1.3 Закрепление правового статуса удельных крестьян в источниках права
Выработка официальной концепции юридического статуса удельных крестьян сопровождалась неуклонным ростом нормативного правового материала. Правовые основы удельного управления, заложенные Учреждением об императорской фамилии 1797 г., получили дальнейшее развитие в Положении департамента уделов, утвержденном Александром I 15 мая 1808 г., других нормативных правовых актах: высочайших указах, рескриптах, повелениях и административных распоряжениях министра и департамента уделов112. Объем нормативного регулирования в удельном ведомстве неуклонно возрастал, что соответствовало общим тенденциям эволюции государственного управления в российской империи в первой половине XIX в.
Управленческие приемы и методы, которые стали осуществляться в удельной деревне во второй четверти XIX в., привели к новому этапу развития ведомственного нормотворчества. К концу 1830-х гг. удельное ведомство осознало необходимость составления собственного систематического сборника нормативного правовых актов по вопросам удельного управления113.
Важным фактором, вызвавшим подготовку такого сборника, явился процесс систематизации общероссийского законодательства, первыми результатами которого стало издание Полного собрания законов (далее — ПСЗ) и Свода законов Российской империи (далее — СЗРИ). В эти законодательные сборники были включены наиболее важные законы, определявшие в общих чертах правовой статус удельных крестьян, правовой режим удельной собственности и основы управления удельным хозяйством (Учреждение об императорской фамилии от 5 апреля 1797 г., Положение Департамента уделов от 15 мая 1808 г. и другие акты).
Как известно, вошедший в ПСЗ и СЗРИ нормативный правовой материал претерпел значительную юридическую обработку по правилам, разработанным под руководством М. М. Сперанского. В Своде законов юридические нормы были разделены на статьи и расположены по основным предметам регулирования, в связи с чем нормы, регулировавшие сферу удельной юрисдикции, попали во многие тома Свода114. При составлении алфавитного указателя к общему Своду весь законодательный материал был расположен по предметам и систематизирован по ключевым словам, например, «Удельные крестьяне», «Удельное управление», «Удельное имущество» и т. д.115 Указатель не просто отсылал к соответствующим томам и статьям, но и представлял предметные перечни норм права в их кратком изложении. Алфавитный указатель к Своду законов стал концентрированным выражением процесса систематизации и образцом юридической техники того времени. Таким образом, первый этап систематизации ведомственного законодательного материала был связан с деятельностью II отделения Собственной его императорского величества канцелярии по подготовке первых общероссийских систематических сборников законов.
На данном этапе предметной систематизации подверглась только та часть удельного законодательства, которая была опубликована в ПСЗ116. Значительное число высочайших указов, повелений, рескриптов, министерских докладов, утвержденных императором, т. е. актов высшей юридической силы, не говоря уже о распорядительных актах министра императорского двора и уделов, товарища министра, а также департамента уделов либо были отсеяны в процессе работы чиновниками II отделения с. е. и. в. канцелярии либо просто не попали к ним в руки. Тем не менее, подготовка частного (ведомственного) Свода об управлении удельными имуществами и крестьянами была включена в общий план работы по систематизации российского законодательства. Прямое указание на это содержится в самом СЗРИ издания 1832 г., где отмечается, что «...постановления о колонистах и удельных крестьянах излагаются во всем их пространстве в особых о них Сводах законов»117. Но составление Свода удельных постановлений было поручено не Кодификационному отделению императорской канцелярии, а департаменту уделов в составе министерства императорского двора. Удельные чиновники лучше чем кто бы то ни было знали все особенности функционирования достаточно закрытого механизма удельного управления и обладали практически неограниченной возможностью ведомственного нормотворчества, санкционированного верховной властью.
Свод удельных постановлений должен был закрепить единый порядок управления собственностью, расположенной к концу 1830-х гг. в границах восемнадцати губерний; стать средством укрепления сложившихся правовых институтов и методов правового регулирования удельного хозяйства; облегчить чиновникам пользование нормами ведомственного права; сделать доступными, в том числе и для крестьян, единые правила, лежащие в основе управления удельным ведомством. Департамент уделов не смог приступить к этой работе в 1830-е гг., когда главной его заботой был переход к политике «попечительства» в отношении удельных крестьян и внедрение в удельной деревне ряда социально-экономических нововведений. Работа над составлением Свода удельных постановлений началась во второй половине 1840 г. по распоряжению министра императорского двора и уделов князя П. М. Волконского118. Координировал и направлял работу по составлению Свода товарищ (заместитель) министра императорского двора и уделов Л. А. Перовский. В распоряжении о подготовке материалов для составления Свода, направленном им 12 октября 1840 г. начальникам отделений сформулирована цель этого нового для департамента уделов вида деятельности. Она состояла в том, чтобы составить «полный свод всех тех постановлений, кои не внесены в общий Свод законов Российской Империи, но заключаются в собственных распоряжениях его светлости [П. М. Волконского] или департамента уделов по разным частям удельного управления»119.
