6

Тридцать восемь лет: много это или мало, достаточный возраст для того, чтобы возложить на человека ответственность за жизни и судьбы десятков тысяч людей в самой напряженной обстановке в ходе военных действий?

В свои тридцать восемь лет Николай Иванович выглядел вполне зрелым человеком, духовные возможности которого готовы были раскрыться с предельной силой и, казалось, ждали только своего часа. Коренастый, крепкий, словно отлитый по совершенной форме воина, он привлекал открытостью — типично русским в характере. Крупные черты его лица свидетельствовали о душевном здоровье его обладателя, спокойный внимательный взгляд внушал окружающим безграничную веру в счастливый исход дела, которое он делал. Всякий знал, что он не подведет, не выдаст, а главное — всегда отнесется серьезно ко всему, к чему ни прикоснется, и в этом был залог успеха и твердости основ существования всех, кто его окружал. И Шишенин, и Софронов, и все остальные считали его душой штаба, главным его стержнем, и в этом не было преувеличения. Он чутко держал в своих руках все нити по его управлению, зная все, что касалось передвижения войск. Ему было достоверно известно во всякий момент, где находилась та или иная часть, каков ее состав, вооружение, какова позиция, каков противник перед нею, и прочее, прочее, прочее. Весь замысел обороны Одессы, прорабатывавшийся им в мельчайших подробностях от первичной наметки рубежей обороны до их инженерного обеспечения, включая разработку координации артиллерийского огня, — целиком принадлежал ему.

10 августа он вступил в должность начальника оперативного отдела, в которой пребывал всего одиннадцать дней, но дни эти явились как раз тем горнилом, в котором выковались талант и воля будущего военачальника. Трудно сказать, были ли эти 11 дней, выдвинувшие его в начальники штаба Приморской армии, самыми тяжелыми в обороне Одессы. Немецкое командование и Антонеску и потом нисколько не уменьшали давления на город: и в последние дни августа, и в сентябре, и в октябре наступающие постоянно подтягивали новые и новые резервы, подкова сжималась, но Приморская армия и военно-морская база твердо держались благодаря разработанной Крыловым системе обороны города.

Между 12 и 20 августа все было в движении, вместе с перегруппировкой войск приходилось одновременно отбивать атаку за атакой. А тут еще и суматоха, вызванная опасением воздушного десанта. В ночь на 12 августа в штаб, в оперативный отдел к Крылову начали поступать со всех сторон тревожные данные по телефону и от граждан о высадке в разных местах на окраинах города парашютных десантов. Крылов приказал доставлять к нему добровольных вестовщиков. Никто из них десантов не видел, все ссылались на телефонные звонки в различные учреждения. Но и в штабе не было недостатка в телефонных звонках. Крылов заподозрил неладное, но истребительные батальоны из местного населения поднял по тревоге. Парашютистов нигде не оказалось, а к утру и сомнения рассеялись, поскольку стало очевидным, что это действовала вражеская агентура, пытавшаяся вызвать в городе панику. Всю ночь оперативный отдел держал на связи все подразделения, находившиеся в соприкосновении с противником.

Генерал Воробьев докладывал, что 95-я Молдавская дивизия удерживает 25-километровую полосу обороны в районе станции Выгода.

В районе Беляевки, на особо ответственном участке обороны (из Беляевки Одесса снабжалась водой), стойко сражалась 25-я Чапаевская дивизия.

В районе Свердлово держала оборону кавалерийская дивизия.

Ни провокация с телефонными звонками, ни натиск на фронте не принесли противнику ощутимого успеха. К концу дня из дивизий и полков возвратились представители штарма и политотдела. На карте у Крылова теперь уже с полной точностью обозначилась линия обороны.

Окрестности Одессы уже изучены не только по карте, опорные точки, через которые должна пройти линия обороны, назначенная командующим, исследованы с надлежащей основательностью, всякая их выгодность или ущербность примечены оперативным отделом штаба, которому к тому времени была ясна задача: оборонять Одессу независимо от того, как развиваются события на других фронтах.

Известны были и силы, на которые приходилось опираться во всех расчетах по обороне.

Крылов давно обратил внимание, что линия обороны, по начертанию своему напоминающая подкову, в меридиальном направлении рассекает одесские лиманы.

