§ 2. Сущность лажа и механизм его функционирования
1. Металлическое обращение, когда денежная система основывается на каком-либо металле (золото, серебро, медь и т.д.).
2. Бумажное обращение, базирующееся на неразменных на металлы бумажных деньгах.
3. Смешанное, т.е. предполагающее совместное обращение металлических и разменных на них бумажных денег.
Первая и вторая формы были наиболее распространены в странах западного мира. В России, по меткому замечанию известного русского учёного И. И. Кауфмана, после 1812 г. сложилась уникальная денежная система, нигде до этого не существовавшая: Россия дала миру четвёртый вид денежного обращения. М. И. Туган-Барановский также считал господствовавшую в России до 1839 г. денежную систему единственной в своем роде.9
Эту денежную систему отличало, во-первых, то, что параллельно обращались бумажные и металлические деньги, т. е. ассигнации не разменивались на полноценные рубли, во-вторых, то, что такой тип денежного обращения предполагал существование лажей у серебряного рубля по отношению к ассигнациям. «Ассигнации не обладали неизменным принудительным курсом, и их легальный курс изменялся в зависимости от биржевого лажа... », — писал учёный.10
Естественно, что в такой ситуации должна была существовать прямая связь между товарными ценами, с одной стороны, и взаимными курсовыми колебаниями ассигнаций и полноценных денег — с другой. Без этого невозможно параллельное существование валют в денежном обращении.
Термин «лаж» ведёт своё происхождение от итальянского слова аggiо, означающего превышение рыночной цены валютных курсов золота, векселей и других ценных бумаг над установленным номиналом. По мнению М. М. Сперанского, между термином «ажио» и русским лажем «большая есть разность, хотя последний, по-видимому, не что иное, как простонародное выражение первого».11 Развивая свою мысль, Сперанский считал, что термин «ажио» следует употреблять для обозначения обмена одной монеты на другую в смысле обоюдного обмена денег из разных металлов: «Например, когда серебряный рубль в ассигнациях стоил 400 копеек, тогда ажио составляло 300 копеек; когда рубль стал оцениваться в 360 копеек, тогда ажио было в 360 копеек; словом сказать: ажио означает число единиц, коим ассигнационный рубль понизился, отстал от первоначального достоинства, равного серебру»12.
М. М. Сперанский утверждал, что слово «лаж» употреблялось в экономическом обиходе только в контексте товарообменных сделок или, точнее, «при покупке товаров, как наличной, так и долговой».13 При приобретении товаров за наличные деньги лаж означал «те проценты, коим при платеже за товар серебром, возвышают серебро против разменной его цены; а при платеже ассигнациями, он означает те проценты, кои уступаются из цены товара на ассигнации».14 Разграничение толкований лажа отличало М. М. Сперанского от других учёных, большинство которых не признавало трансакционной и монетарной природы лажа. Они увязывали лаж с «порчей монеты» или, правильнее сказать, с уменьшением её веса. Так, например, П. А. Шторх считал, что лаж впервые появился в денежном обращении России в XVIII в., когда стали выпускаться облегчённые медные деньги, т. е. монеты с меньшим содержанием металла, чем обычно.