Документы, хранящиеся в фонде 515 (Главное управление уделов) Российского государственного исторического архива в Санкт-Петербурге позволяют проследить основные этапы работы над ведомственным сводом — первым из подобных сборников правовых норм, целесообразно остановиться подробнее на вопросе его подготовки и издания, поскольку эта тема никогда не освещалась в научной литературе.
К работе по исполнению поставленной задачи были привлечены все четыре отделения департамента уделов, начальник второго (хозяйственного) отделения был назначен ответственным за получение ОТ других отделений нормативных материалов и их первичную систематизацию. В предписаниях Л. А. Перовского подчеркивалось, что начальники отделений должны внести в документы необходимые перемены, подавать сведения «без потери времени, не в виде частных бумаг и записок, но официально, с надлежащим засвидетельствованием, ибо все подобные материалы должны будут войти в общее собрание постановлений для соображения и справок»120 Ответственные за составление Свода чиновники были ознакомлены с основными приемами систематизации и должны были, «во-первых, собрать самые материалы при строгом соблюдении, чтобы ни один не был упущен из виду; во-вторых, распределить заключающиеся в них предметы в систематическом порядке на главы, отделения и статьи с указанием при каждой из сих последних, в виде выноски, откуда заимствовано ее содержание; и, в-третьих, составить Алфавит для удобнейшего приискания всех предметов, заключающихся в самом Своде»121.
Очевидно, что подобный порядок работы вытекал из опыта работы комиссии составления законов и II отделения с. е. и. в канцелярии Так, М. М. Сперанский, определяя Свод законов как их (законов) «соединение..., расположенное в известном порядке», выделял три разновидности последнего: «Порядок сей бывает или хронологический, когда законы слагаются по порядку их издания, не взирая на разнос их содержания, или азбучный, когда они располагаются по порядку слов; или, наконец, систематический, когда они расположены по предметам и по тому же плану, какой принят в уложении»122 При составлении Свода удельных постановлений использовались все указанные способы работы, но в окончательном виде он должен был стать систематическим сборником не только законодательных, но и административных правовых норм
На начальном этапе работы удельными чиновниками были просмотрены все дела по департаменту уделов с момента его основания отобраны все высочайшие повеления, указы Сената, распоряжения министра императорского двора и уделов, определения и циркуляры департамента, правила, инструкции и пр. Собранные материалы расположили в хронологическом порядке, что составило 5 огромных томов «полного собрания» удельных постановлений в рукописных и печатных копиях документов123. Составители Свода, хорошо ориентируясь в предмете систематизации, не обладали специальной юридической подготовкой124/. Наиболее трудным делом при составлении общего Свода законов было определение его структуры. Чиновникам департамента уделов также предстояло разработать собственную оригинальную структуру Свода, отражавшую приоритеты и основные направления деятельности ведомства. Тем не менее, план построения ведомственного Свода в целом отражал общую логику составления Свода законов. Судя по сохранившимся архивным документам, процесс работы над ведомственным сборником протекал неравномерно. Быстрее остальных справилось с поставленной задачей третье (судебное) отделение департамента, чиновники которого привыкли работать с юридическими документами. Уже через два с половиной месяца после начала работы оно доложило Л. А. Перовскому первые итоги125. 121 статья, составленная III отделением, была распределена на 12 глав по следующим предметам: 1. О разделении делопроизводства. 2. Об уголовном делопроизводстве. 3. О тяжбах и исках удельного ведомства. 4. Об отделении земель и лесных угодий удельному ведомству. 5. О размежевании земель удельного ведомства. 6. О производстве по делам удельных крестьян своем ведомстве и в судебных местах (в этой главе статьи подразделялись на отделения: о принесении жалоб крестьян на неудовольствия и обиды; об обязательствах и договорах между удельными крестьянами посторонними людьми; о производстве по тяжбам и искам удельных крестьян с людьми стороннего ведомства). 7. О делопроизводстве казенных поселян в Симбирской губернии. 8. О происшествиях в имении. 9. О предупреждении и пресечении разврата в поведении крестьян и преступлениях против общественного порядка и удельных постановлений. 10. О предупреждении и пресечении кражи лошадей126. Отделением также были подготовлены различные приложения и формы отчетности, составлен алфавитный указатель, который, однако, не вошел в окончательный текст Свода. При дальнейшем общем редактировании эта структура изменилась, и собранный III отделением материал был размещен в разных частях Свода (основная его часть составила V главу («Производство дел гражданских, межевых и уголовных») I части Свода, другая часть материалов вошла в I и II главы IV части («Предметы благоустройства»).
