4.1 Основы гражданской праводееспособности удельных крестьян
В первой половине XIX в. законодательство подразделяло подданных российского монарха на две группы: «природных обывателей» (русское население) и «инородцев» (нерусское оседлое или кочевое население)1. В составе первой находились «четыре главные рода людей»: дворянство, духовенство, городские и сельские обыватели, которым «присваивались» различные по объему и содержанию «права состояния». Приобретение прав состояния законным способом (рождение, брак, переход в иное сословие с соблюдением необходимых формальностей и проч.) открывало перед человеком новые правовые возможности в различных сферах личной и общественной жизни. Права состояния представителей разных социальных групп (сословий и внутрисословных социумов) существенно отличались по перечню, качеству и объему, подчиняясь общим принципам социальной иерархии, основанной на юридическом неравенстве членов общества. Лишение прав состояния (полностью или частично) являлось неотъемлемой составляющей большинства уголовных наказаний. Человек, по судебному приговору лишенный прав состояния (например, приговоренный к каторжным работам или бессрочной ссылке на поселение), терял все свои базовые права — семейно-брачные, имущественные, сословные, служебные и проч. Таким образом, институт «прав состояния» можно считать ключевой юридической конструкцией в российском праве XVIII-XIX вв., поскольку он определял основу правового статуса конкретного лица — его гражданскую правосубъектность (праводееспособность), содержание которой позволяло одним группам населения владеть не только землями, но и людьми, а большинству других — обязательно находиться в «ведении» коронных органов управления или частных лиц.
Как было показано в главе 2, общий правовой статус удельных крестьян, закрепленный в 1830-е гг. Сводом законов Российской империи и Сводом удельных постановлений, формально определялся понятием «свободные сельские обыватели», применявшимся (с различными ограничениями) к государственным крестьянам, «свободным хлебопашцам», лашманам, однодворцам и ряду других небольших групп земледельческого населения России. Источниками приобретения прав состояния удельных крестьян выступали: рождение в семье удельных крестьян и соответствующая запись об этом в ходе очередной ревизии2; брак (как правило, для крестьянок, выходивших замуж за удельных крестьян); собственное желание (осуществлявшееся путем «приписки» к удельному ведомству лица, пользовавшегося правом «избирать род жизни»); покупка населенных частновладельческих земель в удельную собственность (жившие на этих землях крепостные люди переходили в удельное ведомство вместе с купленными землями); обмен населенными землями между казной и удельным ведомством (крестьяне, состоявшие ранее под управлением «казны» меняли «подведомственность», переходя в подчинение департамента уделов). Накануне реформы 1863-1866 гг. в управлении удельного ведомства помимо собственно удельных крестьян находились: лашманы, однодворцы и свободные хлебопашцы Симбирской губернии, имевшие статус государственных крестьян (с 1835 г.); дворцовые крестьяне, населявшие земли, находившиеся в личной собственности некоторых членов императорского дома (с 1847 г.); ряд округов пахотных солдат после окончательной ликвидации военных поселений (с сентября 1856 г.); государевы крестьяне, населявшие земли, принадлежавшие царствующему императору по титулу (с 1858 г.). Правовой статус всех указанных категорий крестьян не был однороден, многие разряды крестьянского населения, переходя под управление департамента уделов, сохраняли свою юридическую «автономность», но общими для всех них становились приемы управления, применявшиеся в «удельном» секторе российской экономики, т. е. в отношении крестьян, населявших собственно удельные земли. Эта общая («коронная») подведомственность была обусловлена юридической близостью «прав состояния» многочисленных групп «свободного» крестьянского населения России.
«Права состояния» — исторический предшественник современного института прав человека, базовый элемент правового статуса личности в имперский период, показатель «гуманистических» качеств права того времени. «Права состояния» в сословно организованном обществе — это множественность правовых институтов, соотнесенных между собой (в соответствии с общественным устройством) по принципу иерархии, на каждой «ступени» которой формировались комплексы правовых качеств, определявших основу правосубъектности отдельных сословий и социальных групп населения Российской империи. Универсальность категории «права состояния» по российскому праву XIX в., позволявшей структурировать право с точки зрения его субъекта, заключалась в формальном, а не в содержательном (качественном) аспекте (по закону общая правосубъектность личности сводилась в конечном итоге только к одному ее универсальному качеству — подданству, выражавшему правовую связь лица с монархом, но крепостные крестьяне и дворовые — до 40% населения империи — монархам не присягали). Общая правосубъектность «свободных сельских обывателей», в отличие от других «свободных» сословных групп — дворянства, городских обывателей, духовенства — существенно корректировалась «подведомственностью» российского крестьянства, которую мы в главе 2 соотнесли с их административной правосубъектностью. В данном случае, административную правосубъектность некрепостного крестьянина нельзя отождествлять с современным понятием административной (отраслевой) правосубъектности лица. Административное право не являлось в тот период отраслью права, оно фактически охватывало собой все аспекты социального управления («полицейское право» в широком смысле), и в соответствии с иерархическим устройством общества объем полицейского (управленческого, административного) воздействия на нижние слои общества был гораздо выше, чем на высшие, привилегированные. Многое зависело и от субъективных установок, управленческой стратегии управляющего органа в отношении «подведомственных» групп крестьянства. Активное администрирование приводило к существенному изменению «прав состояния» конкретной группы «свободных сельских обывателей», например, удельных крестьян.

Рассмотрим, насколько глубокой могла быть подобная корректировка на примере способности удельных крестьян иметь личные неимущественные права, осуществлять их и нести ответственность за несоблюдение установленных предписаний в данной сфере.
Удельное ведомство было заинтересовано в постоянном росте численности сельскохозяйственного населения на удельных землях, используя для этого все возможности, предоставляемые российским законодательством. Так, например, лицам свободного статуса, вышедшим по каким-либо законным причинам из прежнего «низшего состояния» и пока не зарегистрировавшимся в новом (отставные нижние воинские чины, отпущенные помещиком на волю крепостные, принявшие православие лица не русской национальности, городские маргинальные группы и проч.), было разрешено «избирать род жизни». Департамент уделов своим распоряжением от 21 июля 1810 г. разрешил этим категориям лиц «приписываться» к удельным селениям3 (в то время как приписка их к помещичьим деревням была запрещена). Но «приписка» не означала автоматического приема такого лица в члены крестьянского общества. Так солдаты и низшие воинские чины, уволенные в отставку, если они были выходцами из податных категорий населения, могли «приписаться к уделу». При этом они получали пенсию, наделялись усадебной землей, но не подлежали круговой поруке по уплате подушной подати и удельного оброка, поскольку не становились автоматически членами сельского общества, но должны были участвовать в «общественных сборах» на нужды удельного приказа или сельского общества.