Облегчение медных денег осуществлялось в целях получения эмиссионного дохода (сеньоража) путем выпуска большего количества монет из прежнего объема металла. В 1705 г., например, платили 2% надбавки на серебро по отношению к медным деньгам. Иначе говоря, владельцы медных денег при покупке товара должны были переплачивать 2% его цены. «В царствование Елизаветы Петровны лаж в пользу серебра и векселей возвышался до 3% и более»- отмечал П. А. Шторх.15
Интерес публики к появлению в денежном обращении ассигнаций объяснялся, как мы знаем, портативностью бумажных денег, и следовательно, их удобством в обращении. В результате новые бумажные деньги стали менять с надбавкой на медные деньги, или, как в то время говорили, с лажем на ассигнации. По мнению И. И. Кауфмана, лаж появился «не на одну лишь монету но и на бумажные деньги».16 Обесценение ассигнаций, произошедшее впоследствии, изменило вектор лажа в противоположную сторону. Шторх по этому поводу заметил: «...Частные лица, при обмене медных денег на ассигнации, платили от одной до двух копеек, а ассигнаций на медные деньги — восемь и более копеек».17
Такие пропорции обмена свидетельствовали о падении ассигнаций даже по отношению к медной монете, всегда считавшейся в России относительно «худшим» видом денег. Стоит отметить, что в конце XVIII — начале XIX в. понятие лажа было знакомо главным образом специалистам: финансистам и чиновникам, а само слово входило лишь в профессиональный лексикон. Общеупотребительным термин стал после известного указа 1812 г., превращавшего ассигнации в законное платёжное средство. Согласно этому указу все платежи (в том числе налоговые) должны были производится исключительно ассигнациями. Запрещалось расплачиваться по налоговым сборам серебряными деньгами. При этом основной целью было сделать ассигнации более привлекательными для населения и повысить их курс по отношению к серебряному рублю. Кроме того, в качестве второстепенной цели предполагалось сократить количество злоупотреблений со стороны чиновников при приёме в качестве платежей разнокачественной монеты из драгоценных металлов. Монеты из драгоценных металлов, находившиеся в обращении, были не только российской, но и иностранной чеканки, имели разные вес и пробу, степень изношенности и другие различия, что открывало для чиновников широкое поле для злоупотреблений. Естественно, в условиях двойных и к тому же неустойчивых цен (из-за постоянных взаимных колебаний курса ассигнаций и серебряного рубля) нельзя было вести более-менее стабильную торговлю.
Из-за курсовой неустойчивости расчёт лажа производился буквально по каждой сделке, поэтому требовалось каким-то образом стабилизировать цены на товары и услуги. Это осуществлялось при помощи лажей, рождённых инициативой снизу. К тому же, как мы уже упоминали, государство взимало налоги по фиксированному курсу ассигнаций к серебру, т. е. страховало себя от изменчивости курсовых колебаний. В России лажи получили название «простонародных». Название «простонародные» не следует понимать буквально, правильнее трактовать их как обыденные или частные, так как они использовались при торговле между частными лицами. Сперанский считал, что «простонародный лаж есть нечто иное, как особого рода счёт биржевого курса, изобретённый сперва мелкими торговцами (вероятно, евреями), потом принятый и в торговле оптовой».18
Механизм рассматриваемых лажей можно представить следующим образом: в силу того, что курс ассигнаций изменялся по отношению к серебряному рублю, эти курсовые колебания должны были оперативно отражаться в ценах товаров, т. е. цены товаров напрямую зависели от изменений курса. «Масштабом цен становилось то количество серебра, представителем которого в данный момент являлся ассигнационный рубль во внутреннем обращении. Следовательно, масштаб цен потерял свою определённость, и все цены, выраженные в ассигнационных рублях, должны были изменяться одновременно с изменением представительной стоимости ассигнаций»19. В общем это выглядело так: цены товаров выражались в ассигнациях и серебряных рублях, но не по текущему, всегда изменчивому курсу, а по мысленно представляемому условно-постоянному курсу. Условный курс устанавливался произвольно «народною привычкой» и равнялся 4 руб. ассигнациями за 1 серебряный руб. или 1 руб. ассигнациями за 1/4 полноценного рубля. Данное соотношение между курсом ассигнаций и серебра хотя и не существовало в реальности, но в то время приблизительно соответствовало биржевому курсу ассигнаций. На самом деле курс ассигнаций мог изменяться как угодно, но идеальная счётная единица оставалась неизменной, а именно 1 ассигнационный руб. равнялся 25 коп. серебром.
Подобное исчисление цен получило название «счёта на монету», а «счётный рубль в литературе той эпохи часто назывался монетным рублем».20 В сущности «счёт на монету» был исчислением на сере6ро, но только с уменьшенным масштабом цен, так как за основу брался не серебряный рубль, а его четвертая часть. Это было удобно для расчётов, так как расчёт цен осуществлялся в ассигнациях и не требовалось постоянно корректировать цены товаров в зависимости от курса ассигнаций.
