1. Народные движения до середины XVII столетия
Тема политической ссылки не является сейчас нашей специальной задачей. Она вполне заслуживает особого исследования. Для нас важно указать на ту ее сторону, которая привела в уральско-западносибирские края людей, выступавших ранее против правительства и его агентов, против помещиков и бояр. После воцарения Михаила Романова их было уже немало на восточных окраинах. Некоторые правоверные крепостники ужасались составу первопоселенцев Западной Сибири, видя в их среде недавних врагов существующих порядков и властей. Нет-нет, а этот козырь царские администраторы на местах пускали в ход, если сталкивались с такими людьми, особенно при противодействии со стороны последних.
По сведениям 1626 г., в Сибирь были сосланы при царе Василии Шуйском некоторые крестьяне «за опалу и за воровство, а иманы на боех в языках...», т. е., по-видимому, болотниковцы1186. Преследованиям подвергались участники позднейших народных движений в центральных районах страны. Их разыскивали всюду. Согласно «заказной» памяти 1629 г., на территории Перми Великой велись поиски обвиненных в антиправительственных выступлениях лиц.
Указывались их приметы; распоряжения о сыске доводились до сведения всех звеньев административного аппарата, включая «мирские» выборные власти. Розыску подлежали выходцы разных местностей — казанцы, свияжане, тверитяне, угличане и т. п1187.
Этот «заказ» по времени почти совпал с неприятным для властей Перми Великой инцидентом, связанным с распространением крамольных слухов. В октябре 1629 г. крестьянин Сереговской деревни Чердынского уезда Меныиик Архипов Скорняков, возвращаясь из Ныроба, где был для подачи челобитной, встретил в церкви Вильгортского погоста одного тамошнего крестьянина. Скорняков пожаловался на то, что его не принимают без указа из Москвы в «обельную деревню» при Ныробской церкви. При этом он высказал намерение отправиться в Москву и добиваться удовлетворения своей просьбы. В ответ вильгортский крестьянин ему заявил, что Москва «ся заперла», туда не попадешь, так как ее осадили казаки и «просят де с Москвы бояр». Согласно этому слуху, неизвестно каким путем достигшему далекого Урала, как бы повторялась картина времен восстания Болотникова. Антибоярский смысл его, напоминающий события недалекого прошлого, возбудил тревогу у чердынского воеводы, которого известили о случившемся. Следствие, однако, не установило источника осведомленности обвиненного в крамольных речах крестьянина. Он сам отговорился тем, что был тогда пьян и ничего не помнит1188. Как бы то ни было, призрак первой Крестьянской войны был жив и на рубеже третьего десятилетия XVII в.
В 20-х годах XVII в. отмечены выступления западносибирских крестьян и приборных служилых людей. Имеется указание, что в 1625 г. служилые Кузнецкого острога «меж собой советуют, хотят Кузнецкой острог покинув, бежать». Заговор был раскрыт, его участников арестовали и подвергли допросу. В Москве заинтересовались обстоятельствами «кузнецкого дела» и запросили «расспросные речи» обвиненных в заговоре1189.
Следующий год ознаменовался волнениями крестьян Ницынской слободы, в ходе которых был убит приказчик Степан Молчанов. Официальная версия показаний свидетелей изображала события в таком свете, что убийство произошло внезапно. Однако имелись сведения, что «умысл» расправы был у крестьян за несколько дней до происшествия1190. Невьянский приказчик Дмитрий Лабутин в июне 1628 г. пожаловался на подопечных крестьян воеводе и возбудил против них судебное дело. Он искал на Андрее Лягалове и других крестьянах «бещестья своего, детей своих, сыновня и дочерня», оценив иск в 56 руб. 13 алт. 2 ден. Суд обвинил крестьян и взыскал с них пошлины в сумме почти 6 руб1191. Поводом для выступлений служили повинности по обработке десятинной пашни и вымогательства приказчиков. В 1632 г. вновь встречаемся с Андреем Лягаловым, коего вместе с четырьмя крестьянами бросили за решетку верхотурской тюрьмы. На этот раз крестьяне «всем миром» оказали сопротивление приказчику Невьянского завода, когда тот велел служилым людям силой привлечь их на заводскую работу1192.