Процедура поступления в члены сельского общества удельных крестьян была закреплена в ведомственных нормативных правовых актах. В мирском приемном приговоре фиксировалось соответствие вступающего в общество установленным критериям. Ими являлись: способность человека к крестьянскому труду; согласие сельского общества на прием; достаточное количество земли в селении для уравнительного наделения ею нового поселянина. Во второй четверти XIX в. этот перечень расширился за счет некоторых индивидуальных характеристик лица, например: совершеннолетие; согласие семьи на причисление к уделу; письменное заявление лица о своем желании приписаться к уделу, предъявленное вместе с увольнительным свидетельством от городского или сельского общества в местном земском суде или губернском правлении4. Окончательное решение о приписке к удельному ведомству выносил департамент уделов на основании разрешительного мирского приговора и представления управляющего удельной конторой. Лица, прошедшие всю установленную процедуру приписки к уделу, должны были лично явиться на избранное место жительства, а местные сельские власти обязаны были оказать им помощь в обустройстве на новом месте.
С момента причисления к сельской общине удельных крестьян лицо приобретало в полном объеме крестьянский статус «свободных сельских обывателей, водворенных на удельных землях», и должно было лично платить удельный оброк и все прочие положенные сборы5. Получение новыми удельными крестьянами участков земли в пользование зависело от способа распределения надельной земли, принятого в данном сельском обществе.
Для сравнения отметим, «приписка» к обществам дворцовых крестьян, «водворенных» на землях, находившихся в личной собственности членов императорской семьи, была запрещена до 1861 г. (до уравнения в правах дворцовых крестьян с удельными)6.
Брачные права удельных крестьян также являлись предметом активного правового регулирования со стороны государства, которое, начиная с XVIII в., приступило к формированию светского брачного права, опиравшегося на христианские религиозные нормы. Семейно-брачные отношения в крестьянской, наиболее патриархальной, среде были особенно подвержены влиянию обычаев и традиций, а потому вторжение законодателя в эту довольно консервативную сферу не могло проходить бесконфликтно. Удельное ведомство, разрабатывая собственные правила вступления удельных крестьян в брак, стремилось пресечь любые возможности их свободного выхода из удельной юрисдикции.
До 1800 г. порядок заключения браков удельных (бывших дворцовых) и казенных крестьян не имел существенных отличий. Еще Екатерина II своим «Манифестом о милостях, дарованным разным сословиям по случаю заключению мира с Портой Оттоманской», подписанным 17 марта 1775 г., позволила лицам «всякого рода и поколения» вступать в брак «без всякого дозволения губернаторов и градоначальников и без платежа в казну выводных денег»7. Однако после образования удельных имений эта сфера личных прав удельных крестьян подверглась существенным ограничениям в первую очередь8. На основе «права помещичьего» в 1800 г. для удельных крестьянок, выходящих замуж за купцов, мещан, «мастеровых» и чиновников, был установлен своеобразный «налог» («выводные деньги») в размере 100 руб. асс. (или 26-28 руб. сер.) в пользу удельного ведомства9. От его уплаты освобождались только те крестьянки, которые вступали в брак с солдатами и нижними офицерскими чинами. Помимо выводной платы непременным условием браков удельных крестьянок с лицами «других ведомств» было согласие на брак крестьянского общества, к которому принадлежала невеста. Как правило, разрешительные свидетельства на брак выдавал от лица сельского общества голова удельного приказа. Родители, выдавшие дочь замуж за купца или мещанина без такого письменного разрешения, помимо административного наказания должны были внести в приказ «выводную» сумму, размер которой возрастал на протяжении всей первой половины XIX в. вслед за ростом инфляции10.

Установленный порядок заключения браков постоянно нарушался. В 1809 г. управляющий Орловской удельной конторой в донесении министру уделов предлагал виновных в нарушении вышеуказанных правил предавать суду» и наказывать штрафом в пользу сельского общества11. Во второй четверти XIX в. удельное ведомство усиливает ответственность за нарушение этих правил. Распоряжение департамента уделов от 20 сентября 1828 г. подтвердило требование взыскивать «выводные деньги» за удельных крестьянок с их женихов либо с родителей или родственников невесты, если они будут выданы замуж с согласия последних, но без «увольнительных» свидетельств от начальства. Также устанавливалось, что если крестьянка выйдет замуж и без такого свидетельства, и без согласия родственников (или последние, дав свое согласие на брак, не в состоянии будут уплатить необходимую сумму), то взыскание «выводных денег» должно обращаться на ее супруга, а при его несостоятельности — на венчавшего их священника. В 1833 г. «выводные деньги» стали взиматься также за браки удельных крестьянок с чиновниками, ремесленниками, рабочими («мастеровыми») и «вообще всеми людьми свободного состояния», за исключением нижних воинских чинов12.
Выкупная плата как компенсация потери удельным ведомством будущих субъектов податного обложения, являлась серьезным ограничением реализации удельными крестьянами права на заключение межсословных браков. Государственные крестьяне в аналогичных ситуациях были освобождены от уплаты «выводных денег». Существование «брачного» налога явно сближает положение удельных крестьян с крепостными. В данном случае, очевидно, что ухудшение правового положения произошло под влиянием «права помещичьего», использованного удельным ведомством в своих административно-хозяйственных интересах.
Следует отметить, что законодатель и удельное ведомство наиболее подробно регулировали порядок заключения браков именно удельных крестьянок, поскольку сословное положение женщины определялось статусом ее родителей или супруга (что касается брачных прав удельных крестьян, то они юридически не ограничивались, но регулировались обычным правом и традициями конкретных местностей). До 1858 г. личные, т. е. по собственной воле, переходы удельных крестьянок в другие крестьянские разряды, как и в другие сословия, не допускались вообще. Женщины из других сословий, выходившие замуж за удельных крестьян, приписывались к удельному ведомству, теряя свои привилегии и звания, а при расторжении брака или смерти супруга возвращение в родительские семьи не допускалось13.
В случае заключения внутрисословных браков удельных крестьянок с государственными и помещичьими крестьянами «выводные деньги» не взимались. Такие браки могли совершаться под условие гарантии, что кто-либо из односельчан невесты женится на девушке из казенной или помещичьей деревни14. При таком порядке общая численность удельных крестьян не подвергалась существенным изменениям. Порядок заключения браков между крестьянами коронных ведомств не был определен законодательно. Иначе обстояло дело в отношении браков удельных крестьян с помещичьими крестьянами.
Своими распоряжениями от 26 апреля 1798 г. и 31 августа 1799 г. департамент уделов предписал удельным экспедициям распространять «помещичий обряд» заключения браков крепостных крестьянок с выходцами из любых крестьянских разрядов и на удельные имения. Однако эти распоряжения крестьянами не выполнялись. Указами Синоду от 14 июля 1800 г. и 7 сентября 1803 г., изданными по представлению департамента уделов, был узаконен порядок заключения браков «по обряду помещичьему» (но без уплаты «выводных денег»). Вступающих в брак удельных крестьян обязали получать «увольнительные письма» от сельских приказов, а священников — не венчать крестьян без таких писем, «дабы через сие прекратить подложные их побеги и самовольства»15. Департамент уделов строго требовал от удельных экспедиций придерживаться этого правила в случаях браков удельных крестьянок с владельческими крестьянами. Письменное согласие мира могло служить для удельного ведомства, с одной стороны, гарантией ответственности крестьянского общества по уплате в полном объеме податей в условиях сокращения численности его членов, а, с другой — основанием для предъявления встречных требований к помещику о совершении равноценного обмена. По-видимому, установленные правила постоянно нарушались, что заставляло департамент уделов многократно повторять их и вводить все более суровые наказания, как для сельских старшин, так и самих крестьян.