Маневренная война, начатая немецким командованием, требовала особо тщательного управления войсками. Кроме того, что средствами связи немецкие войска были оснащены значительно лучше наших, у них было преимущество в расположении. Одесса была отрезана. В городе и у военных как-то сразу вошли в обиход слова «Большая земля». Большая земля — это и Москва, и просторы степей, еще не захваченных врагом, это и главная линия фронта, теперь уже изо дня в день удалявшаяся от Одессы. Связь с Большой землей была непростой, только морем. Если уж что-то нужно было экстренное — использовали авиацию. Успех обороны в огромной степени зависел от связи не только с Большой землей, но и от того, как удастся организовать оперативное управление всеми подразделениями, вплоть до роты и взвода, как будет осуществляться управление артиллерийским огнем.

Эти соображения подсказали Крылову решение разбить управление войсками на сектора, чтобы каждый сектор имел ответственного за оборону, за связь, за организацию артиллерийского огня.

Наибольшее продвижение в последние дни противник имел на восточном фланге. Оно было приостановлено 11 августа усилиями группы из кавалерийской дивизии, 1-го морского полка, сводного полка НКВД, 54-го полка Чапаевской дивизии и батальона 136-го запасного полка. Командование всеми этими частями сосредоточилось во время боя в руках комбрига С. Ф. Монахова. В штабе их так и называли — «группой Монахова».

Она задержала противника на рубеже Новая Дофиновка, Старая Дофиновка, Чеботаревка на восточном берегу Хаджибейского лимана.

Этим рубежом как бы сам собою образовался восточный сектор обороны. Хаджибейский лиман создавал естественный разрыв между группой Монахова и соседствующей с ней 95-й Молдавской дивизией.

Линия инженерных сооружений и опорных пунктов обороны, резко выдвинутая на запад от Хаджибейского лимана и до Секретеровки, подсказывала, что эта полоса должна стать самостоятельным сектором, с задачами обороны, отличающимися от задач и обстановки и за Хаджибейским лиманом на востоке, и на загибе подковы к югу.

На левом фланге расположилась полукольцом линия обороны, на которой действовала 25-я Чапаевская дивизия, усиленная подразделением пулеметчиков ТИУРа. Эта полоса становилась южным сектором обороны.

13 августа Крылов доложил Военному совету армии расчеты по образованию трех секторов обороны: восточного во главе с С. Ф. Монаховым, западного под началом В. Ф. Воробьева и южного под началом комдива 25-й А. С. Захарченко.

Кавалерийская дивизия под командованием И. Е. Петрова, понтонный батальон и 2-й морской полк выводились по этой расстановке сил в армейский резерв.

В тот же день командарм Г. П. Софронов подписал приказ о делении плацдарма на сектора и обязал войска оборудовать занимаемые позиции для длительной обороны.

Замысел командарма о разделении обороны на сектора был привязан не столько к рельефу местности, сколько к направлению возможных ударов противника, которые ему этот рельеф мог подсказывать. Он же диктовал распределение его и наших сил.

Сектора занимали неравномерные участки фронта, но эта неравномерность опять-таки соответствовала рельефу, благодаря которому удары противника не могли быть равномерными. Стало быть, только основательные знания, какими и где силами располагает противник, откуда ждать танковых ударов, каким образом тот или иной сектор может быть поддержан не только армейской, но и береговой дальнобойной артиллерией, могли дать возможность правильно распределить участки для секторов обороны.

Именно распределение обороны на сектора раскрывало возможность маневра траекториями орудийного обстрела. Для этого каждому сектору присваивался условный цвет. Под этим цветом сектора были размечены на картах и в подразделениях и у артиллеристов, что значительно облегчало корректировку огня. Кроме того, под Одессой было введено за правило на батареях иметь в обороне не три-четыре пристрелянных участка, как то рекомендовалось довоенными инструкциями, а всеми 12–15 «готовыми огнями».

Перестройка управления войсками дала себя знать тотчас же. Продвижение противника было сразу остановлено на участке западного сектора, прикрывающего кратчайший путь к Одессе.

В восточном секторе противник вынужден был ввести в бой танки... В начале августа их еще не было. Танки атаковали участок, который оборонял 1-й морской полк. Его поддержала 180-миллиметровая 412-я батарея береговой обороны. Но ее огня было недостаточно, чтобы остановить румынскую дивизию полного состава, усиленную механизированной бригадой.

Полковник Рыжи спустился к Крылову и предложил:

— Поднимемся наверх... Настало время послушать полный оркестр.

Крылов, привыкший к электрическому освещению, выходя на поверхность, в первый момент ничего не видел от яркого солнечного света. Но через минуту глаза привыкли. В это время Рыжи посмотрел на часы.

— Сейчас через несколько минут включатся! Надо поддержать моряков в восточном секторе...