Черновые варианты отдельных частей общей редакции Свода, в которых нормативный материал был представлен уже в систематизированном виде, разделенным на статьи, объединенные в части, главы и отделения, были выполнены к маю 1842 г. и направлены обратно в отделения «для ближайшего соображения сделанных перемен и дополнений против материалов», собранных в отделениях департамента127. Начальник II отделения, ответственный за согласование проекта, просил коллег дать свое заключение по представленному тексту, а если возникнут замечания, то подробно объяснить их. Например, свод постановлений по счетной части в рукописном виде составлявший 60 листов текста с 59 приложениями различных отчетных форм и справок, дополнили 23 листа замечаний, сделанных при редакционной работе над текстом во втором отделении департамента128. Теперь ответить на замечания второго отделения должны были чиновники счетного отделения и т. д. Процедура дальнейших согласований текста Свода отделениями департамента уделов заняла довольно продолжительное время. В целом, работа над текстом Свода продолжалась около двух лет.
В окончательном варианте структура четырех томов Свода удельных постановлений составила 6 частей, 35 глав, 2500 статей и 250 приложений, охватывавших все стороны удельного хозяйства и управления, включая многочисленные формы отчетности по разным предметам, подробные инструкции, наставления, образцы заявлений, купчих, контрактов и т. п. Приведем только заглавия частей Свода удельных постановлений: I. Удельное управление; II. Подати и повинности; III. Предметы хозяйственные; IV. Предметы благоустройства; V. Учебные заведения; VI. Дворцы и фабрики, состоящие в управлении департамента уделов.
По сложившейся к началу 1840-х гг. практике издания систематических сборников законов каждая статья в них должна была содержать ссылки на источники (или, как их тогда называли, «цитаты»), Составители Свода удельных постановлений не изменили этой традиции, разместив в нем ссылки двух видов: указывающие на соответствующие тома и статьи общего Свода законов, т. е. на официальный источник права, и даты принятия того или иного ведомственного нормативного правового акта. Необходимость уточнения ссылок на статьи общего Свода законов заставила несколько отсрочить публикацию уже готового к печати Свода удельных постановлений, поскольку работа над ним совпала по времени с подготовкой второго издания общего Свода законов (1840-1842 гг.). Указ от 4 марта 1843 г. об обнародовании нового издания общего Свода законов Российской империи, требовал от всех «присутственных места империи», т. е. государственных органов, «ссылаться в делах вместо статей первого издания Свода законов и продолжений его на статьи издания 1842 г.»129. Выполнение данного закона заставило департамент уделов отсрочить издание подготовленного частного свода до публикации второго издания общего Свода, согласовав текст с новой нумерацией статей.
Если ссылки на соответствующие акты ПСЗ, размещенные в СЗРИ после каждой статьи, по определению М. М. Сперанского, представляли собой «верный путь к разуму законов, ...способ к открытию причин его, ...руководство к познанию истинного его смысла в случае сомнений»130/, то ссылки На ведомственные нормативные акты, содержащиеся в Своде удельных постановлений, вовсе не преследовали этих целей. Вид и реквизиты первичного документа для всех, кроме составителей удельного Свода, оставался тайной. Только после настоятельных просьб Кодификационного отделения императорской канцелярии департамент уделов подготовил «Реестр цитат Свода удельных постановлений», где были указаны источники тех статей ведомственного Свода, которые основывались только на административных распоряжениях по удельному ведомству, не включенных в СЗРИ131.
Таким образом, юридическая техника, структура и порядок составления Свода удельных постановлений свидетельствуют, что его разработчики опирались на опыт чиновников кодификационного отделения с. е. и. в. канцелярии, но следовали при этом собственным ведомственным целям. Тем не менее, Свод удельных постановлений стал одним из источников государственного права Российской империи и предшественником аналогичного сборника правовых норм, изданного в 1850 г. министерством государственных имуществ по личной инициативе П.Д. Киселева132.