По закону помещик при заключении таких крестьянских браков не был обременен обязательствами перед удельным ведомством, поскольку формально совершал устную сделку с сельским обществом удельных крестьян. Потому в 1816 г. управляющий Нижегородской удельной конторой в целях предотвращения экономических потерь предложил распространить порядок сбора «выводных денег» и на браки удельных крестьянок с помещичьими крестьянами, доведя их размер до 150 руб. асс.16 Это предложение не могло найти поддержки, поскольку иначе пришлось бы и удельным крестьянам платить «выводные» помещику, который мог произвольно менять их размер. Окончательно порядок заключения браков между удельными и помещичьими крестьянами был урегулирован в 1820 г. Департамент уделов предписал при выдаче удельных крестьянок за помещичьих крестьян (в этом случае удельная крестьянка становилась крепостной), брать с их владельцев письменное обязательство «на гербовой бумаге» о согласии выдать свою крепостную за удельного крестьянина (в этом случае крепостная крестьянка становилась «условно свободной», поскольку только при совершении такого обмена удельное ведомство возвращало помещику его «обязательство» и получало от него «выводное письмо» на крепостную17). Однако, если помещик не подписывал таких «обменных обязательств», он должен был выплатить удельному ведомству за брак своего крепостного с удельной крестьянкой «выводные деньги» в установленном размере (как за брак с лицом другого «состояния»)18. «Выводные деньги» за браки удельных крестьянок с лицами любых состояний были отменены в 1858 г., когда были сняты все ограничения в гражданских правах удельных крестьян19.
Регулируя брачные отношения удельных крестьян, удельные власти старались убедить их в преимуществах браков с лицами своего ведомства. Браки между удельными крестьянами законодательство практически не регламентировало, уступая эти функции обычному праву, которое допускало и принудительные браки крестьян20. Основной заботой чиновной и сельской выборной администрации было не допускать ранних браков21, что соответствовало общему курсу правительства в регулировании брачных отношений в империи. Ранние браки лиц всех сословий рассматривались как прямой путь к нищете. Государство активизировало регулирование условий заключения браков российскими подданными уже в XVIII в. Закон установил минимальный брачный возраст, обязательное согласие на брак родителей, опекунов, попечителей, разрешение воинского и гражданского начальника по месту службы жениха или его сословной корпорации — общины, цеха и проч.)22. В XVIII-XIX вв. юридический брачный возраст в России постоянно повышался. В этом государство расходилось с нормами церковного права. Кормчая книга и Стоглав предписывали духовенству регистрировать браки, если мужчине исполнилось 15 лет, а женщине — 13. В 1774 г. Синод подтвердил это правило, но именной указ Синоду от 19 июля 1830 г. поднял возрастной брачный ценз до 18 лет для мужчин и 16 лет для женщин. Нарушителей следовало подвергать не только церковному, но и уголовному наказанию. В середине XIX в. средний возраст вступления в брак составлял 22-25 лет23.

В целом в XVIII — первой половине XIX вв. уровень социальной мобильности (как вертикальной или межсословной, так и горизонтальной, переселенческой) российского крестьянства был довольно низким. Браки, как правило, заключались между самими крестьянами, что способствовало высокой изолированности крестьянства от других сословий24. Таким образом, институт брака у удельных крестьян и его правовое регулирование до 1858 г. играли консервативную роль, обеспечивая закрытый характер удельного сектора экономики и изоляцию удельных крестьян в российском обществе.
Браком как приобретались, так и прекращались «права состояния» удельных крестьян. Помимо брака и смерти, это прекращение осуществлялось в результате исполнения рекрутской повинности (в натуральной форме); передачи детей удельных крестьян, отбывавших рекрутскую повинность, и детей одиноких матерей-«солдаток» в военное ведомство; перехода в разряд государственных крестьян в ходе обмена удельных земель на казенные; а также в случае добровольного перехода крестьянской семьи в городское сословие или отдельных крестьян — в «духовное звание» (монашество).
Добровольные переходы удельных крестьян в другие сословия сопровождались приобретением новых сословных прав и являлись в то время реализацией права как такового, поскольку означали возможность выбора человеком собственного статуса. По этой причине такие переходы подвергались усиленному правовому регулированию со стороны удельного ведомства на протяжении всей первой половины XIX в.
Учреждение 1797 г. не регламентировало право перехода удельных крестьян в «городские звания», и в отношении удельных крестьян некоторое время продолжали действовать нормы статей 138 и 139 Городового положения 1785 г., согласно которым процедура перехода государственных и дворцовых крестьян в горожане была достаточно проста. Закон устанавливал, что «никому не запрещается записаться в посад города»25. Условиями такого перехода являлись: свободная воля крестьянина; отсутствие у него долгов по уплате податей (недоимки); разрешение крестьянского общества на переход; гарантии в уплате всех крестьянских и городских налогов и сборов до новой ревизии (по двум состояниям); согласие городского (посадского) общества; предъявление капитала установленного размера для записи в ту или иную купеческую гильдию или мещанский разряд. Регистрация изменения гражданского (сословного) состояния совершалась в государственных органах (губернских «присутственных местах»). Таким образом, к моменту образования удельных имений процедура перехода дворцовых крестьян в городское звание не требовала участия удельных чиновников.
Формирование удельного ведомства изменило положение, и по просьбе министра уделов и генерал-прокурора Сената А. Б. Куракина казенные палаты губерний, где были расположены удельные имения, приостановили запись удельных крестьян в городские разряды (купечества, мещан) до принятия новых правил о переходах. Их разработка началась с принятия сенатского указа от 21 октября 1797 г., касавшегося как казенных, так и удельных крестьян. В докладе императору министр уделов обратил внимание на то, что многие крестьяне казенного ведомства «поступали в сии звания, имея за собою не только рекрутскую очередь, но и недоимку податей государственных в тягость крестьянству и обществу, не имея к тому ни капиталов, ни промыслов»26. Указ предписывал «главным начальствам» казенных и удельных крестьян «для предупреждения толико бесполезных ... намерений» крестьян обращаться с представлениями в Сенат о желании последних записаться в купечество. Таким образом, удельные крестьяне должны были получать согласие на выход из крестьянского сословия от департамента уделов, а тот, в свою очередь — направлять свое мнение в Сенат на окончательное решение вопроса о переходе в городское состояние. Высочайший уровень решения простого, казалось бы, житейского вопроса о перемене места жительства человека сегодня не может не поражать. Но в то время абсолютное большинство населения Российской империи не обладали свободой передвижения, «начальствам» крестьян важно было сохранить и учесть каждую податную единицу, тем более, что перейти в горожане могли себе позволить далеко не бедные крестьяне.