Именно в таких условно-счётных ассигнационных, или «монетных», рублях выражались цены товаров и услуг в России в начале XIX в. Данный способ расчёта цен представлял собой, конечно, усовершенствование денежного обращения, но он не мог устранить все недостатки денежной системы. Тем не менее население быстро привыкло к исчисляемым таким образом ценам и охотно ими пользовалось при заключении сделок. Привычка пользоваться условным ассигнационным рублем «так въелась в сознание русских людей, что они им пользовались в качестве меры стоимости товаров и услуг вплоть до Крымской войны, хотя ещё в 1839 году это было запрещено законодательно».21 Денежные расчёты согласно условному курсу становились независимыми от биржевых колебаний ассигнаций, но всё-таки требовалась «коррекция ошибки», т.е. коррекция на действительный курс ассигнаций по отношению к серебряному рублю.
Если бы цена на какой-либо товар была установлена по условному курсу, который стал бы в этом случае действительным, а именно 400 рублей ассигнациями за 100 руб. серебром, тогда владелец ассигнаций не получал бы выгоды от покупки, так как переплачивал бы за товар, а владелец серебра недоплачивал. В результате владелец ассигнаций приобретал право на скидку с цены товара, а владелец серебряных монет должен был приплачивать к цене товара. Эти корректировки цен на товары и составляли суть так называемых «простонародных лажей», которые преследовали единственную цель — избежать ущерба для одного из контрагентов. «Следовательно, лаж на ассигнации выражал оценку ассигнационного рубля в условных монетных рублях и свидетельствовал, что рубль стал представителем бóльшего количества серебра, чем счётный рубль».22
Такая ситуация начала складываться в России с 1816 г. В качестве иллюстрации рассмотрим условный пример совершения сделки с «лажами». Допустим, некий предмет стоил 100 руб. ассигнациями. Эти рубли выражали представляемое соотношение ассигнаций и серебряного рубля в пропорции 4 руб. ассигнациями : 1 руб. серебром, или для удобства расчётов 400:100. Цена товара в 100 руб. могла быть таковой только тогда, когда действительный, а нe условный курс был равен 400:100. Предположим далее, что действителъный курс был иным (это всё-таки более реалистичный вариант), а именно 351 9/16 руб. ассигнациями: 100 руб. серебром. При таком курсе покупатель получал преимущество, если расплачивался ассигнациями, и переплачивал, если расплачивался серебром. Это объясняется тем, что купюра в 100 руб. ассигнациями при курсе 351 9/16 : 100 состояла из рублей, равных 28 4/9 серебряных коп. Естественно, что владелец серебра недоплачивал по той же самой причине. Помимо этого, при курсе 351 9/16 : 100 и цене товара в 100 руб. ассигнациями, или 25 руб. серебром, при оплате ассигнациями убыток получал покупатель и соответственно выгоду — продавец, а при оплате серебром положение менялось на противоположное.
В такой ситуации, чтобы никому не нанести ущерба и никого не обмануть, следовало найти взаимовыгодный курс, устраивающий и покупателей, и продавцов. Очевидно, таким курсом должен был быть средний курс между условным и действительным курсом. Этот средний, расчётный курс определялся так: 351 9/16 : х = х : 400, отсюда х = 375 руб. ассигнациями за 100 руб. серебром.
Далее необходимо было составить пропорцию, чтобы высчитать, сколько нужно ассигнационных рублей для оплаты товара ценой 100 руб. ассигнациями по условному курсу. Пропорция выглядит так: 100 руб. серебром = 375 руб. расчётных = 400 руб. условных = 351 9/16 руб. действительных : 351 9/16 : 375 • 100 = 375/400 • 100 = 93 3/4 руб. ассигнациями.
Если покупатель платил 100 руб. ассигнациями за товар, то в итоге он переплачивал 100 — 93 3/4 = 6 1/4 руб., и эти деньги продавец должен был ему вернуть в виде сдачи. Эти 6 1/4 на каждые 93 3/4 составляли лаж на ассигнации в 6,66%.