Со стороны Хаджибейского лимана доносились тяжелые разрывы. Это посылала свои тяжелые снаряды береговая батарея. Включились батареи артполка Богданова, и вот донесся с моря тяжелый гул орудийных залпов. Было слышно, как над городом прошелестели тяжелые снаряды. Из Одесского залива открыли огонь в поддержку 1-го морского полка эскадренные миноносцы «Шаумян» и «Незаможник», канонерская лодка «Красный Аджаристан».

Оркестр играл слаженно и боевито.

Особое беспокойство командованию внушал западный сектор в районе станции Выгода. По обе стороны железной дороги на Тирасполь тянулась ровная, гладкая степь. Она создавала все предпосылки для движения танков. Станция Выгода была в полном смысле выгодна немцам, она считалась танкоопасным направлением, да еще на кратчайшем пути к Одессе. В штабе армии уже было известно из данных разведки, что вдоль железной дороги противник сосредоточил в первом эшелоне 3-ю и 7-ю пехотные дивизии, часть 1-й своей гвардейской дивизии, во втором эшелоне — 5-ю и 11-ю пехотные. Еще две дивизии — в резерве. И это против 95-й Молдавской неполного состава.

17 августа авиаразведка обнаружила в рядах противника колонну из 30 танков. Все говорило о том, что удара на прорыв обороны надо ожидать именно в полосе железной дороги. Так оно и случилось.

Наступление началось в седьмом часу утра, сразу же после налета бомбардировщиков и массированной артподготовки.

В восьмом часу Крылову доложили из штаба дивизии:

— Началось! Под ударом полк Сереброва! Движутся танки, за ними пехота! Танков десятка два.

Несколько условных сигналов по телефонам подземной проводной связи, несколько коротких радиосигналов, и береговые батареи развернули свои 203-миллиметровые калибры на западный сектор. Полковая артиллерия была переведена на прямую наводку.

Командарм, получив сообщение о шестидесяти движущихся танках, приказал снять с огневых позиций ближайший к району прорыва дивизион бригады ПВО. Дивизиону не надо было искать удобных позиций, они были уже давно намечены.

Командир 161-го стрелкового полка С. И. Серебров приказал огня не открывать до особого сигнала.

В штабе армии Крылов, заметно волнуясь, отсчитывал минуты, отмечая движение врага по карте. Каково же было состояние бойцов, видевших перед собой не значки на карте, а лавину танков, а за ней густые цепи, он мог легко представить. Но выдержали, не дрогнули, и только когда танки приблизились к траншеям на 200–250 метров, прозвучала команда: «Огонь!»

Огонь открыла полевая артиллерия. Точно по заранее, пристрелянным участкам легли снаряды береговых батарей.

Из восточного сектора в это время начал свое движение бронепоезд.

На столе у Крылова, у начальника штаба армии Шишенина, у командарма ожили карты взаимодействия всей структуры обороны. Огонь береговых батарей, огонь прямой наводкой слились в массированный артиллерийский, налет. Черным дымом от горящих танков заволокло поля. Пулеметчики в это время вели отсечный огонь по пехоте. Пехота залегла.

Дистанция между танками противника и чапаевцами сократилась. Отключились из системы огня береговые батареи. В бой вступили истребители танков. Из ячеек, отрытых впереди траншей, они метали бутылки с горючей смесью и гранаты.

Но шестьдесят танков против узкой полосы обороны — огромная сила. Тридцать с лишним танков прорвались к траншеям. И для пехоты они были большой и опасной силой. Обогнув станцию Карповка, где располагался опорный пункт обороны, они устремились в тыл чапаевцам.

В этой обстановке против них могла действовать только полевая артиллерия. По ним вела огонь батарея Карповки.

От беспокоящего огня танки отошли в лощину между Карповкой и Выгодой. Видимо, командир танков пытался сориентироваться, куда наносить удар, и вызывал пехоту.

Но румынская пехота была плотно прижата к земле. В лощину обрушились тяжелые снаряды береговых батарей. Танки развернулись и двинулись на Карповку, в это время из лесочка открыли беглый огонь зенитчики.

Береговым батареям пришлось опять отключиться, чтобы не поразить своих.

Огня зенитного дивизиона, чтобы разжать этот бронированный кулак, было явно мало, более того, танки могли его смять. В это время по железной дороге к Карповке подошел бронепоезд, открывший огонь на оба борга. Танки попятились и вдруг, развернувшись, полным ходом пошли назад. Но едва они миновали траншем, как на штурмовку вышли истребители.

Во второй половине дня в кабинете командующего собрались Шишенин, Крылов, член Военного совета Воронин.

Наконец раздался зуммер телефона. Докладывал комдив 95-й Василий Фролович Воробьев.