Для удельного ведомства содержание сенатского указа от 21 октября 1797 г. оказалось не достаточным. В докладе департамента уделов министру уделов в феврале 1798 г. отмечалось, что при его исполнении «соблюдается польза короны, прямая надобность просителя удовлетворяется, но имение удельное понесет от этого очевидный урон: оно лишится знатной части дохода своего, и вместо множества лучших крестьян и время от времени уменьшаться будет самое, высочайше утвержденное, количество душ, определенных для состава имения сего, ибо весьма вероятно, что в течение самых первых лет управления оными департаментом, выйдут уже не сотни, но тысячи крестьян. Подати, которые доплачиваться поселянами будут до новой переписи, есть слабая и неприметная замена столь великого ущерба»27. Обеспечить в данном вопросе «выгоду имения удельного» можно было, только ограничив возможность выхода из сословия наиболее состоятельных крестьян, которые не только стабильно уплачивали подати, исполняли повинности, повышали доходность своих хозяйств, но и несли на себе значительную часть расходов крестьянского мира благодаря институту круговой поруки28.
Юридическим основанием такого ограничения стала уже многократно упоминавшаяся статья 5 Учреждения 1797 г., согласно которой удельное имение рассматривалось как «всемилостивейше пожалованное императорскому дому», что, по мнению департамента, делало возможным применять к удельным крестьянам некоторые нормы «вотчинного» (или «помещичьего») права. Указ на имя министра уделов от 22 октября 1798 г. установил, что переход удельных крестьян в городские сословия должен был отныне совершаться «по праву помещичьему», т. е. за выкуп. Однако, в отличие от помещичьих вотчин, размер «выкупа» для поступающих в мещане или нижнюю степень купечества (третью, с капиталом от 5000 до 1000 руб.) приравнивался к установленной законом общегосударственной цене рекрута, а для лиц, переходящих в купечество, право определять «цену» выхода предоставлялось сельскому обществу удельных крестьян. При этом обязательно составлялся мирской приговор, который утверждался департаментом уделов. В приговоре определялось, какую сумму должен передать в удельный доход переходящий крестьянин (глава семьи), закреплялось обязательное условие о том, что восьмая часть этой суммы оставалась в распоряжении сельского приказа «на разные вспоможения поселянам, пришедшим в расстроенное состояние»29. Указ подтверждал условие уплаты податей по обоим состояниям до очередной ревизии30. Департамент, извещая экспедиции о новом порядке выхода в городские звания, подчеркивал, что «назначение части капитала при выпуске в мещанство и купечество есть такое дело, в которое не только приказные старшины, но и самыя удельные экспедиции вмешиваться не должны», а крестьяне, недовольные действиями мира, могут «жаловаться департаменту и искать себе защиты в милосердии самого монарха». Проверка истинного финансового положения претендентов на переход возлагалась на губернаторов31. 27 сентября 1800 г. по записке государственного казначея был принят сенатский указ о сборе двойного оклада с переходящих крестьян по месту причисления в городское звание. Кроме того, записывающиеся в купечество и мещанство, обязаны были представлять двух поручителей по обоим «состояниям» (крестьянскому и городскому). Недоимки по уплате податей взыскивались с поручителей32.
Таким образом, основные элементы процедуры перехода удельных крестьян в купечество и мещанство определились уже в первые годы существования удельного ведомства. Переход был возможен только целыми семьями при получении согласия крестьянского мира и городского общества, наличии двух поручителей от них, утверждении мирского приговора департаментом уделов и уплате выкупной суммы в установленном размере33. Окончательное решение вопроса об изменении гражданского состояния на основании именного указа от 3 октября 1797 г. принималось Сенатом. Принятое 15 мая 1808 г. Положение департамента уделов не внесло поправок в эту процедуру34.
Дальнейшие ограничения права выхода удельных крестьян в городские звания также носили сугубо фискальный характер. Размера выкупа постоянно рос в силу инфляционных процессов и возрастания «цены рекрута»35. С 1800 г. выкупной суммой стали облагаться не только взрослые мужчины, но и рожденные после ревизии их дети мужского пола36, а с 1829 г. — и все, переходящие с отцом, дочери37. Удельное ведомство настаивало на сохранении обязанности крестьян уплачивать при этом «двойные подати», в то время как на основании высочайше утвержденного 3 июля 1824 г. положения комитета министров государственные крестьяне, переходящие в городские звания, были освобождены от этого38. В 1826 г. было установлено правило отпускать в мещанство крестьян только тех губерний, где они не могут быть наделены ведомством «узаконенной пропорцией земли». Запрещение выходить из удельной юрисдикции использовалось ведомством и как мера наказания за налоговые недоимки, накопившиеся на крестьянском обществе39. При этом удельное ведомство не скрывало целей регулирования крестьянского права выхода из сословия. Так в 1826 г. в докладе Николаю I министр двора и уделов прямо указывал, что департамент уделов «признает полезнейшим сколько возможно затруднить для удельных крестьян переход в купеческое и мещанское звания», поскольку заинтересован в том, чтобы «сохранять в своем владении сколько можно зажиточных [крестьян], во-первых, потому, что капитал богатого более или менее в кругообращении между бедными, и во-вторых, что в случае недоимок оные пополняются всем обществом»40.

Таким образом, реализация права на выбор сословного гражданского состояния для удельных крестьян ограничивалась общегосударственной политикой закрепления внутренней замкнутости сословий, предполагавшей усиление административной зависимости крестьянина от общины. В этих условиях переходы крестьян в другие сословия были редким явлением. В первой четверти XIX в. в городские сословия перешло 486 удельных крестьян, во второй — только 78. В северных губерниях в горожане переходили 1-2 удельных крестьянина в год41.