Юридическое значение Свода удельных постановлений, выводящее его за рамки простого сборника административных распоряжений, на наш взгляд, определяют нормы, раскрывающие правовой статус удельных крестьян. В общем Своде законов этот вопрос затрагивался вскользь, однако даже скупые определения позволяют выявить общую позицию законодателя по данному предмету. Так, в разделе «О сельских обывателях вообще» Свода законов о состояниях (Т. IX) выделено четыре разряда крестьян «по различию земли, на которой они водворены», а именно: водворенные на землях казенных; водворенные на землях удельных; водворенные на землях владельческих; водворенные на собственных землях133. Эти разряды крестьян «в отношении к правам их» подразделялись на два «сельских состояния»: крестьян крепостных и крестьян свободных. К первому составителями Свода отнесены «все крепостные люди, на землях владельческих водворенные», ко второму - «все прочие разряды не крепостных сельских обывателей». Таким образом, следуя логике Свода, юридически удельных крестьян нельзя отнести к «крепостному состоянию», поскольку они не проживали «на землях владельческих». Общий статус удельных крестьян подчеркивался и в примечании к ст. 390, в котором прямо указывалось, что «из числа же свободных сельских обывателей [выделено нами. - Н. Д.] постановления о колонистах и удельных крестьянах излагаются во всем их пространстве в особых о них Сводах законов»134. В том же виде эти нормы были воспроизведены в СЗРИ издания 1842 г. В третьем издании СЗРИ (1857 г.) в соответствующих статьях появились некоторые изменения. Во-первых, в перечень юридических категорий крестьян включили пятый разряд «сельских обывателей» — дворцовых крестьян, водворенных «на землях дворцовых, ...составляющих личную собственность членов императорской фамилии и приписанных к дворцам» (примечательно, что и дворцовые крестьяне не смешивались законодателем с владельческими)135. Во-вторых, в тексте СЗРИ появилась ссылка на Свод удельных постановлений, предмет которого составляли «законы об удельных крестьянах». В-третьих, в издании 1857 г. вместо разделения крестьян на свободных и крепостных приводился исчерпывающий перечень из 16 наименований крестьян владельческих, включая крепостных. Удельные крестьяне в этом перечне не были упомянуты136. Таким образом, все дореформенные издания девятого тома Свода законов однозначно причисляли удельных крестьян к категории «свободных сельских обывателей» наряду с государственными крестьянами и рядом других категорий сельского населения Российской империи.
Свод удельных постановлений 1843 г. не мог противоречить общему Своду законов и воспроизвел определение удельных крестьян как «свободных сельских обывателей»137. Данная статья была размещена в первом разделе «Основные постановления» сразу вслед за статьями, определявшими статус удельных имений на основе норм Учреждения об императорской фамилии 1797 г. и СЗРИ.
Свод удельных постановлений отразил новое толкование знаменитой статьи 5 Учреждения об императорской фамилии 1797 г., внесенной и в СЗРИ. «Имения удельные» определялись ведомственным
Сводом как вид земельной собственности («особые недвижимые имения»), созданный «к обеспечению на всегдашнее время состояния императорской фамилии и к облегчению расходов государственных», который «хотя и числится под особым сим названием, не входя в разряд помещичьих, но во всех случаях, где употребление сих последних потребно, употребляются наряду с ними и имения удельные». Эта известная норма дополнялась в Своде удельных постановлений разъяснением, какие же «случаи» имелись в виду законодателем, а именно: «государственные подати и всякие с помещичьих имений поборы или для государственных нужд налоги, наравне с ними располагаются и на имения удельные»138. Таким образом, неоднозначное положение закона Павла I об «употреблении» удельных имений наряду с помещичьими во второй четверти XIX в. определенно стало толковаться законодателем как тождество повинностно-податных обязанностей всех категорий крестьян перед государством. Что же касается тождества властных прав удельной администрации и помещика в отношении «подведомственных» им крестьян, то прямо об этом законодатель никогда не высказывался. Тем не менее, в общественном мнении удельные крестьяне считались крепостными царской семьи139. Это еще раз свидетельствует о весьма тонкой грани, разделявшей в дореформенной России фактическое (а не юридическое) положение крестьян различных категорий. Подобная трактовка, как указывалось выше, стала господствовавшей и в литературе
советского периода.
Объяснение подобного феномена следует искать в двойственной природе крепостного права, проявившейся в сочетании его частноправовой и публично-правовой компонент, на что в свое время обращали внимание многие политические деятели и ученые прошлого (например, М. М. Сперанский, В. О. Ключевский, Г. В. Вернадский, В. В. Леонтович и др.) и наши современники140. Двойственность крепостного права не могла не отразиться и на трактовке высшими государственными чиновниками николаевского царствования крестьянской свободы. Например, в рассмотренной Секретным комитетом 1846 года записке министра внутренних дел Л. А. Перовского, одновременно занимавшего должности вице-президента департамента уделов (фактического руководителя удельного ведомства в течение трех десятилетий) и министра внутренних дел, был поставлен вопрос о «значении свободы нынешнего крепостного состояния» крестьян. Автор выступал решительным противником освобождения помещичьих крестьян «безусловно», понимая безусловную свободу как анархизм, свойственный, по его мнению, народному сознанию. «Простой народ... [даже] казенных крестьян не считает свободными (выделено нами. - Я. Д.), - писал Л. А. Перовский, - и видит свободу или вольность в одном совершенном безначалии и неповиновении». Такая свобода есть нечто «бессмысленное и страшное», а ее единственной альтернативой, по мнению министра, может быть только «дарование ограниченной свободы», что «на деле будет то же самое, что ограничение крепостного права», причем, это «дарование» должно быть введено «незаметным для крестьян образом»141.
