1. Правительственные запрещения «неуказных» путей через Урал
Официальной дорогой из Европейской России в Сибирь на протяжении всего XVII столетия считалась Бабиновская (Соль Камская — Верхотурье). По этой дороге учредили ямскую гоньбу, поставили таможенные заставы для взимания пошлин с товаров и проезжих людей. Кроме финансовых заставы преследовали полицейские цели, будучи призванными не пропускать через Урал людей, не имевших проездных документов, т. е. беглых по принятой терминологии. Однако уже в 1654 г. верхотурский воевода получил сигнал, что помимо установленной дороги для проезда в Сибирь существует другая, «неуказная»— на слободы, минуя Верхотурье. Этим путем ездили не только торговые и промышленные, но также служилые люди. Последние особо свирепствовали, насильно забирая подводы у слободских крестьян. В числе нарушителей оказался «даурской посол» Дмитрий Зиновьев, которому понадобилось 35 подвод. Но не эти факты встревожили власти. Гораздо беспокойнее они отнеслись к тому, что неуказной дорогой пользовались торговцы, не платя пошлин; проходили ею и все прочие, кому нужно было пробраться в Сибирь или выбраться из Сибири. Донося обо всем этом в Сибирский приказ, верхотурский воевода писал: «Да степными же объезжими дорогами с Руси и с Казани и с Сылвы в Сибирь [и] к Русе... ездят торговые и промышленные и всякие люди и иноземцы, бухарцы и тотаровя с русскими и с сибирскими со многими товары и с лошадьми, а на Верхотурье и Верхотурского уезду в слободах не являютца и заставы объезжают и твоих, государевых, никаких проезжих пошлин не платят». Такого рода вести в Верхотурье получали с Исетской и Чусовской застав, из Краснопольской слободы437.

В 1659 г. тобольский воевода князь Иван Андреевич Хилков наказывал туринскому воеводе, чтобы тот запретил выдачу подорожных до Москвы минуя Верхотурье. Основанием послужила царская грамота от 16 декабря 1659 г., выданная в ответ на отписку верхотурского воеводы. Этот последний сообщал в Москву, что «наложена де из Сибири мимо Верхотурскую заставу вновь окольная дорога по слободам через Утку и Кунгур на Каму реку в разные города». По ней ездят «летним и зимним путем беспрестанно». В Сибирском приказе отнеслись к данному известию не слишком встревоженно. Решительного пресечения поездок новой дорогой царская грамота не предусматривала, так как в ней кроме указания пользоваться дорогой на Верхотурье была оговорка, разрешающая ездить новой дорогой по особо срочным служебным делам (при наличии «самых их, великих государей, нужных дел и скорых гонцов»)438. С большой строгостью стало относиться правительство к запрещению недозволенных дорог в Сибирь позже, в годы второй Крестьянской войны и после нее. Резко усилился надзор за движением через Уральские горы в 1671 г439. В июле 1673 г. вновь зазвучала тревожная нота, которую можно почувствовать по грамоте, полученной аятским «ссадчиком» Фролом Араповым из Верхотурья, и распоряжению в Чусовскую слободу440. Через два года приказчик Чусовской слободы Прокопий Тонков прислал под отпиской сказку оброчного крестьянина Федота Алексеева. «Был де я сего лета,— рассказывал Алексеев,— в Тобольском уезде в новой слободе на Сыгранском городище. И видал де я: проложена де новая русская дорога с Кунгура в Сибирь полем в новую слободу на Сыгранское городище. И ездядь де всяких чинов люди верхами и телегами. А мимо Чюсовскую заставу с Кунгура в Сибирь с такова числа люди не пошли». Вследствие этого приказчик счел удобным оправдаться перед начальством за недобор таможенных пошлин: «...и таможенного збору мало и государева казна не копитца и собирать не с ково». Верхотурский воевода известия о новой дороге велел сообщить в Сибирский приказ441. Неоднократные напоминания последовали насчет закрытия неуказных дорог в 1679 г. Их получали верхотурские правители, наставляя в этом же духе слободских приказчиков. Понятно, что по-прежнему больше всех тревожились приказчики Чусовской слободы. Иван Крюков, сидевший тогда в судной избе этой слободы, доложил по команде в канцелярию воеводы, что «проложили с Руси, с Кунгура зимную дорогу вновь, окольную, не хватая Чюсовской слободы из Верхотурского уезда сверх Бисертских татарских юрт». Отмечая оживленное движение по этой дороге, Крюков так определял ее дальнейшее направление: «А та де новая окольная дорога проложена в тобольские в новую Арамашевскую (вероятно, надо Арамильскую — А. П.) и Колчеданскую и в Катайскую слободы», причем она расположена от Чусовской «верст за 40 и больши»442. Через четыре месяца, в марте 1680 г., крестьянин Чусовской слободы Яков Соколов стал добиваться разрешения на заведение новой слободы на реке Бисерть. Его аргументация заинтересовала верхотурские власти, так как прямо касалась докучливой темы о запретной дороге. Убеждая начальника уезда в целесообразности своего предложения, Соколов писал: «А ныне де из русских городов в Сибирь всякие торговые и промышленные и гулящие люди и семейщики ездят по тому месту, не хватая Чюсовской слободы, Тобольского уезду в Арамильскую слободу, из сибирских городов с товары и с рыбою на Кунгур ездят». Доводы ходатая возымели действие, он получил разрешение стать слободчиком 443. Не далее как в октябре 1681 г. по отписке из Верхотурья была дана грамота Сибирского приказа, повелевавшая закрыть дорогу на Арамильскую слободу и Катайский острог444. Опираясь на ранее полученные указания из Москвы, тобольский воевода князь Алексей Андреевич Голицын послал в Верхотурье распоряжение ввести самый строгий режим на всех путях, ведущих в Утяцкую слободу. Эта слобода прославилась тем, что в нее устремились отовсюду раскольники. По сведениям тобольского «игемона», там «заводитца де пустыня такая ж, что и преж сего збирывалась вверх по Тоболу реке на Березовке речке, на прелесть православным христианом». Сомнительно, чтобы такая изоляция от внешнего мира имела эффект, но на дорогах усилили караулы и с особым пристрастием допрашивали всех, кто проезжал через Утяцкую слободу или ехал туда. Суть этого тобольского указа, как тогда водилось, была почти дословно передана слободским приказчикам (в данном случае краснопольскому)445.