В 1858 г., когда были сняты ограничения в сословных правах удельных крестьян и они юридически были уравнены в «правах состояния» с государственными крестьянами, процедура их перехода в другие «звания» претерпела изменения. Удельным крестьянам был разрешен переход в любые податные сословия, как целыми семьями, так и ее частями или единолично, в том числе и женщинам. Право на переход удостоверялось мирским приговором, заверенным удельным приказом. Действие «круговой поруки» подверглось некоторому ограничению: отказ сельского общества на переход мог быть отменен удельной конторой, если крестьяне выполнили все установленные законом условия. Эти условия были следующие. Переходящая семья должна была «очистить» себя от рекрутской очереди (натурой, наймом или «зачетом»), не иметь недоимки по всем податям до 1 января очередного года, не принадлежать к раскольникам. Дееспособные крестьяне (от 21 года), переходящие в горожане единолично, должны были получить согласие своей семьи. Запрещался личный переход крестьян, находящихся под следствием и судом. От приемного приговора городского общества освобождались крестьяне, прямо переходящие в купечество, заплатившие подати по мещанскому званию за год вперед, а также женщины. Удельным ведомством был существенно снижен размер «выкупа»42, и теперь эти средства имели строго целевое назначение: направлялись на пополнение пенсионного капитала отставных воинских чинов из удельных крестьян. Женщины как лично, так и в составе семьи освобождались от «выкупа». Окончательное решение о переходе крестьян в городские «сословия» принимал управляющий удельной конторой после получения всех необходимых документов43. Таким образом, личное право удельных крестьян выбирать свое сословное гражданское состояние получило более прочные гарантии в законе, однако его реализация, тем не менее, была стеснена прежними феодальными ограничениями, а именно: сохранением обязательного выкупа, превращенного в своеобразный социальный налог на пенсионное обеспечение военнослужащих, и податными обязательствами крестьян как низшего сословия империи.
Законы 1858 г. не затронули такие важные личные права крестьян как право свободного передвижения и право семейных разделов. Удельные крестьяне наряду с другими категориями российского крестьянства по-прежнему были лишены права свободного выбора места жительства. Передвижение крестьян, как вне, так и внутри границ удельных имений строго регламентировалось и контролировалось удельным ведомством. Все несанкционированные ведомством самовольные перемещения крестьян, связанные с переселением на другие, более плодородные и обильные земли или «отходом» на заработки рассматривались как серьезные административные проступки. Прикрепление крестьян как субъектов податного обложения к конкретной общине и участку земли выступало юридической основой их эксплуатации. Поэтому отлучки с места жительства даже «на самомалейшее время» без разрешения начальства были запрещены еще Учреждением 1797 г.44
Удельное ведомство проводило собственную переселенческую политику, направленную на наделение крестьян 15-десятинной «пропорцией» земли наравне с казенными крестьянами и рациональное размещение удельных селений. Крестьяне могли и сами инициировать переселение, для этого также были разработаны специальные правила. При недостатке земли крестьянское общество мирским приговором и с разрешения удельной администрации должно было определять кандидатов в переселенцы, а сельский приказ «на некоторое время» принимать на свой счет их обязательства по уплате податей45. Важной задачей для удельного начальства было недопущение приостановки уплаты крестьянами положенных государственных податей и удельного оброка. Поскольку после водворения на новых местах переселенцы в течении 2-3-х лет, как правило, не имели такой возможности, эта дополнительная обязанность ложилась на сельское общество по прежнему месту жительства крестьянина46.
Переселения запрещались в период проведения рекрутских наборов и народной переписи (ревизии). Не допускался также переход крестьян общего удела в удел Екатерины Павловны, королевы Виртембергской (единственный случай выделения удельного имения в частное пожизненное пользование члена императорской семьи по правилам Учреждения 1797 г.)47. Просьба о переселении рассматривалась на всех уровнях удельного управления: сельским приказом и крестьянским обществом, составлявшим по делу о переселении разрешительный мирской приговор, удельной конторой и департаментом. Без письменного разрешения последнего, т. е. на основании одного мирского приговора, ни одно переселение не могло состояться. С 1810 г. при переселении стали требовать и разрешительный мирской приговор принимающего общества. Разрешительное свидетельство на переселение, полученное приказом через контору от департамента, служило основанием для регистрации крестьянина и его семьи на новом месте и хранилось в удельной конторе, в чье ведении переходил крестьянин48.
Однако установленный порядок не мог обеспечить потребность крестьян в земле, и они были вынуждены прибегать к несанкционированным тайным переселениям как в пределах своих губерний, так и в другие, как правило, многоземельные губернии на пустующие казенные земли. Наибольший рост числа самовольных переселений удельных крестьян приходится на первую треть XIX в.49 После принятия в 1808 г. Положения департамента уделов ведомство ужесточило наказания за эти проступки. Поначалу прибегали к штрафам переселенцев в пользу крестьянского общества, причем, размер штрафа каждый раз определялся министром уделов. По распоряжению министра от 15 января 1809 г. управляющие конторами составили списки всех, самовольно переселившихся крестьян. Отныне они рассматривались как «нарушители воли высшего начальства и общественного порядка», т. е. правонарушители. Административной ответственности стали подвергать и приказных старшин, не сумевших пресечь самовольные переселения крестьян50.

Согласно циркулярному предписанию департамента уделов от 16 ноября 1811 г., утвердившему уже упоминавшееся «Руководство для удельных поселян к познанию прав и обязанностей», крестьянин, переселившийся на другое место без разрешения министра, вместе со всем семейством возвращался обратно и помещался на месяц в рабочий дом. Жители селений, отпустившего и принявшего самовольного переселенца, платили штраф по 3 руб. сер. за каждую душу м. п., а если принявшее переселенца селение не принадлежало удельному ведомству, штраф, кроме него самого, налагался и на крестьян села, которое он покинул. Приказные заседатели и сельские старосты обеих местностей подвергались такому же штрафу. Вводилось поощрение доносов: крестьяне, объявившие о самовольном переселенце, освобождались от штрафа и получали пятую часть «определенного за самовольный переход взыскания». Возвращение переселенцев проводилось «на счет тех, кто не удержал их от такого переселения или не донес о том в свое время»51. Все эти меры оказались безрезультатными. В 1826, 1828 и 1835 гг. департамент уделов вновь был вынужден возвращаться к вопросу о пресечении самовольных переселений, особенно в связи с переходом к земельной и налоговой реформам. Согласно данным Л. Р. Горланова, наказанию подвергались даже управляющие удельными конторами: департамент уделов мог подвергать их крупным штрафам и даже отдавать под суд52.
Усиление репрессивно-полицейского режима в удельной деревне и переход к политике попечительства во второй четверти XIX в. затормозили рост численности самовольных переселений, однако, полностью этот процесс остановить не удалось, и переселения продолжались вплоть до реформы 1863 г. Таким образом, игнорирование удельным ведомством личных интересов крестьян встречало с их стороны решительное сопротивление, которое невозможно было сломить ужесточением законодательства.
Также тщательно удельное ведомство старалось контролировать разделы крестьянских семей. Норма Учреждения 1797 г. о запрещении разделов крестьянских семей без разрешения удельного начальства действовала на протяжении всего дореформенного периода53. Разработка правил, регулирующих разделы, преследовала, прежде всего, хозяйственные цели. Рост удельного дохода в условиях существовавшего тогда способа производства и уровня агротехники мог обеспечиваться только экстенсивным путем, требовавшим привлечения к сельскохозяйственным работам значительных масс крестьянского населения. Период, пригодный для сельскохозяйственных работ в России, был почти в два раза короче европейского, что заставляло российское крестьянство трудиться с огромным напряжением сил, «почти без сна и отдыха, днем и ночью, используя труд всех членов семьи — детей и стариков, женщин на мужских работах и т. д.»54 В этих условиях сдерживание административным путем естественного процесса разделения крестьянских семей рассматривалось департаментом уделов как средство, препятствующее их обеднению, и гарантия платежеспособности крестьян как податной группы.