Если покупатель расплачивался серебром, то производился следующий расчёт: 400/375 • 25 = 375 / 351 9/16 • 25 = 26 2/3. В итоге получалось, что обладатель серебряных денег должен был доплачивать 26 2/3 - 25 = 1 2/3. Поправка в 1 2/3 на 25 руб. серебром составляла 6 2/3 процента, что и представляло собой лаж на серебряный рубль.
Сделка же происходила примерно таким образом: товар ценой 100 руб. продавался с лажем на ассигнации в 6,66% и покупатель платил 93 3/4 руб. ассигнациями. Если у покупателя были серебряные деньги, то товар стоимостью в 100 руб. ассигнациями продавался ему исходя из курса 375:100, т.е. за 26 2/3 руб. серебром23. Сперанский называл такую разность в ценах в различных валютах «обольщением» для покупателя. Он говорил, что для искушенного покупателя «сие обольщение есть просто игра, он знает, что когда просят от него за товар 100 рублей монетою, то под сим разумеется действительно 94 рубля, и на сём основании он торгуется с продавцом»24. Вот каким был в общих чертах простонародный лаж.
Зачастую при товарообменных сделках курс ассигнаций занижался до 4,20 руб. по сравнению с обычным курсом в 3,50 — 3,60 руб. Торговые посредники весьма обогащались на такой курсовой разнице. Страдали же от этого в первую очередь крестьяне (в то время основные налогоплательщики в России). Они считали, что если в сделке (при продаже своей продукции купцам-перекупщикам) зафиксирован какой-то курс ассигнаций, то в соответствии с ним они и должны производить свои расчёты, например, с бюджетом, но при сборе налогов выяснялось, что платить они должны по более высокому курсу. Получалось своего рода дополнительное налогообложение в пользу мошенников.
Естественно, такое положение вызывало недовольство и возмущение многих российских граждан. М. М. Сперанский в «Записке о монетном обращении» приводил пример того, как происходил обман некого условного крестьянина с помощью лажа. Крестьянин, привезя на рынок рожь, назначает ей цену в ассигнациях (в то время это было обычной практикой), некий купец, «даже добросовестный», желает купить крестьянское зерно, но на серебро, которое он оценивает в 375 коп. ассигнациями за 1 руб. звонкой монетой. Крестьянин, естественно, чтобы удостоверится, сравнивает курс ассигнаций, предложенный ему купцом, с курсами по аналогичным сделкам у других участников рынка. Убедившись в том, что все остальные крестьяне продают по такому же курсу, и, значит, его не обманывают, он заключает сделку, уверенный в её выгодности.
Осознание того, что его обманули, наступает позже, после посещения крестьянином казначейства по поводу уплаты податей, где он узнает, что серебряный рубль оценивается в 360 коп. Сперанский замечал, что даже самый честный меняла (если такие бывают) мог предложить обманутому сельскому жителю в лучшем случае 352 коп. за серебряный рубль. «Таким образом, крестьянин теряет в первом случае 15 копеек, а во втором 23 копейки, на каждый серебряный рубль, и теряет единственно оттого, что он не знает хитросплетенного механизма лажа. Если бы он его знал, тогда он сию потерю или вознаградил бы прибавкою в цене своего произведения, или принял бы серебряный рубль не более, как в 352 или 360 копеек».25
Особенно возмущало Сперанского то, что для одних лаж был своеобразной игрой, а для других — только дополнительными издержками, хотя нельзя не увидеть в таком механизме лажа противоречия между интересами разных социальных групп. Следовательно, оценка последствий лажа также не может быть однозначной.
Таким образом, можно заключить, что основной причиной негативных последствий лажа М. М. Сперанский считал недостаточную информированность крестьян об истинном значении биржевого курса ассигнаций. Правда, непонятно, почему крестьяне не учитывали негативный опыт и не вносили соответствующих поправок в свои цены. Вероятно, здесь важен психологический аспект или, как сейчас сказали бы, «эффект присоединения к большинству», т. е. ориентация на остальных участников рынка в ущерб собственному потребительскому суверенитету, предполагающему независимое принятие решений.
