XXXIII
Устранив прежний беспорядок, царивший во время уборки сена, я доказал Ивановскому конторскими счетами, что собранное при моем присмотре сено, обошлось на 2—3 копейки на пуд дешевле против прежнего.
Прежде накашивалось и убиралось от 20 до 25 скирд, 10 сажен длины в каждом, считая по 1000 пудов в скирде, т.е. набирали сена 20 000—25 000 пудов. При 20 тысячах пудов сена, хотя бы на 20 тысяч овец, 80 лошадей и 50 рабочих волов, это было очень скудное содержание, усиливаемое добавкою соломы и половы, и в бесснежные и теплые зимы овцы большую часть зимы паслись по целинной степи, по которой в особенности после сырой осени был всегда корм.
Но тем не менее почти всегда прежде ощущался недостаток в кормах для содержаний скота, их почти каждогодно прикупали в окрестных хозяйствах.
Но как только земля была с порядочным снегом и более холодная, то овцы и скот недоедали, а лошади, разбивая копытом снег, кормились, как дикие, подножным кормом, вытягивая шеи; а на ночь загонялись в некрытые загоны всегда в грязь по щиколотку, иногда в эту грязь на ночь кидали воз или два соломы. Так содержался конный завод, как сказал выше, основанный в 1820 году декабристом С.Г. Волконским, саксонской крови, при таком содержании почти совершенно переродился и обратился в какую-то неизвестную породу, хотя в конторе на стенке в рамке висело распоряжение, чтобы саксонскую кровь не мешать ни с какою другою. Для поддержания чистоты крови должны были [быть] выписываемы из неизвестных заводов племенные производители. Лучших молодых лошадей водить в Петербург для своего выезда и на продажу. Так и делалось сначала, но годов через 10—15 на конский завод перестали обращать внимание, и, как выше сказано, от подножного пастбища лошади вытянули шеи, от загона в грязные некрытые дворы щиколотки ног вытянулись и ни в одном экземпляре нельзя было видеть ни капли саксонской крови. Об этом пишу подробно, чтобы показать, как у нас в крепостное время бесследно исчезали добрые начинания; и это не единичный случай.
Выше было описано, что чуть-чуть от бескормицы и овцеводство не исчезло.
Возвращусь опять об описанном выше покосе, собрал сена около 60 000 пудов, сложил в хорошее время в скирды. Пусть сено обошлось противу прежней уборки по меньшей мере по 2 копейки, и тут оказалось экономии не менее 1200 рублей.
С этого года никогда не ощущалось недостатка в корме и его всегда оставалось почти на целый годовой запас.
С этого же времени мои отношения с Ивановским как будто бы еще улучшились, но все-таки один другого очень недолюбливали. Совместная жизнь наша продолжалась недолго: в 1855 году умер граф Лев Алексеевич Перовский82 и сводная сестра моя Аграфена Кичигина. Назначен был главноуправляющим севастопольский купец Егор Иванович Грегер. Всем известна компания Грегер, Горвиц и Коган, доставлявшая провиант и фураж в дунайскую армию во время турецкой войны. Ивановский, будучи уже коллежским асессором, не пожелал служить при главном управлении купца и вышел в отставку.
После этого началась частая смена управляющих, высылаемых из Одессы и Петербурга, совершенно не знакомых с каким бы то ни было хозяйством. Об них бы стоило несколько слов сказать, но я это оставляю до второй части83, а тут в заключение скажу, что я, будучи помощником управляющих и заведующим конторою и овцеводством, хотя и стесняемый несколько, но распоряжался всем хозяйством до того времени, пока не назначен был управляющим с полною доверенностью.
Отсюда я не буду продолжать свое жизнеописание, так сказать изо дня в день, а только во второй части намерен коснуться более или менее тщательных или чем-нибудь выдающихся событий в этом периоде моей жизни. Но в заключение считаю нелишним сказать, что судьба наконец улыбнулась мне: крепостная жизнь моя кончилась, и я получил свободу, все начинания и предприятия мои кончились счастливо; я стал пользоваться некоторым избытком, а избыток вскоре отучил меня от постоянно сопутствующего мне правила без ропота довольствоваться малым: началась прививаться разная привычка, о которой я, вероятно, при прежней жизни никогда бы не помышлял. Идеалы матери почти совершенно улетучились, но вместо этого с необыкновенной силою начали возникать и преследовать меня недостатки, сделанные в молодости, и что я в край не испортился нравственно, то только благодаря усиленному труду: вставал почти всегда в 4 часа утра, два или три стакана чаю стояли на столе, а запряженные лошади — у крыльца, и я уезжал по имению до обеда, а иногда на целый день. (От одного кони, имения до другого было 25 верст.) Впрочем, и во второй части есть что рассказать, но успею ли это сделать?
82 Л.A. Перовский умер в 1856 г.
83 О судьбе второй части этих воспоминаний сведений нет.
<< Назад Вперёд>>