Позиция Л. А. Перовского по вопросу отмены крепостного права помогает полнее оценить сущность политики удельного ведомства, проводимой в отношении удельных крестьян, и понимание высшей бюрократией особенностей правового статуса удельных крестьян. По-видимому, для Перовского юридически ограниченная свобода удельных крестьян (не свобода вообще, а допустимая для лиц «свободного сельского состояния») тождественна предполагавшемуся ограничению крепостного состояния частновладельческих крестьян. Поэтому можно предположить, что идеи министра внутренних дел о постепенном ослаблении крепостного права в империи основывались на почти полувековом опыте организации удельного управления. Опираясь на этот опыт, наиболее успешный по сравнению с иными секторами экономики, где использовался крестьянский труд, министр внутренних дел проявил уверенность в существовании органической связи административной власти государства над коронными крестьянами и власти над крепостными помещика, который во второй четверти XIX в. усилиями государства все более превращался в правительственного агента. «С одной стороны, — писал министр, — крестьянин должен быть, до известной степени, привязан к земле самими узаконениями; а с другой, закон должен предоставить помещику известную степень полицейской власти; в противном случае нельзя было заставить крестьянина выполнять обязанности свои в отношении даже к правительству»142. Развитие этих идей, озвученных Л. А. Перовским будущему царю-освободителю (цесаревич Александр Николаевич был председателем Секретного комитета 1846 г.), нельзя не заметить в концепции крестьянской реформы 1861 г.
Строго секретная (но только до 1857 г.) «освободительная» программа Перовского обнаруживает имманентную связь крепостного права и «государственного крепостничества», слабо проявленную в сводном российском законодательстве. В конце XIX в. В.О. Ключевский заметил по этому поводу: «Умолчание Свода законов о юридических и политических основах права крепости производит такое впечатление, что обе стороны, правительство и дворянство, признавали это право чем-то таким, что превратится в постыдное и ни в каком государстве недопустимое безобразие, как скоро в него будет внесена хотя микроскопическая доза права»143. Тем не менее, помещичья власть над крепостными все-таки получила юридическое закрепление в законе, благодаря усилиям М. М. Сперанского, за что он подвергся жесткой критике со стороны К. Д. Кавелина144.
Л. А. Перовский же фактически предлагал развить эти положения закона и закрепить за помещиком более четко определенный объем административной власти над крестьянами, в большей или меньшей степени аналогичный власти коронных ведомств (казна, уделы, Кабинет и проч.) над крестьянами в соответствующих секторах аграрной экономики. Но если удельные крестьяне прошли путь от свободы к ее ограничению под административным нажимом удельного ведомства, юридически оставаясь «свободными сельскими обывателями», то для крепостных предлагался обратный путь «невидимых мер»: от несвободы через ограниченную свободу к свободному сельскому состоянию. При этом, гражданские права, соответствующие по российским законам состоянию «свободных сельских обывателей», крепостные получали бы по закону только на завершающем отрезке этого пути.
Для современного читателя в данном случае очевидно наличие противоречий между правом и законом. Однако для юриста и чиновника XIX в. вопрос об этом даже не ставился. Позитивное право являлось доминирующим источником права и рассматривалось как «законченное дело». Неясности и противоречия самих законов устранялись путем их официального толкования с целью «раскрытия в законе воли законодателя»145. Считалось, что отдельные нормы закона «обладают безграничной логической растяжимостью», поэтому пробелы и противоречия в праве могут устраняться «беспредельными диалектическим способностями ума или логической законченностью позитивного права»146. Этот «логически-диалектический метод» позволял применять нормы закона практически к любым ситуациям, совершая, по выражению одного из правоведов начала XX в., «насилие над бытовыми отношениями» в угоду интересам толкователя147.
Главный интерес удельного ведомства состоял в создании «образцового» порядка в удельной деревне, позволявшего бесперебойно получать доходы от эксплуатации удельных крестьян. Без административно-бюрократического ограничения «феодальной свободы» крестьянина и установления собственной судебно-карательной юрисдикции достичь этих целей было невозможно. Поэтому, добившись в 1808 г. административной независимости ведомства от центральных и губернских органов государственного управления, ведомство приступило к усилению административного регулирования местного самоуправления удельных крестьян и активному ограничению личных прав крестьян. Апогей этого процесса и зафиксировал Свод удельных постановлений — как сборник правил управления удельными крестьянами и подробнейших инструкций по самым разным вопросам их общественной, хозяйственной и семейно-бытовой жизни. Эти статьи, в основном, содержали, административные нормы обязывающего и запретительного характера, реализация которых в полном объеме приводила удельных крестьян в положение «крепостных» административно-полицейского монархического режима. Большинство статей, определяющих имущественные и личные неимущественные права удельных крестьян, размещались в третьей части Свода удельных постановлений («Предметы хозяйственные»). Иными словами, крестьяне рассматривались ведомством не как самостоятельные субъекты права, а как составная часть объекта удельного управления.