Учреждение 1797 г. требовало от крестьян руководствоваться при решении вопроса о разделах соображениями «общественной пользы», не допуская «в хозяйстве расстройки»55. В 1798 г. была установлена административная ответственность приказных властей и всех участников составления мирских приговоров, разрешавших раздел. Своим циркуляром от И июля 1799 г. департамент предписал всем экспедициям, чтобы они «всевозможные употребляли старания избегать разделов крестьянских», а давая свое разрешение на раздел, брали бы обязательство от приказа, «что в случае какого-либо упадка в имуществе крестьянском, тот приказ с миром, который удостоверит о нужном разделе во всех убытках ответствовать должен»56. Таким образом, весь хозяйственный риск при разрешении раздела удельное ведомство возлагало на крестьянскую общину и выборных крестьянами старшин. Последние, как и удельные чиновники, были обязаны проводить разъяснительную работу среди крестьян о вреде разделов, ведущих к нужде и разорению. Было запрещено производить разделы в периоды общей народной переписи (ревизии) и рекрутских наборов, а также на почве неприязненных отношений между родственниками. К разделу допускались только те крестьянские семьи, которые имели достаточное число работников-мужчин57.
Заявление крестьян о разделе проходило все ступени ведомственной лестницы: рассматривалось сельским приказом, затем удельной экспедицией (конторой) и, только в случае положительного решения последней — департаментом уделов, принимавшим окончательное решение. При этом подробно изучались и оценивались возраст членов семей, хозяйственное состояние крестьянских дворов, размеры земельных наделов, количество сельскохозяйственных орудий и скота и даже межличностные отношения в семьях58. Для предупреждения поводов к разделам, приказы должны были «иметь точнейшее наблюдение в повиновении семейств их хозяевам»59.
Поскольку среди удельных крестьян самовольные разделы получили широкое распространение, департамент уделов постоянно ужесточал наказания за нарушение установленных правил. Управляющие удельными конторами не только насильственно воссоединяли семьи, но и прибегали к телесным наказаниям (розгам). Так, например, управляющий Псковской удельной конторой, сообщая департаменту уделов в 1809 г. о нескольких случаях самовольных разделов крестьянских семейств, сообщал, что он лично в тех случаях, когда раздела просили непокорные отцу сыновья, прибегал к телесному наказанию последних «по воле отца и согласию мирскому». Удельный чиновник объяснял распространение самовольных разделов наличием «закоренелого в крестьянах упрямства и мыслей, что они собою и своею собственностью располагать могут, как хотят (выделено нами. — Н.Д.)», и предлагал усилить санкции60. Департамент уделов в своем предписании от 22 июня 1809 г. приказал вновь соединить самовольно разделившиеся крестьянские семьи и довести до сведения крестьян, что впредь виновные не только подвергнутся насильственному соединению, но и будут «строжайше наказаны»61.
Наряду с телесными наказаниями крестьян практиковались штрафы, причем наказанию подвергались в этом случае и крестьянские выборные сельских приказов, ответственность которых была установлена еще в 1799 г. Например, в 1811 г. департамент, рассматривая дело о самовольном разделе двух братьев Алексеевых в одном из приказов Симбирской удельной конторы, принял решение наложить штраф на голову и заседателей приказа в размере 5 руб. за «худой надзор за крестьянами», а самих братьев, считая их за одно семейство, оставить в разделе и оштрафовать каждого на 10 рублей62. Подобное разрешение ситуации было типичным. Многократное повторение строгих запретов самовольных разделов и ужесточение наказаний давали определенные результаты, искусственно сдерживая процесс деления крестьянских семей63, однако самовольных разделов, за которые крестьяне преследовались в административном порядке, остановить не удавалось. Поэтому департамент уделов сначала в виде исключений, а с 1830-х гг. — достаточно часто стал допускать проживание крестьянских семей в двух и более домах, считая их одним двором без разделения имущества, работ и повинностей. В 1858 г. эта практика была подтверждена специальными циркулярными предписаниями департамента уделов64.
Административное ограничение крестьянских семейных разделов со стороны государства продолжалось на протяжении всего XIX в., поскольку и в пореформенный период в крестьянской среде искусственно сохранялся традиционный общинный уклад (на который делали ставку как реформаторы при Александре II, так и «контрреформаторы» при Александре III). Эта политика отвечала принципам традиционного аграрного строя России, но противоречила объективным процессам ее естественной модернизации.
Индивидуальный сельский хозяин, малая крестьянская семья, по замечанию историка Б. Н. Миронова, долгое время не были востребованы российской экономикой. Такая хозяйственная единица могла стабильно обеспечивать собственное воспроизводство и уплату податей спустя, как правило, только 20-25 лет после отделения от большой (родительской) семьи. Однако и чрезвычайно большая семья сталкивалась с серьезными трудностями дальнейшего роста, поскольку «увеличивались издержки производства, уменьшалась производительность труда, возникали серьезные психологические трения внутри семьи»65. В крестьянской среде постоянно шел объективный процесс образования «малой семьи» из составной и большой, стадии которого, в основном, совпадали с изменениями возраста домовладельцев (естественное старение) и имущественным положением членов семьи. И на практике, и в крестьянском сознании богатство, средний достаток и бедность, как правило, соответствовали трем возрастным стадиям — старость, средний возраст, молодость. По-видимому, стремление к хозяйственной самостоятельности многих молодых крестьянских семей было сильнее экономических выгод большой семьи, потому семейные разделы крестьян неуклонно росли, несмотря на все административные ограничения66.
Анализ практики регулирования личных неимущественных прав удельных крестьян показывает, что правовая политика в этом вопросе определялась, во-первых, курсом государства на сохранение замкнутости сословий, а, во-вторых, хозяйственными целями удельного ведомства. Поскольку основным источником роста удельного дохода на протяжении всей первой половины XIX в. оставалась эксплуатация труда крестьян, ведомство сознательно ограничивало возможности выхода крестьян в другие сословия и, наоборот, в отличие от дворцовых имений, состоящих в личной собственности членов императорской семьи, никогда не ограничивало приписку к уделу. Примечательно, что удельные крестьяне не переходили (за исключением случаев замужества крестьянок) в крепостное состояние, поскольку удельное ведомство не продавало свои населенные земли частным лицам. Что же касается государственных крестьян Симбирской губернии, поступивших в удельную юрисдикцию во время обменных земельных операций с казной во второй половине 1830-х гг., то они юридически не ассимилировались с удельными крестьянами (например, учитывались в демографической статистике или упоминались в документах всегда отдельно под наименованием «лашман и других государственных поселян»)67.