Очень отрывочны известия о «пермском деле», в котором оказались замешанными десятки (если не сотни) посадских людей и крестьян. В 1636 или 1637 гг., по отпискам Христофора Рыльского, который обвинил местных жителей в избиении и ограблении его, для сыска были отряжены правительственные уполномоченные — дворянин Лодыгин и подъячий Богдан Лихвинцов. Обвинение было столь серьезным, что царская грамота именовала возникшее дело «нашим», т. е. «государевым». Следствие длилось около двух лет и еще в июне 1639 г. не было закончено. Хотя сыщиков вызвали в Москву, но указа еще не было. По «пермскому делу» в Москву затребовали «пермич, чердынцов посадских людей и уездных крестьян Митку Верещагина с товарыщи семи человек». Оказавшихся в столице двух пермских мирских челобитчиков (жители не оставили попыток отвести обвинение и добивались прекращения дела) Богдана Кабанова и Григория Русинова также арестовали и посадили в тюрьму. В Чердыни подвергли тюремному заключению 21 человека. Кроме того, 110 (по другим сведениям—112) посадских и уездных людей «за поруками живут в Чердыни без съезду». Обвиненными оказались многие зажиточные тяглецы, которые «в данном окладе записаны в больших вытях», а среди них — старосты и целовальники1193. Согласно условиям поручных записей, каждый привлеченный к следствию должен был жить в Чердыни и ежедневно «ставиться» перед воеводой. Это касалось и крестьян различных деревень уезда1194. Жители Перми Великой продолжали осаждать правительство просьбами, которые сводились к следующему: 1) отпустить содержащихся в Москве арестованных; 2) освободить заключенных по делу Рыльского в Чердыни; 3) отпустить с порук тех, кто взят на них в Перми Великой. Отсюда явствует, что посадские и крестьяне Чердынского уезда вовсе не рассматривали свои действия в качестве государственного преступления. Челобитье подкреплялось основательной ссылкой на невозможность уплаты государственных налогов вследствие столь массовых и продолжительных репрессий. Пермичи уведомили правительство и об ужасном пожаре на посаде Чердыни, уничтожившем в ночь на 30 июня 1638 г. много жилых зданий и лавок. Правительство вынуждено было пойти на уступки. Шесть чердынцев и среди них Дмитрий Верещагин получили возможность вернуться из Москвы домой, но их было велено отдать на «крепкие поруки». Из чердынской тюрьмы разрешили выпустить 19 человек, оставив двух. Находящихся на поруках посадских и крестьян повелевалось «из-за порук свободить», учитывая необходимость уплаты податей и происшедший пожар1195.
Масштабы следствия и его продолжительность позволяют признать события в Чердыни значительным антиправительственным выступлением. Но репрессии не привели население в состояние покорности. Едва Дмитрий Верещагин вернулся с царской грамотой в Чердынь, произошел конфликт группы посадских людей (Пятуни Башкирцева, Семена Черемисина и др.) с Троицким Богословским монастырем. Архимандрит Нектарий бил челом на них «в разоренье и строителя старца Варсонофья Горяйнова и служебника Левки Дощеникова в бою и в увечье». Один из обвиняемых — Черемисин — был ранее привлечен по делу Рыльского. Жалоба стала известна в Москве, и оттуда приказали названных посадских отдать на поруки и выслать в Москву для суда. Воевода исполнил это распоряжение1196.
А в 1646 г. царские власти были встревожены усилившимися действиями разбойников на Каме. Царские грамоты предусматривали организацию облав против них, посылая вооруженных крестьян человек по 50 сразу. Разрешалось «на драке... воров... стрелять беспенно»1197.
Обострение классовой борьбы в стране после воцарения Алексея Михайловича нашло отзвук и на восточных окраинах. Среди «росписи» посланных из Тобольска в Сибирский приказ отписок 1647 г. числились и неприятные для нового правительства: «о тарском сыскном деле и то тарское сыскное дело»; «о сургутском сыскном деле и то сыскное дело и из него перечневая выписка»; «отписка о непослушанье тарских служилых людей»1198. И другой перечень отосланных в центр отписок того же года знает донесение «о непослушанье тарских казаков», а также «о тарском казаке о Сеньке Долгом в государеве проговорном слове»1199. 12 июля 1647 г. тобольские воеводы отпустили в Москву для челобитья «о своих городовых нужах» трех служилых людей из Тары от «всего города»1200. С удивительной синхронностью подали коллективную челобитную «о своих нужах» служилые люди Тюмени, а также «ружники и оброчники» и юртовские служилые татары (всех числом около 700 человек). Воевода Иван Тургенев отправил эту челобитную в Москву, сопроводив ее своей отпиской. Жалуясь на обременительность служб, челобитчики выразили также протест против введения пресловутой соляной пошлины. Они писали, что не занимаются соляной торговлей и тем не менее с них взыскивают пошлину по 2 гривны с пуда соли, получаемой ими в служебный оклад. Правительство было сыто такими жалобами. На этом челобитье в Сибирском приказе равнодушно пометили — «в столп», не удостоив и воеводу ответом на его встревоженную отписку1201. Другая челобитная тюменцев, подписанная от имени 750 человек, не получила никакой резолюции1202. Правда, в августе 1647 г. была заготовлена выписка о соляном жалованье тюменских и тарских служилых людей, поводом для которой явилась тюменская челобитная. Выписку намеревались послать на рассмотрение Борису Ивановичу Морозову в Приказ Большой казны1203.
Упорный характер приобрело сопротивление невьянских крестьян, отказавшихся в 1644/45 г. платить «выдельный» хлеб. Они осмелились составить «отказную» запись, которую верхотурский воевода препроводил в Тобольск1204.
