. Канкрин 9 июня 1823 года обратился к императору Александру I с кратким всеподданнейшим докладом. Канкрин указывал на то, что «Великое княжество Финляндское в прежнее время давало Швеции весьма значительный доход», а «ныне вовсе не содействует к общим издержкам для поддержания колосса империи Вашего императорского величества»4. Очевидно, Канкрин пытался добиться привлечения Финляндии к военным расходам империи. Однако постоянная доля участия Великого княжества в военных расходах (аналогично военным платежам Царства Польского) в течение первой половины XIX века не была установлена, хотя иногда Финляндия отпускала средства на некоторые общеимперские мероприятия5.

Тем не менее идея о льготном положении Финляндии не переставала беспокоить умы защитников национальных интересов России. В 1866 году (вскоре после проведения монетной реформы в Великом княжестве) в «Голосе» появился ряд статей, в которых анализировались финансовые отношения Финляндии и России. Система этих отношений, по мнению публициста, «невольно вызывала вопрос»: «что такое, наконец, Финляндия — провинция Российской империи или особое государство, живущее совершенно отдельной от Русского государства жизнью и имеющее право преследовать свои, финляндские государственные интересы вне общих интересов Русского государства?»

В газете говорилось, что «некоторые из финляндцев заблуждаются относительно прав Финляндии по отношению к Русскому государству». «Они должны бы помнить, что Финляндия есть не что иное, как провинция, завоеванная русским оружием, и присоединенная к России вовсе не на праве личного соединения в лице государя на основании каких-либо европейских трактатов: она составляет нераздельную часть, принадлежность России, вне всякого международного права... Понятно, что Россия жертвовала своими деньгами и кровью своего народа, завоевывая Финляндию, не для исключительного благополучия некоторых финляндцев, а в интересах Русского государства, и Финляндия, раз соединенная неразрывно с Россией, должна нести все последствия от такого соединения, разделяя участь государства, в состав которого она входит, то есть, пользуясь всеми выгодами от такого соединения, терпеть и все невзгоды, выпадающие по временам на долю России». Ссылаясь на данные о военных расходах Финляндии и России, автор статьи пришел к ставшему весьма распространенным впоследствии заключению: «Финляндия, извлекающая несомненные выгоды из того, что она составляет провинцию сильной, первоклассной державы, не только не вносит ничего, не жертвует ни одним рублем на поддержание этого могущества, но еще пользуется частью бюджета Русского государства, употребляющего деньги на русские войска, которые охраняют спокойствие внутри страны и ограждают ее от вторжения неприятеля».

Вывод статьи состоял в следующем: экономическая автономия Финляндии противоречит интересам империи. Финляндия может сохранить данные ей «политические права», возможность пользоваться «своими уголовными и гражданскими законами», но при этом в экономическом отношении княжество и империя должны составлять единое целое. С точки зрения автора статьи, именно экономическая интеграция должна создавать основу связей между империей и краем: «одного политического соединения недостаточно... для блага самого финляндского народа необходимо тесное соединение экономических и финансовых интересов княжества с интересами всего Русского государства»6.
Укрепление бюджетной автономии Финляндии вызывало недоумение сторонников экономического объединения империи, потому что хронологически оно совпало, во-первых, с финансовыми реформами в Царстве Польском, положившими конец бюджетной самостоятельности Польши, а во-вторых, с общей реформой финансового управления в России.

Необходимость сохранения бюджетной автономии Великого княжества мотивировалась тем, что именно такая организация финансовых отношений между империей и Финляндией соответствует данному ей Александром I государственно-правовому статусу. Так, в частности, объяснял смысл российско-финляндских экономических взаимоотношений чиновник статс-секретариата Великого княжества Финляндского В.А. Чередеев, ответивший письмом на цитированную выше статью из «Голоса». По его мнению, сравнительно малое участие Финляндии в имперских расходах объяснялось тем, что страна была присоединена к России не с целью доставления материальных средств для поддержки могущества империи, а лишь с политической нравственной целью. При «относительно недостаточном народонаселении и постоянно скудном плодородии земли» она, естественно, «никогда не могла и не может доставлять могущественной России значительных материальных средств к поддержанию ее могущества; хотя торговля ее с Россией и постройка в Финляндии судов для русского флота некоторым образом освобождает ее от нарекания не приносить вовсе пользы Русскому Государству». Но в то же время, указывал Чередеев, Финляндия не обременяет российский бюджет, так как в случае нехватки финансовых средств, например вследствие неурожаев, она сама «изыскивает средства помощи», «заключает займы на основании тщательно и успешно поддерживаемого ею за границей кредита, производя финансовые соображения и денежные обороты, как говорится, на свой страх, сама уплачивает проценты и погашает свои обязательства ограниченными способами края, не отягощая государственной казны, как естественно тяготит на способах империи всякий неурожай, в российских губерниях происходящий»7.

Мнение Чередеева весьма репрезентативно для позиции правительства по отношению к Финляндии в 1860-1870-х годах: на фоне Польши Финляндия выглядела весьма благополучной и лояльной окраиной, чем и заслуживала такие поощрения, как разрешение на созыв Сейма, на введение собственной валюты, переход на золотой стандарт и т.д.
С 1880-х годов позиция правительства в «финляндском вопросе» меняется. И это изменение немедленно сказалось на оценке места окраины в финансовой системе империи и на отношении к участию Финляндии в общеимперских, прежде всего военных, расходах.



1 Материалы к истории финансового управления Финляндии со времени ее присоединения к России. СПб.. 1910. С. 4.
2 См.: Там же. С. 6-22.
3 Там же. С. 22-23.
4 РГИА. Ф. 560. Оп. 22. Д. 18 б. Л. у.
5 Например, на сооружение крепости Бомарзунд на Аландских островах, а также на выкуп так называемой зундской пошлины, установленной Данией, в течение десяти лет. с 1859 по 1869 год. См.: Берендтс Э.Н. Финансовое право Великого княжества Финляндского в XIX ст. СПб.,
1900. С. 39-40.
6 [Передовая] // Голос. 1866. № 209.31 июля (12 августа).
7 Чередеев В.А. Из Гельсингфорса [Рецензия на передовую № 209] // Голос. 1866. № 238. 26 августа (10 сентября).

<< Назад   Вперёд>>