Правовой режим выхода удельных крестьян в городские звания имел ряд общих черт с аналогичной процедурой, действовавшей в помещичьей деревне для отпущенных на волю крестьян (выкуп, полная уплата податей до очередной ревизии, согласие обоих обществ на переход), однако не был ей тождественен. Общность процедур диктовалась исключительно фискальными интересами ведомства, действовавшего в условиях крепостнической экономики, и была направлена на получение удельным ведомством компенсации за потерю численности крестьян68. Право выхода удельного крестьянина обусловливалось исполнением правил, установленных законом, а также согласием крестьянской общины и в меньшей степени зависело от усмотрения «владельца» (удельной администрации), чем в помещичьей деревне, где возможность выхода и его «цена» всецело определялись волей помещика. Регулирование права переселения крестьян внутри удельного имения или на казенную незанятую землю, а также право семейных разделов, осуществлялось в целях сохранения контроля крестьянского землепользования и способности крестьянской семьи уплачивать подати и исполнять повинности.
Таким образом, удельные крестьяне имели определенные личные права, но их реализация была затруднена административными средствами (необходимостью соблюдения ряда бюрократических правил), что понижало статус крестьян как самостоятельных субъектов права. «Набор» личных прав человека в Российской империи первой половины XIX в. и их содержание были обусловлены сословным строем государства, который базировался на принципе юридического неравенства различных сословных групп. Личные (гражданские) права дворян, духовенства, горожан и крестьян (включая внутрисословные группы) представляли собой самостоятельные комплексы правомочий и правовых притязаний, иерархически соотнесенные друг с другом. Уравнение удельных крестьян в «правах состояния свободных сельских обывателей» с государственными крестьянами в конце 1850-х гг. затронуло только право выхода из сословия (через брак и собственное желание), не изменив порядок переселения и разделов. Тем не менее, размер ограничений личных прав удельных крестьян не доходил до уровня того бесправия, в котором находились по закону и на практике помещичьи крестьяне, личные права которых были целиком обусловлены волей их владельца.



1См.: СЗРИ. — СПб., 1842. — Т. IX. Законы о состояниях. Ст. 1, 2. Согласно российскому сводному законодательству наиболее общими юридическими понятиями, характеризовавшими правовой статус человека в Российской империи, являлись: «природный обыватель», «инородец», иностранец. Таким образом, статусные отличия россиян определяли, в первую очередь, подданство и принадлежность к русской национальности. С точки зрения современного права юридическим содержанием обладает только категория подданства, отграничивающая круг лиц по признаку их непосредственной публично-правовой связи с российским государством.
2Незаконнорожденные дети удельных крестьянок также причислялись к удельному ведомству. — Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 10.
3СЗРИ. - СПб., 1842 г. - Т. IX. Законы о состояниях. Ст. 634, 635; Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 76, 82.
4Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 78, 79.
5С начала 40-х гг. XIX в. от уплаты удельного оброка освобождались только отставные нижние военные чины и лица нерусской национальности, принявшие православие (эти категории населения не вступали в сельские общества). — Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 80-83.
6ПСЗ-II. Т. XXXVI. № 34800 а.
7ПСЗ-I. Т. XX. № 14275, п. 17.
8В 1797-1800 гг. Павлом I было выпущено более десятка указов, посвященных только регулированию выхода в городские сословия и межсословных браков удельных крестьян. — РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 772.
9Мякотин В. Из истории крестьянства в первой половине XIX столетия // Русское богатство. — 1903. — № 7. — С. 48; Горланов Л. Р. Личные и имущественные права удельных крестьян // Социально-политическое и правовое положение крестьянства... — С. 143; Котов П. П. Удельные крестьяне Севера... — С. 11.
10ПСЗ-I. Т. XXVI. № 19451; Т. XXVII. № 20332, 20931.
11См.: Мякотин В. Указ. соч. — С. 48.
12Мякотин В. Указ. соч. — С. 50.
13Горланов Л. Р. Указ. соч. — С. 143.
14РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 737. Л. 9; Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 98.
15ПСЗ-I. Т. XXVI. № 19451; Т. XXVII. № 20931.
16Мякотин В. Указ. соч. С. 49.
17История уделов... Т. 2. С. 481.
18Мякотин В. Указ. соч. С. 50.
19ПСЗ-II. Т. XXXIII. № 33328, п. 3.
20Крестьянский мир издавна жестко регулировал брачные отношения в своей среде, допуская даже принуждение к браку имущественно неравных женихов и невест. Вопрос о вступлении в брак девушек-сирот, для которых крестьянская община («мир») исполняла фунцкии опекуна, часто решался на сельском сходе. По крестьянскому представлению о справедливости трудоспособный мужчина, вступивший в брачный возраст, не должен был оставаться холостым, поскольку тягло, накладываемое на него, легче исполнялось супружеской парой, в противном случае велика была вероятность превращения его в «недоимочного тяглеца», что было не выгодно миру. До середины XIX в. на крестьянских свадьбах звучали припевы: «...Сужену взять, ряжену взять // По Божьему веленью, //По царскому уложеныо, //По господскому приказанью, // По мирскому приговору». — Цит. по: Калачев И. Юридические обычаи крестьян в некоторых местностях // Архив исторических и практических сведений, относящихся до России, издаваемый Н. Калачевым. Кн. II. - СПб., 1859. — № VII. — С. 15-28. — С. 25. Об отношении к браку православного крестьянского населения см.: Миронов Б. Н. Указ. соч. Т. 1. С. 161-164.
21ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 175, п. 3, 202.
22См.: Нижних Н. С. Правовое регулирование семейно-брачных отношений в русской истории. - СПб., 2006. - С. 129-133.
23См.: ПСЗ-I. Т. XIX. № 14229; ПСЗ-П. Т. V. № 3807; Андреевский И. Е. По-лицейское право. Т. I. СПб., 1874. С. 545; Миронов Б. Н. Указ. соч. Т. 1. — С. 167— 168, 164; Нижних Н. С. Указ. соч. - С. 121, 124.
24См.: Миронов Б. Н. Указ. соч. — С. 144-145.
25ПСЗ-I. Т. XXII. № 16188. Ст. 138.
26ПСЗ-I. Т. XXIV. № 18213.
27Цит. по: Мякотин В. Указ. соч. С. 43.
28В 1797-1798 гг. Сенат санкционировал переход в купечество и мещанство 90 крестьян, которые к тому времени уже давно занимались торговлей, а не земледелием, не имели недоимок, «поведение и трудолюбие их были одобрены крестьянскими обществами, а посады и магистраты выразили желание принять их в городское звание». — См.: История уделов... Т. II. С. 474.
2921 июня 1799 г. Павел I своим указом из департамента уделов запретил собирать с выходящих крестьян какие-либо суммы «сверх платимых ими за выпуск на свободу», а смету расходования 1/8 части выкупа обязательно утверждать в департаменте уделов. — РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 772. Лл. 61-62,131, 140-141, 189.
30ПСЗ-I. Т. XXV. № 18714.
31РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 772. Лл. 104-106,122,187 об.; История уделов...Т. 2. С. 475, 476.
32РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 772. Л. 145; ПСЗ-I. Т. XXVI. № 19576.
33По предложению министра уделов указ от 18 июля 1797 г. освободил крестьян, переходящих в «купеческое звание» представлять приемный приговор от городского общества, «ибо тем может без труда стесняться дарованная от государя о перехождении свобода». — РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 772. Л. 73.
34Это подтверждает и текст «Руководство для познания прав и обязанностей удельных крестьян» 1811 г. - РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 737. Лл. 8 об - 9.
35Выкупная плата с рев. души за переход в купечество и мещанство с 1798 г. составляла: 360 руб. асс. (около 130 руб. сер.), в 1811 г. — 500 руб. асс., 1812 г. — 1000 и 700 руб. асс. соответственно, а в 1826 г. — 5000 и 2000 руб. асс. соответственно. - РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 737. Л. 8 об; Горланов Л. Р. Указ. соч. С. 142; Котов П. П. Указ. соч. С. 10; Мякотин В. Указ. соч. С. 45-46; История уделов... Т. 2. С. 477.
36Указ от 28 сентября 1800 г. запретил освобождать от уплаты податей по крестьянству несовершеннолетних детей, поскольку они приобретали новые «права состояния» не по рождению, «а по собственному отцов их желанию». — ПСЗ-I. Т. XXVI. № 19579.
37Супруга выходящего крестьянина выкупом не облагалась. — Мякотин В. Указ. соч. С. 47.
38Министр финансов Е. Ф. Канкрин, обосновывая это предложение, отмечал, что выгода от этого казне небольшая (не более 50 тыс. руб. в год), между тем для казначейства сбор «двойных податей» был очень хлопотным занятием. Положение Комитета министров от 3 июля 1824 г. об отмене «двойных податей» до новой ревизии для государственных крестьян, переходящих в городское сословие, сначала было применено и к удельным крестьянам. Но в 1826 г. порядок перехода удельных крестьян в городское сословие рассматривался законодателем как аналогичный «порядку, установленному для отпущенных на волю помещичьих крестьян», на которых положение Комитета министров от 3 июля 1824 г. не распространялось. К удельным крестьянам были применены нормы указов от 10 апреля 1775 г. и 23 мая 1823 г. об уплате податей за помещичьих крестьян и дворовых, отпускаемых помещиком на волю. Это нашло подтверждение в сенатском указе от 28 февраля 1826 г. - РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 781. Лл. 1-2 об., 17-17 об., 50.
39Например, в 1824-1825 гг. было отказано в просьбе о переходе в горожане крестьянам четырех приказов Новгородской и Псковской губерний в наказание за большую задолженность по уплате государственных и удельных податей, накопившуюся в их селениях. — См.: Мякотин В. Указ. соч. — С. 45-46; История уделов... Т. 2. — С. 478.
40Цит. по: Мякотин В. Указ. соч. — С. 46.
41Горланов Л. Р. Указ. соч. - С. 142; Котов П. П. Указ. соч. - С. 11.
42Размер выкупа вместо 1500 руб. сер. для переходящих в купечество и 600 руб. сер. — в мещанство составил 40 руб. сер. и 15 руб. сер. соответственно (те же суммы уплачивали государственными крестьянами при переходе в городские сословия); с переходящих вместе с хозяином членов семьи мужского пола (учтенных как «ревизские души») взималась половина этой суммы, — РГИА. Ф.ЭИ.Оп. 1.Д. 11. Л. 12.
43ПСЗ-П. Т. XXXIII. № 33326, 33328.
44ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 170, 207.
45ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 192.
46Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 55, 66.
47Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 30.
48РГИА. Ф. 515. Д. 528. Л. 9- 9 об; Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 52; История уделов... Т. 2. С. 484.
49География таких переселений была сравнительно узкой: в основном, крестьяне перемещались из губерний Центрально-черноземного района в восточные (Оренбургскую, Саратовскую) и отчасти южные (Астраханскую, Екатеринославскую, Таврическую) губернии. — См.: Горланов Л. Р. Удельные крестьяне России. — Смоленск, 1986. — С. 89.
50История уделов... Т. 2. С. 484.
51Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 68; История уделов... Т. 2. С. 485.
52Горланов Л. Р. Личные и имущественные права удельных крестьян // Социально-политическое и правовое положение крестьянства... — С. 144.
53ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 175, 193; Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 20.
54Молов Л. В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории, 1992, № 4-5, С. 40. Цит по: Коржихина Т. П., Сении А. С. История становления российской государственности. - М., 1995. - С. 17.
55ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 193.
56Горланов Л. Р. Указ. соч. С. 145; История уделов... Т. 2. С. 488.
57Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 20, 23, 24, 25, 26. Во второй четверти XIX в. устанавливается минимальная норма взрослых (от 18 до 60 лет) работников м. п. для каждой отделяющейся семьи — 3 человека. Отступление от нее допускалось, «если сие нужно для вступления холостого или вдовца в брак со вдовою, имеющей свой дом без работника, или с одним работником при малолетних детях, или для вступления через женитьбу в дом к такому хозяину, у которого нет детей мужеского пола». — Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 21, 22.
58ПСЗ-I. Т. XXIV. № 17906. Ст. 193; Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 23.
59История уделов...Т. 2. С. 488, прим. И. Наиболее распространенными, причинами, вызывавшими разделы, по мнению удельных чиновников, являлись: внутрисемейные размолвки, «развратное поведение некоторых в семействе или желание избежать рекрутства». Однако высказывались и более объективные причины, например, «желание каждого пользоваться независимо от другого своею обязанностью трудиться и приобретать для своего семейства», или спор из-за наследства между сыновьями после смерти отца. — См.: Мякотин В. Указ. соч. С. 59.
60История уделов... Т. 2. С. 489.
61Там же. С. 490, примеч. 12.
62Там же. Примеч. 13.
63По подсчетам П. П. Котова, на Европейском Севере соотношение числа вновь образованных хозяйств к количеству регистрировавшихся удельными крестьянами браков составляло 1; 10 и более. «Людность» крестьянских дворов возрастала. Так, если в удельной деревне Архангельской и Вологодской губерний в 1798 г. приходилось в среднем на 1 двор 7 и 6,4 душ обоего пола соответственно, то к середине XIX в. уже — 8,2 и 8,4 при разбросе от 1 души до 10 и более душ на двор. — Котов П. П. Указ соч. — С. 11-12.
64Мякотин В. Указ. соч. — С. 60-61; Котов П. П. Указ соч. — С. 11.
65Миронов Б. Н. Указ. соч. - Т. 1. - С. 231.
661О тенденциях развития крестьянской семьи см.: Миронов Б. Н. Указ. соч. — Т. 1. - С. 219-232.
67Свод удельн. пост. Ч. III. Ст. 19.
68РГИА. Ф. 515. Оп. 7. Д. 737. Л. 9; Д. 781. Л. 2-2 об.

<< Назад   Вперёд>>