В дальнейшем в связи с дефицитом ассигнаций правительство разрешило принимать платежи «звонкой монетой». Это было закреплено в указе Государственного Совета от 1827 г. Однако порядка в денежных расчётах стало ещё меньше. Появилось несколько разных курсов ассигнаций: податной, таможенный, вексельный, биржевой, простонародный и др.
Но «счёт на монету», выручавший население путём привязки цен к неизменному количеству серебра, стал источником ещё большей неразберихи в денежном обращении. Причиной явилось обесценение серебра и начавшийся ещё раньше рост курса ассигнаций.
Исчезла «точка опоры», которой служила ценность серебра, а вместе с ней счезла и какая-либо определённость. Как видим, существование параллельных валют разрушало денежное хозяйство страны и порождало высокий уровень трансакционных издержек в торговых операциях. Вообще само наличие в экономике и денежном хозяйстве двух параллельных валют всегда свидетельствует об экономическом неблагополучии страны. Особенно оно опасно в ситуации, когда обе валюты не устойчивы. Навести порядок в неустойчивом и хаотичном денежном хозяйстве России и попытался Е. Ф. Канкрин в ходе реформы, названной впоследствии его именем.
Однако у такого явления, как параллельные валюты, были, вероятно, и рациональные черты, связанные с общественной психологией. Недаром привычка оценивать стоимость товара в ассигнациях сохранялась в обществе даже тогда, когда их уже не было в помине, т.е. вплоть до Крымской войны 1853—1856 гг. Если обратиться к приведенным выше расчётам лажа, то легко убедиться, что у покупателей — обладателей ассигнаций — возникала иллюзия выгодности покупки за счёт скидки к цене товара, а у владельцев серебра создавалось превратное впечатление, что они получают надбавку к цене серебра. У продавцов стремление использовать лажи было связано с возможностью привлечения покупателей за счёт мнимых скидок. О сути такой ситуации Э. Чемберлин писал: «Продукты общего вида выступают как дифференцированные тогда, когда имеется какое-либо существенное основание для того, чтобы отличать товары (или услуги) одного продавца от товаров (или услуг) другого продавца. Такое основание может быть реальным или воображаемым, лишь бы оно имело какое-либо значение для покупателей и приводило бы в результате к тому, что они отдавали бы предпочтение одной разновидности продукта по сравнению с другой»26.
Этими психологическими иллюзиями и народной привычкой можно объяснить столь долгое существование лажа в российской экономике и обществе. Ведь в современном нам обществе до сих пор в качестве меры стоимости используется американский доллар, хотя в этом уже нет необходимости.
9 Туган-Барановский М. И. Бумажные деньги и металл. С. 359.
10 Там же.
11 Сперанский М. М. Записка о монетном обращении графа Сперанского с замечаниями графа Канкрина. СПб., 1895. С. 21.
12 Там же.
13 Там же.
14 Там же.
15 Шторх П. А. Материалы для истории государственных денежных знаков В России с 1653 по 1840 год. СПб., 1868. С. 62.
16 Кагуфман И. И. Из истории бумажных денег в России. СПб., 1909. С. 56.
17 Там же. С. 62.
18 Сперанский М. М. Записка о монетном обращении графа Сперанского с замечаниями графа Канкрина. С. 23.
19 Друян А. Д. Очерки по истории денежного обращения. М., 1941. С. 11.
20 Там же. С. 13.
21 Кауфман И. И. Из истории бумажных денег в России. С. 76.
22 Друян А. Д. Очерки по истории денежного обращения. С. 13.
23 См.: Кауфман И. И. Из истории бумажных денег в России. С. 74-81.
24 Сперанский М. М. Записка о монетном обращении графа Сперанского с замечаниями графа Канкрина. С. 23.
25 Там же. С. 23-24.
26 Чемберлин Э. Теория монополистической конкуренции: Реориентация теории стоимости / Пер. с англ. М., 1996. С. 93.
<< Назад Вперёд>>