Расширительная трактовка объекта управления, поглощающая личность подведомственных крестьян, характерна для определенного — сословного — этапа развития права. Принцип юридического неравенства не позволяет в таких условиях выработать правовую модель субъекта права, наделенного по закону общей правосубъектностью, не меняющейся в зависимости от индивидуальных конкретных обстоятельств правового бытия личности. Для такой правовой системы общая правосубъектность всегда будет носить сословную окраску, субъект права будет «расщеплен» по ступеням сословной юридической иерархии (сводное законодательство Российской империи первой половины XIX в. - особенно Т. IX «Свод законов о состояниях людей в государстве» — самое яркое тому подтверждение). Сословные характеристики субъекта права предопределяли и общую (в рамках сословно-корпоративного статуса), и отраслевую, и специальную правосубъектность подданных российского монарха, а потому закреплялись в нормах государственного права империи.
Свод удельных постановлений рассматривался дореволюционными юристами как один из важных источников государственного права148. Его содержание соответствовало теоретическим представлениям о характере, целях и направлениях государственного управления, сложившимся в Российской империи в первой половине XIX в., в значительно степени, под влиянием немецкой правовой науки149. «Государство, — отмечал позднее один из самых известных отечественных полицеистов, — не только обеспечивает посредством закона признаваемые за каждым права, но и действует для создания условий безопасности и благосостояния»150. В широком смысле полицейская деятельность соответствовала общему понятию управления, а потому считалось, что к этой деятельности должны привлекается не только государственные органы и должностные лица, но и общественные структуры под контролем государства. Полицейскую деятельность в узком смысле теория полицеистики связывала с деятельностью только государственных органов, которая заключалась «в наблюдении за предприятиями частных лиц, союзов и обществ, имеющими целью обеспечить условия безопасности и благосостояния, и в принятии с своей стороны мер для обеспечения этих условий, при недостаточности для того частной и общественной деятельности»151. В этой полицейской деятельности государства выделялись два основных направления: «полиция безопасности» (предупреждение и пресечение правонарушений, медицинская помощь населению, охрана труда, призрение бедных, предупреждение пожаров, стихийных бедствий, устранение их последствий и проч., т. е. предупреждение «опасностей», связанных со злой волей человека или стихийными бедствиями), и «полиция благосостояния» (надзор за воспитанием несовершеннолетних, развитие народного образования, искусства, науки, земледелия, промышленности, торговли, транспорта, т. е. меры, обеспечивающие духовное и материальное благосостояние людей).
Всем этим задачам отвечала деятельность департамента уделов в первой половине XIX в. И общероссийский Свод законов, и Свод удельных постановлений в полной мере отвечали указанной концепции государственного управления, гипертрофировавшей институт государства и нивелировавшей права личности. Неудивительно, что законодательные сборники охватывали весьма широкий круг предметов правового регулирования, в который попадала и личность подведомственных крестьян, фактически «растворяясь» в «предметах хозяйственных».
31 июля 1843 г. министр императорского двора и уделов П. М. Волконский принял доклад департамента уделов об издании Свода удельных постановлений, после чего Свод был отпечатан в типографии департамента. Официальное введение в действие Свода состоялось 25 февраля 1844 г. В определении, принятом по этому поводу департаментом, предписывалось принять «сей свод к руководству при производстве дел и вообще по управлению; посему во всех случаях, где требуется указание на существующие по удельному ведомству правила, делать уже таковые на статьи свода вместо циркуляров и других постановлений, в разное время и под разными наименованиями изданных»152. Свод объединил нормативные акты, принятые ведомством до 1 августа 1843 г. Предполагалось, что все более поздние ведомственные постановления войдут в дополнение Свода по аналогии с СЗРИ.
Официальное издание Свода удельных постановлений в четырех томах было направлено во все удельные конторы (по два экземпляра) и директорам земледельческого и землемерного удельных училищ, Петергофских бумажной и гранильной фабрик, смотрителям дворцов, состоящих в заведовании департамента уделов, и медику, состоявшему при департаменте. 10 марта 1844 г. текс Свода был направлен во II отделение с. е. и. в. канцелярии153, ряд министерств и придворных ведомств. Сельские удельные приказы в перечень получателей обязательных экземпляров не попали. Таким образом, Свод удельных постановлений предназначался для использования довольно узким кругом должностных лиц. Позднее биограф графа П. Д. Киселева, творца реформы управления государственными крестьянами, его доверенное лицо и ближайший помощник, А. П. Заблоцкий-Десятовский, отмечал, что «Свод удельных постановлений ... никогда не поступал в продажу и составлял для публики секрет», а начальникам губерний распоряжения по удельному ведомству сообщались «только в тех случаях, когда для приведения их в исполнение ... нужно [было] содействие местного губернского начальства»154. Это правило сохранялось и тогда, когда правоприменительная практика Свода расширилась и распространилась не только на удельных крестьян, но и на ряд других категорий сельского населения России, находившихся под административным управлением департамента уделов.