Пожалуй, самым «урожайным» по части издания указов о запрещении иных дорог кроме верхотурской был 1683 год. Это не удивительно, так как в 1683 г. принимались широкие меры по сыску беглых, и усиление внимания к дорогам в Сибирь составляло одно из звеньев разработанной тогда системы борьбы с бегством. Выяснилось, что дорога через Кунгур была далеко не единственной, которой пользовались для проезда и прохода, минуя заставы. Правительству «ведомо учинилось, что из Усольского уезду с Обвы и с Инвы, также из Чердынского уезду и из иных розных поморских городов... многие тяглые крестьяне, покиня свои тяглые жеребья, с женами и с детьми бегут в Сибирь, не займуя Соли Камской и Кунгура, мимо Чусовские вотчины нашего имянитого человека Григорья Строганова новою дорогою, которую дорогу проложили». Верхотурский воевода получил указание провести расследование, что это за дорога, и позаботиться о задержке беглых446.

Одновременно был усилен контроль на Кошайской заставе, по дороге из Верхотурья в Пелым447. Тогда же кроме Верхотурья повеление о заставах и непропуске беглых получили власти Чердыни448.

Наказная память приказчику Аятской слободы предусматривала «смотреть и беречь накрепко, чтоб торговые и промышленные и гулящие и беглые никакие люди из сибирских городов в русские городы лесными и степными дорогами, около Аятской слободы, украдом, не проходили и лесных и степных дорог не прокладывали». Русским и ясачным людям запрещалось указывать новые дороги проезжим449.

С неудовольствием и даже тревогой в Сибирском приказе в 1683 г. узнали, что «на верхотурском волоку поселились многие деревни, а какова чину люди и по какому указу селятца, того в Сибирском приказе неведомо». В связи с этим верхотурский воевода получил выговор, так как ранее «по сибирской дороге на верхотурском волоку, опричь Ростесу, иных никаких русских деревень не было и из русских городов в Сибирь, также и из сибирских городов в русские городы беглым и никаким прохожим людем проходить было нельзя, потому что... было все пусто и нигде тем прохожим и беглым людем пристанища не было»450. Воевода вынужден был оправдываться тем, что «на верхотурском... волоку русские деревни и в них люди поселились до нашего... на Верхотурье приезду в прошлых давних годех»451.

Шло время, а практический результат запретительных мер на неуказных дорогах был, по-видимому, не очень заметен. Нечто членораздельное смог сообщить в Москву отпиской 1690 г. верхотурский воевода Григорий Нарышкин. Он писал, что в 1685/86 г. по указу из Москвы «велено засечь дорогу, которая на Строгановы вотчины, чтоб конным проезду, а пешим проходу не было, для беглых людей и заповедных товаров поставить заставы. И по тому... указу и по грамотам та дорога засечена и застава на той дороге в Копчиковых юртах поставлена, с Верхотурья сын боярской и стрельцы посланы»452. Усилия властей в конечном счете не принесли успеха. «Неуказные» дороги продолжали существовать, их роль росла. В середине XVIII в. путь в Сибирь через Кунгур — Екатеринбург был, наконец, узаконен, что вполне отвечало изменениям в размещении населения по обоим склонам Уральского хребта и успехам хозяйственного освоения этих краев




437ВПИ, оп. 1, стб. 146, ч. 1, лл. 33—36.
438ДАИ, т. IV, № 70, стр. 185—186.
439Подробнее см. об этом раздел 3 данного очерка.
440ВВИ, карт. 21, № 6, л. 24; № 12, лл. 1—3.
441ВВИ, катр. 23, № 1, лл. 1—2 об.
442ДАИ, т. VIII, № 65, стр. 257—258.
443Там же, № 70, стр. 271—272.
444ВВИ, карт. 28, № 25, ЛЛ. 13—18.
445Там же, карт. 29, № 20, лл. 1—2.
446АИ, Т. V, № 113, стр. 181—182.
447ВВИ, карт. 30, № 7, Л. 111.
448АИ, т. V, № 108, стр. 175—177.
449Там же, № 133, стр. 230.
450СП, стб. 878, ЛЛ. 149—150.
451Там же, лл. 151—152.
452ВПИ, оп. 1, стб. 19, л. 54. По всей вероятности, здесь разумелась отписка, отправленная воеводой Сибирскому приказу в ноябре 1685 г., об устройстве засек на дорогах к строгановским вотчинам (там же, стб. 257, ч. 3, лл. 314— 323).

<< Назад   Вперёд>>