Софронов выслушал доклад, положил на рычаги телефонную трубку и обвел веселым взглядом присутствующих.

— Все атаки двух пехотных дивизий и механизированной бригады отбиты, товарищи! Фролович говорит, что такого еще не видывал... Танки до сих пор горят, и все поле в дыму. Воробьев лично насчитал двадцать пять сожженных и подбитых танков. Потери противника в живой силе огромны... Поздравление чапаевцам надо объявить официальное, от имени Военного совета! И вас, Николай Иванович, поздравляю... Сектора обороны начали действовать...

Позднее из трофейных документов стало известно, что 7-я и 3-я румынские дивизии потеряли половину своего состава, на поле боя осталось до сорока танков... Из шестидесяти...

В те дни второй декады августа не было затишья и в других секторах. Бой у станции Выгода знаменателен тем, что здесь была испытана на прочность выстроенная по секторам оборона...

В ночь на 21 августа Шишенин срочно вызвал к себе Крылова. Выглядел Шишенин усталым и обеспокоенным.

— Николай Иванович! — объявил он. — Все бразды правления по штабу армии берите в свои руки. На сегодняшний день никто не может сделать это лучше вас...

.Оставьте за собой и оперативный отдел. Дать вам в помощники сегодня некого... Мне предстоит формировать другой штаб...

В армии, да еще во фронтовой обстановке, не положено задавать вышестоящему начальнику вопросов, если вышестоящий начальник не торопится с разъяснениями.

Видимо, Шишенин заметил обескураженный вид Крылова. Он разъяснил:

— Из Одессы я не ухожу. Ставка создает Одесский оборонительный район, подчиняет его Черноморскому флоту... И это понятно, без флота наша сухопутная армия была бы обречена. Командующим районом назначен контр-адмирал Жуков, мне предложено возглавить штаб оборонительного района...

* * *

Очень трудно, а порой и невозможно провести разграничение в деятельности командующего армией и его начальника штаба. В обороне Одессы выявить роль личности того или иного из ее участников в высшем эшелоне еще труднее из-за сложности в организации управления всеми боевыми действиями через командование оборонительным районом, отвечавшим за действия Приморской армии на суше и поддержку ее действий флотом.

В Одессе счастливо сложился высший командный состав.

О Георгии Павловиче Софронове говорилось выше. Это был командарм, к которому с величайшим уважением относились и командиры, и рядовые бойцы, и знали его все, ибо он успевал побывать не только на КП дивизий и полков, но и в ротах. Любил и умел построить задушевную беседу с бойцами, отведать из солдатского котелка, чтобы лично удостовериться, как кормят солдата. Это был характер ровный и устойчивый, он умел и потребовать, и успокоить.

Именно его спокойствие и воспитанность помогли сразу же нормализовать отношения с командованием Одесского оборонительного района, хотя такого рода структурные преобразования в разгаре боевых действий в иных случаях создавали кризис во взаимоотношениях.

Обладал Софронов для командующего и еще одним неоценимым свойством. Он умел выслушать подчиненного и принять его совет, никогда не впадая в амбицию, чем в первые месяцы войны, к сожалению, иные старшие командиры не могли похвалиться.

Помогало ему и давнее знание Одессы, особенностей ее быта и нрава одесситов.

Он был душой обороны, ни разу в самые трудные дни не проявил слабости, поэтому вполне объяснимо, что он очень тяжело воспринял директиву Ставки в октябрьские дни об эвакуации Одессы. Можно сказать, что воспринял ее трагически, хотя ему, как и всему высшему командному составу Приморской армии, было известно о взятии Перекопа немцами и о нависшей в связи с этим угрозе для Крыма.

Можно понять и обиду командарма, чья армия под натиском превосходящих сил противника, в окружении выстояла, а те силы, которые в Одессе считали главными, почти без сопротивления сдали Перекоп.

Выше уже говорилось о Г. Д. Шишенине. Звание генерал-майора он получил еще до войны, некоторое время возглавлял штаб Московского военного округа, до назначения в Одессу около трех недель был начальником штаба Южного фронта. Это был образованный, высокой культуры, вдумчивый человек. Он в совершенстве знал штабную работу, было чему у него научиться.

Гавриил Васильевич Жуков, контр-адмирал, возглавил Одесскую военно-морскую базу еще до войны. До этого сражался добровольцем в Испании, в дни войны показал себя волевым и мужественным человеком. Кандидат в члены ЦК КП(б) Украины, член обкома партии, он был хорошо известен в городе и пользовался заслуженным уважением. В сложной структуре одесской обороны сумел найти общий язык с «сухопутниками».