Дальнейшую судьбу Свода удельных постановлений определил процесс подготовки крестьянской Император Александр II 18 января 1857 г. по докладу министра императорского двора и уделов В. Ф. Адлерберга распорядился включить в очередное издание СЗРИ нормы, содержавшиеся в Своде удельных постановлений, а все более поздние распоряжения министров императорского двора и уделов П. М. Волконского и Л. А. Перовского, не имевшие высочайшего утверждения, учесть при подготовке второго издания Свода удельных постановлений, работа над которым началась в том же году155.
Разработка вопросов реформирования управления коронными крестьянами (государственных, удельных, дворцовых и горнозаводских) поначалу сосредоточилась в Особом комитете под председательством министра императорского двора и уделов под председательством графа В. Ф. Адлерберга156. В докладе императору 31 декабря 1857 г. о создании этого комитета министр предлагал предпринять ряд мер в удельной деревне, соответствующих главным принципам крестьянской реформы, провозглашенным в рескриптах Александра II на имя генерал-губернаторов Назимова и Игнатьева: в частности, уточнить границы и порядок землепользования удельных крестьян, продолжать переселенческую политику для более справедливого наделения крестьян землей и проч. Все эти меры после высочайшего утверждения предполагалось включить во вторую редакцию Свода удельных постановлений157.
Однако реформа удельной деревни, начавшаяся летом 1858 г. с упразднения ограничений удельных крестьян в их гражданских правах и подсудности, сделала Свод удельных постановлений 1843 г. «малопригодным к употреблению»158. Принятие его новой редакции уже не отвечало потребностям времени, поскольку постепенно прояснился подлинный масштаб преобразований крестьянского сословия России: крестьяне всех категорий исключались из административно-судебной юрисдикции отдельных ведомств и помещиков и должны были обрести единообразный правовой статус лиц «свободного сельского состояния».
Тем не менее, значение Свода удельных постановлений не может ограничиваться ведомственными рамками. Модель управления крестьянами, нормативно закрепленная в Своде удельных постановлений 1843 г., создавалась департаментом уделов на протяжении трех десятилетий под непосредственным контролем главы государства. Эта модель не без оснований считалась ее создателями наилучшей для своего времени. Многие ее черты во второй четверти XIX в., нашли применение в реформах управления государственными крестьянами, оказавших, в свою очередь, влияние на содержание крестьянской реформы 1861 г.
Итак, основными факторами, определявшими правосубъектность удельных крестьян в первой половине XIX в. стали:



112В первом Полном собрании законов Российской империи доля нормативных правовых актов первой четверти XIX в., относящихся к удельным крестьянам, составила 4,6% от числа актов, касавшихся российских крестьян в целом. — См.: Колесников П. А. Законодательство о крестьянах России в XVIII в. // Социально-политическое и правовое положение крестьянства в дореволюционной России. Сб. статей. — Воронеж, 1983. — С. 116-117.
113Полное собрание законодательных актов и административных распоряжений по вопросам организации удельного управления с момента основания удельного ведомства по декабрь 1843 г., составленное департаментом уделов в процессе подготовки Свода удельных постановлений, составляет 3186 листов. — См.: РГИА. Ф. 515. Оп. 15. Д. 528-532.
114Более чем половина томов СЗРИ содержала статьи, касавшихся вопросов удельного управления: Т. II. Учреждения губернские; Т. III. Уставы о службе гражданской; Т. V. Уставы о податях, пошлинах, питейном сборе и акцизе; Т. VIII. Свод устава лесного. Свод устава оброчных статей...; Т. IX. Свод законов о состояниях людей в государстве; Т. X. Свод законов гражданских и межевых; Т. XIV. Устав о паспортах и беглых. Устав о предупреждении и пресечении преступлений; Т. XV. Свод законов уголовных.
115В этой связи требует уточнения высказанное в научной литературе мнение, что постановления но удельному ведомству не вошли в Свод законов. — См.: Справочник по истории дореволюционной России / Под ред. II. А. Зайончковского. - М., 1978. - С. 25.
116Пример выборочного опубликования и частичной систематизации удельного законодательства на этом этапе со всей очевидностью подтверждает мнение, что ПСЗ было отнюдь не полным собранием законов. По мнению известного дореволюционного историка права А.Н. Филиппова, в первое ПСЗ не вошло несколько тысяч документов. — См.: Российское законодательство Х-ХХ вв. - Т. 6. - М„ 1988. - С. 19.
117СЗРИ. — СПб., 1832. Т. IX. Свод законов о состоянии людей в государстве. Примеч. к ст. 390. Тот же текст вошел и в Т. IX. СЗРИ издания 1842 г.
118РГИА. Ф. 515. Он. 22. Д. 246. Л. 5.