Новой точкой на карте городских движений середины XVII в. теперь можно считать Верхотурье. Там осенью 1648 г. имело место выступление здешнего населения и приезжих торговых людей против воеводы Бориса Дворянинова. Он в своей отписке упоминает, что «от верхотурских ото всяких людей сидел запершись на дворе у себя в осаде»1205. Это глухое свидетельство источника, можно думать, имело отношение к событиям летних восстаний 1648 г. в Москве и других городах, в том числе поморских, с которыми существовали у посадов Урала и Сибири тесные связи.
Приведенный выше, хотя и отрывочный вследствие состояния источников материал позволяет пополнить имеющиеся в литературе сведения о городских движениях, предшествовавших и сопутствовавших полосе восстаний 1648 г. в Москве и других городах страны. В большей или меньшей степени брожение отмечено во многих пунктах Западной Сибири, давая повод предполагать наличие каких-то связей между недовольным населением разных центров этого края. В антиправительственных выступлениях принимали участие посадские, приезжие торговцы, а также казаки, стрельцы и прочие мелкие служилые люди.
Отсутствие достоверных сведений о городских восстаниях 1648 г. в Чердыни и Соли Камской, наиболее старых городах изучаемого района, может показаться несколько неожиданным. Правда, имеется одно краткое указание отписки великопермского воеводы Петра Кузьмича Елизарова о движении 1648 г. в Чердыни и Соли Камской. Однако оно не имеет других документальных подтверждений, на что обратил внимание Н. В. Устюгов. Но он не сомневался, что какое-то движение в Соли Камской тогда имело место1206.
Последующие годы также не обходились без столкновений населения уральско-западносибирских уездов с царской администрацией. Попытку поднять на выступление против десятинной пашни соседние и более отдаленные населенные пункты предприняли в 1660 г. крестьяне Ницынской слободы. Этот интересный факт сообщил в свое время В. И. Шунков. Его имеет смысл напомнить. Староста Ницынской слободы Василий Широковский и его помощники разослали в слободы Верхотурского, Туринского, Тюменского и Тобольского уездов «грамотки» с призывом отказа от прибавочного оклада десятинной пашни и оброка. Предлагалось также послать челобитчиков в Москву, предупредив действия властей 1207.
Итак, накал классовой борьбы в старинных районах страны и до середины XVII столетия имел некоторое влияние на развитие социального протеста населения окраин. Но еще более выразительно эта линия обнаруживается для второй половины XVII в.
1186СП, кн. 6, л. 527 об. Есть и более ранние свидетельства — от 1602 г. (Г. А. Анпилогов. Новые документы о России конца XVI—начала XVII в. М., 1967, стр. 430).
1187Ахив ЛОИИ, Соликамские акты, карт. 2, № 586.
1188Там же, № 591.
1189СП, кн. 6, л. 372 об.
1190В. И. Шунков. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII—начале XVIII веков. М.— Л., 1946, стр. 221.
1191ВПИ, ОП. 4, КН. 8, ЛЛ. 96—97.
1192 Е. И. Заозерская. У истоков крупного производства в русской промышленности XVI—XVII веков. М., 1970, стр. 339.
1193И, т. III, № 204, стр. 358—359. Участие посадских верхов в восстаниях 30-х годов XVII в. отмечено и в новейшей советской литературе (см. Е. В. Чистякова. О тактике верхушки посада в восстаниях 30-х годов XVII в. По материалам Соли Вычегодской.— «Города феодальной России». Сборник статей памяти Н. В. Устюгова. М., 1966, стр. 224—230).
1194Ахив ЛОИИ, Соликамские акты, карт. 2, № 676.
1195АИ, т. III, № 204, стр. 359—360. Сведения о пожаре 1638 г. в Чердыни учтены в издании В. Н. Шишонко (В. Н. Шишонко. Пермская летопись 1263—1881 гг., второй период. Пермь, 1882, стр. 397). Но издатель обошел молчанием «пермское дело», хотя по материалам «Актов исторических» он, без сомнения, знал о нем.
1196Архив ЛОИИ, Соликамские акты, карт. 2, № 677.
1197Там же, карт. 3, № 811.
1198СП. стб. 260, лл. 213—214.
1199Там же, л. 382.
1200Там же, л. 376.
1201Там же, лл. 388-390.
1202Там же, лл. 390—393.
1203Там же, лл. 433—437.
1204ВПИ, оп. 1, стб. 151, лл. 240—241 и сл.
1205ВВИ, карт. 3, № 18, л. 20. Волнения продолжались и зимой 1648/49 г. (ВПИ, оп. 2, д. 57, лл. 1—10).
1206Н. В. Устюгов. Солеваренная промышленность Соли Камской в XVII веке. М., 1957, стр. 265—266.
1207В. И. Шунков. Очерки по истории колонизации Сибири, стр. 222—223.
<< Назад Вперёд>>