Впереди потребуют особого внимания взаимоотношения Николая Ивановича Крылова с Иваном Ефимовичем Петровым.

В Одессу он пришел во главе кавалерийской дивизии и сразу заявил себя зрелым, с оригинальным мышлением военачальником.

Казалось бы, военным человеком Петров стал случайно.

Родился он в семье сапожника. Среду ремесленников, к которой принадлежал его отец, не любил, поступив в гимназию, мечтал стать учителем, но увлекся живописью, дарование было признано, и его приняли в Строгановское училище. Но живописцем стать не пришлось. В 1916 году его призвали на военную службу и направили в Алексеевское юнкерское училище. По окончании училища Петров получил звание прапорщика. Он принял Октябрьскую революцию, поступил добровольцем в Красную Армию, в 1918 году вступил в большевистскую партию, всю гражданскую войну провел в боях и закончил ее комиссаром кавалерийского полка. В двадцатые и тридцатые годы воевал в Средней Азии против басмачей, командовал кавалерийским полком и бригадой. Из него сформировался привычный к опасностям, не теряющий хладнокровия в самых экстремальных ситуациях командир, чуждый всякой рисовки, скромный, с чувством собственного достоинства.

Дружба с Иваном Ефимовичем у Крылова началась в самые тревожные дни обороны Одессы.

Пожалуй, с наибольшей полнотой личная роль Николая Ивановича в обороне Одессы просматривается в организации тех контрударов, которые были предприняты Приморской армией.

Как раз идея обороны в сочетании с контрударами и свела их — Петрова и Крылова.

Армия активно удерживала рубежи обороны, отдавая иной раз десятки или сотни метров, нанося при этом тяжкие потери противнику, одним словом, оборонялась...

Крылова неотступно занимали мысли, как оборону сделать более действенной. Это позволило бы несколько ослабить позиции противника. По многим признакам Крылов угадал в комдиве кавалерийской дивизии единомышленника, поэтому решился поделиться с ним своими раздумьями о принципах обороны.

— Вы сейчас знаете, Иван Ефимович, на кого похожи? На Геркулеса, что поставлен защищать ворота города. Он заслонил ворота огромной своей фигурой и никого в них не пропускает... А враги, подступившие к городу, хотя и боятся приблизиться, закидывают его камнями...

— И вот-вот выдвинут против него стенобитные орудия...

— Как татары против Евпатия Коловрата... Но могли взять его ни копьями, ни мечами, ни стрелами... Выставили стенобиты и закидали каменьями. Прислонился он спиной к дубу, да что ж дуб... Но Евпатий не сидел в обороне... С дружиной малой на полчища нападал...

— Ну, и какие возможности... нападать? — осторожно спросил Петров. — Хотя бы у нас в южном секторе?

Крылов приоткрыл папку с донесениями и сказал, улыбаясь:

— А вот и посмотрим, что доносил начальник южного сектора Иван Ефимович Петров... Как известно, сплошной линии фронта у вас нет. Вот и просочился румынский батальон из четырнадцатой пехотной дивизии. Не теряя времени, чапаевцы взяли батальон в окружение. Ни один румынский солдат не уцелел. Противник очень надеялся, что в тылу чапаевцев закрепился батальон, и еще два ввел. И батальоны наткнулись на чапаевцев, а не к своим пришли... Отброшены с большими потерями... Все так и было? Соответствует донесение действительности?

Если бы не шутливый тон начальника штаба, Петров, конечно, обиделся бы. В донесениях о каких-либо успехах своей дивизии он был до скрупулезности точен.

— Вот вернуть бы в дивизию разинский полк из восточного сектора... морячков бы ко мне...

— Да нет, — ответил Крылов. — Надо подумать о чем-то более значительном...

Петров понял намек и поднял руки:

— Обеими руками — «за»!

Казалось бы, разговор этот начальник штаба завел преждевременно. Вторая декада августа была отмечена усиленной активностью противника.

От станции Выгода до Одессы по прямой около тридцати километров.

Захвачена Беляевка, водонасосная станция. Город остался без питьевой воды. Это несчастье вынудило ввести карточки на воду — пример единственный в своем роде. Не ослабевало также давление и на восточный сектор обороны.

23 августа противник в южном секторе предпринял психическую атаку на участке 31-го полка Чапаевской дивизии. Более двух батальонов, ротными колоннами, в рост, с оркестром, с развернутыми знаменами, разумеется, под прицелами пулеметов полевой жандармерии, двинулись на позиции полка. Почти все офицеры были пьяны, солдатам внушили, что Красная Армия не в силах им противостоять.

<< Назад   Вперёд>>