119РГИА. Ф. 515. Он. 19. Д. 93. Л. 1.
120РГИА. Ф. 515. Он. 22. Д. 246. Л. 5.
121РГИА. Ф. 515. Он. 19. Д. 93. Л. 1 об.
122Сперанский М. М. Краткое историческое обозрение комиссии составления законов. К L-тилетию II отделения собственной е. и. в. канцелярии // Русская старина. — 1876. — Т. XV. — С. 435.
123РГИА. Ф. 515. Он. 15. Д. 528-532.
124Впрочем, естественный для того времени недостаток юридической квалификации чиновника не считался препятствием для его работы в области систематизации законодательства. М. М. Сперанский, определяя состав комиссии по подготовке общего Свода, отмечал, что «один директор и несколько редакторов удовлетворяют всем ее потребностям», а само «составление свода законов и приуготовление полного собрания законов требует знания, но еще более точности и труда». — См.: Сперанский М. М. Указ. соч. — С. 438.
125РГИА. Ф. 515. Оп. 19. Д. 93. Л. 14.
126Там же. Лл. 4-8.
127РГИА. Ф. 515. Оп. 22. Д. 246. Л. 6.
128Там же. Лл. 33-113.
129ПСЗ-Н. Т. XVIII. № 16584.
130Цит. по: Подготовка и издание систематических собраний действующего законодательства / Под ред. А. И. Мишутина. — М., 1969. — С. 34-35.
131РГИА Ф. 515. Оп. 6. Д. 2661. Лл. 63-183.
132См.: Сборник постановлений по управлению государственных имуществ. - СПб., 1850.
133СЗРИ. — СПб., 1832. — Т. IX. Законы о состояниях людей в государстве. Ст. 386.
134Там же. Примеч. к ст. 390.
135СЗРИ. - СПб., 1857. - Т. IX. Законы о состояниях. Ст. 613 и примеч.
136Там же. Примеч. к ст. 617.
137Свод уд. пост. — Т. I. — Ч. I. Ст. 6.
138Там же. Ст. 1-5.
139См., например: Толстой Л. Н. Хаджи-Мурат // Толстой Л. Н. Повести. — М., 1978. - С. 422-423.
140См., например: Крепостное право и крепостничество в России. Дискуссионные проблемы (Материалы «круглого стола») // «Английская наб., 4». Санкт-Петербургское научное общество историков и архивистов. Ежегодник. — СПб., 1997. - С. 5-54.
141РГИА. Ф. 1180. Оп. (Т.) XV. Д. 148. Л. 1-48; Историческая записка о разных предположениях но предмету освобождения крестьян // Девятнадцатый век: Исторический сборник, издаваемый П. Бартеневым. Книга 2. — М, 1872. — С. 185-187.
142РГИА. Ф. 1180. Оп. (Т.) XV. Д. 148. Л. 14 об.
143Ключевский В. О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. — М., 1968. - С. 316.
144См.: Медушевский А. Н. Проекты аграрных реформ в России: XVIII — начало XXI века. - М., 2005. - С. 135.
145См.: Таль Л. С. Положительное право и нерегулируемые договоры // Юридические записки, издаваемые Демидовским юридическим лицеем. — 1912. - Вып. 3. - С. 396-427.
146См.: Таль Л. С. Указ. соч.; Яблочков Т. М. Гражданское право и экономическое неравенство // Юридические записки, издаваемые Демидовским юридическим лицеем. — 1912. — Вып. 4. — С. 477.
147Яблочков Т. М. Указ. соч.
148См, например: Андреевский И. Е. Указ. соч. — С. 117.
149Андреевский И. Е. Полицейское право. — Т. I. — СПб, 1874. — С. 167-190.
150Там же. - С. 1.
151Там же. — С. 3.
152РГИА. Ф. 515. Оп. 2. Д. 356. № 1335.
153РГИА. Ф. 515. Оп. 6. Д. 2385. Л. 5 об.
154Заблоцкий-Десятовский А. П. Граф Киселев и его время. Т. 2. — СПб, 1882. - С. 176, примеч. 2.
155РГИА. Ф. 515. Оп. 3. Д. 441. Л. 1-10; Оп. 21. Д. 689, 735; Оп. 22. Д. 1945. Лл. 9-9об.
156РП-1А. Ф. 1180. Т. XV. Д. 91; Подробнее см. нашу статью: Законопроектная деятельность Комитета для устройства положения крестьян государственных, удельных, государевых, дворцовых и заводских (1858 — 1860 гг.) // Научные труды. Выпуск 5. / Российская академия юридических наук — М, 2005. — Т. 1. - С. 72-76.
157РГИА. Ф. 1180. Т. XV. Д. 17. Л. 117; Д. 91. Л. 1.
158История уделов за столетие их существования. 1797-1897. — Т. 1. — СПб, 1902. - С. 139.

<< Назад   Вперёд>>