5. Социальный состав пришельцев
К сожалению, связать те или иные многочисленные варианты скандинавского погребального обряда конкретно с определенными социальными группами пока не представляется возможным. Однако провести разграничение погребений богатых норманнов — знатных дружинников, воинов-купцов, их жен — и погребений рядового скандинавского населения — могил простых воинов, ремесленников, может быть, крестьян (М. В. Фехнер подчеркивает сельский характер Тимеревского могильника — 1963в: 17) — мы в состоянии уже на имеющемся археологическом материале.
Для богатых скандинавских погребений IX—XI вв., независимо от того, будут ли это сожжения в ладье, в урне, безурновые (с костями, лежащими на кострище), характерен устойчивый набор погребального инвентаря. В мужских погребениях это оружие (каролингские мечи, копья, стрелы, боевые топоры, иногда щиты), в женских — наборы черепаховидных фибул. Кроме того, в таких комплексах, как правило, есть костяные орнаментированные гребни (появляются в северогерманских погребениях еще в первые века н. э.), богато украшенные пряжки, фибулы, булавки. Часто в погребениях по скандинавскому обряду встречаются находки гирь и весов, несколько реже — стеклянных игральных фишек. Специфическим признаком богатых погребений являются остатки ларцов — железные оковки, гвозди, навесные и иные замки. Важно также отметить остатки погребальных тризн или жертвоприношений — зарытые в насыпи кости животных и птиц.
Комплексы X в. с аналогичным набором инвентаря и скандинавским погребальным обрядом известны в уже рассматривавшихся нами крупных памятниках на Волжском и Днепровском путях. Это погребения в кургане № б у д. Заозерье (Raudonikas 1930: 27-38), №№ 10, 45, 60 и др. из раскопок Н. Е. Бранденбурга в Приладожье (1895, дневник раскопок), в Ярославском Поволжье — №№ 53, 394, 85 Тимеревского могильника (Ярославское Поволжье X—XI вв. Сводная таблица. Тимеревский могильник), № 38 Петровского могильника — М. В. Фехнер (Петровский могильник, стр. 22, 23) относит этот комплекс к славянским, несмотря на то что это безурновое сожжение на месте с захоронением в насыпи остатков погребальной тризны и полным набором инвентаря богатого скандинавского погребения содержит также лепную керамику, что, по мнению А. В. Арциховского (1966: 38-39), является характерной чертой скандинавских могильников X в.
К этой же группе относится погребение IX в. в кургане № 5 у д. Новоселки (Шмидт 1963:114-128) и курганы № 74 из раскопок С. И. Сергеева, № 59 из раскопок В. Д. Соколова, № 15 из раскопок Ф. М. Кусцинского, №№ 13,35 из раскопок Д. А. Авдусина 1949 г. и № 47 из его же раскопок 1950 г. в Гнездове на Смоленщине (Шаскольский 1965:123). Выше уже говорилось о социальной принадлежности киевских погребений в камерных могилах, среди которых, возможно, также есть норманнские.
Труднее выделить рядовые скандинавские погребения. При исключительной бедности погребального инвентаря лишь некоторые детали обряда (каменная оградка вокруг кургана, треугольное кострище, находки в кострище обрядового печения, урна, поставленная на глиняную или каменную вы-мостку, шейная гривна с «молоточками Тора», надетая на урну или уложенная в нее (Фехнер 1963в: 15; Авдусин 1967: 239), костяные орнаментированные гребни, положенные в урну или рядом с ней (в 400 трупосожжениях Бирки найдено 200 гребней; из 200 погребений с захоронением остатков сожжения в урне гребни найдены в 105), имеют существенное значение для определения этнической принадлежности комплекса.
Подробнее обряд рядовых скандинавских погребений рассматривается в работе одного из авторов этой статьи (см. Лебедев 1970)1.
К погребениям с набором специфических признаков погребального обряда, тождественных признакам обряда рядовых слоев населения в Скандинавии, на нашей территории могут быть отнесены, помимо скандинавских комплексов Тимеревского могильника, упомянутых М. В. Фехнер (1963в: 14-15), и некоторых из 18 погребений с «молоточками Тора» в Гнездовском могильнике (Шаскольский 1965:123),также некоторые курганы Михайловского могильника из раскопок Я. В. Станкевич (1941: 84- 89. Примером комплексов с указанными признаками обряда в Михайловском могильнике могут быть курганы с трупосожжениями, при которых находились костяные орнаментированные гребни, сломанные и положенные в могилу уже после сожжения: курганы №№ 1 (компл. 2), 5 (компл. 2), 6 (компл. 1) раскопок 1938 г., курганы №№ 8, И, 39 раскопок 1898 г.) и отдельные комплексы из раскопок Д. А. Авдусина 1949 г. в Гнездове (Авдусин 19526) — отмеченные нами признаки содержат погребения в курганах №№ 4, 7, 20, 23, 30, 35.
Впрочем, их этническое определение выходит за пределы задач нашей статьи, поэтому ограничимся лишь указанием, что и в Гнездовском могильнике, и в Ярославском Поволжье возможно выделение серий погребальных комплексов, аналогичных массовому материалу Бирки и других скандинавских могильников и принадлежавших, очевидно, рядовому скандинавскому населению. Некоторые погребения из этих серий уже сейчас в советской археологической литературе рассматриваются как скандинавские. Дальнейшее их исследование — дело ближайшего будущего.
Пока же, опираясь на археологические материалы, мы вправе отбросить представление о «вокняжении» на Руси варяжской династии — другими словами, о завоевании неожиданно высокого положения представителями чуждой, пришлой знати, не имевшими никакой социальной опоры в восточноевропейской среде, а как правило, погребения этой знати привлекаются до сих пор в качестве археологического источника по «варяжскому вопросу», из-за них ломают копья археологи и историки. Судя по имеющимся источникам, славяно-варяжские отношения в IX—X вв. были значительно более сложными и охватывали различные стороны жизни восточноевропейских племен: торговля с Востоком и Западом, совместные военные походы, развитие ремесла — появляются местные варианты скандинавских типов вещей, «гибриды» (Arbman 1960: 134), внутренняя торговля (изделия скандинавских и подражающих им местных ремесленников попадают в финские, балтские, славянские могилы).
Изучение в первую очередь этих отношений позволит по-настоящему понять важные процессы, связанные с образованием Древнерусского государства. Более детальная разработка этих проблем, к сожалению, упирается в недостаточную изученность археологического материала.
1От редакции (первой публикации данной статьи, т. е. конкретно это замечание И. П. Шаскольского): следует иметь в виду возможность и другой трактовки данной группы погребальных памятников с бедным инвентарем, имеющих в похоронном обряде и вустройстве надмогильных сооружений черты, сходные с погребальными памятниками Скандинавии. Видный шведский археолог Биргер Нерман, касаясь аналогичных погребальных памятников IX-X вв. с бедным инвентарем (или совсем без инвентаря) в крупнейшем шведском могильнике Бирки, высказал мнение, что эти памятники отражают не социальное положение погребенных, а влияние христианской религии (особенно когда это погребение с трупосожжением с ориентацией головой на запад); см. Nerman 1945: 53-54.
<< Назад Вперёд>>
